С Роммелем в пустыне. Африканский танковый корпус в дни побед и поражений 1941-1942 годов - Шмидт Хайнц Вернер

– Когда это обычно делается?

– Не раньше полуночи. Позиции расположены так, что австралийцы могут наблюдать любое движение днем и лунной ночью.

– Это означает, что днем все солдаты должны оставаться в своем укрытии почти без движения?

– Да, господин генерал. Но самое невыносимое в их жизни – это сонмища злющих мух. Они тысячами садятся на пищу, что, вероятно, и является причиной дизентерии и других болезней среди солдат.

– А разве это не из-за качества пищи? – спросил Паулюс. – А что обычно едят другие войска?

Он затронул тему, самую популярную в беседах и больную для солдат.

Я не стал скрывать, что пищей мы все недовольны, поскольку надеялся, что этот влиятельный генерал сможет облегчить нашу участь и сумеет это сделать.

– Фрукты и овощи недоступны солдату. Особенно они тоскуют по картофелю. Обычный рацион состоит из сардин в масле, большой банки консервированной колбасы и так называемого «alter Mann».

Генерал вопросительно посмотрел на меня:

– Alter Mann – старик?

Я вспомнил, что Паулюс находится на африканской земле всего лишь два дня, иначе он, как и Роммель, знал бы, что маленькие итальянские банки с консервами жесткой говядины обозначаются «А.М». Позже мне объяснили, что эти буквы означают Асинус Муссолини, но я об этом ничего не слышал. Я объяснил, что солдаты прозвали эти консервы «alter Mann» – «старик».

Паулюс рассмеялся, а потом замолчал. Но когда мы подъезжали к штаб-квартире, он сказал:

– Солдаты воюют под Тобруком в нечеловеческих и невыносимых условиях. Я буду рекомендовать Берлину отвести наши войска на хорошо укрепленные позиции в Газале, поближе к источникам снабжения. Войска будут жить в лучших условиях, а мы будем знать, что у нас большие резервы… Я увидел, что солдаты и офицеры служат здесь без отпусков. Но мы не можем сменить их и дать им отдохнуть – это не в наших силах. Но мы должны найти способ исправить это положение.

Я понимал, что идея Паулюса иметь надежную линию обороны в Газале была весьма привлекательной. Но я прекрасно знал, что воинственный Роммель никогда не согласится играть такую жалкую роль в пустыне. Так и вышло – никаких серьезных изменений после инспекции Паулюса не произошло. Мы не отошли в Газалу и питались по-прежнему «стариком».

Глава 10

«Боевой топор» на границе

После нашего визита в Соллум Роммель потерял интерес к Тобруку и больше внимания стал уделять границе.

– Тобрук оказался крепким орешком, и его взятие потребует тщательной подготовки – сказал он.

А он хорошо понимал, что Уэйвел не даст ему спокойно готовиться к штурму. Поэтому Роммель решил укрепить все позиции не только по периметру крепости, но также и на границе. С началом мая жара в пустыне значительно усилилась. По войскам прошел слух, что операция будет отложена до окончания жарких летних месяцев. Так, по крайней мере, хотелось верить солдатам.

Солдаты, воевавшие в танковых войсках, решили, что для них война в пустыне закончилась. Но они не знали, что Уэйвел был настроен решительно.

Британская воздушная разведка обнаружила расположение нашей передовой штаб-квартиры. Мы перенесли ее из района Белого дома на север, на побережье к западу от Тобрука. Я был благодарен воздушной разведке Королевских ВВС, поскольку условия здесь, по сравнению с мрачным районом Белого дома, были просто идеальными. А как приятно было вернуться к морю после наших поездок по пыльной пустыне!

Я часто ездил с Роммелем на границу. Мы строили оборонительную линию от побережья в глубь пустыни. Она шла от горы, на которой располагался перевал Халфая, вглубь к Сиди-Омару. На ней поспешно устанавливали 88-миллиметровые немецкие орудия и итальянскую артиллерию. Танковая разведгруппа стояла теперь между фортом Капуццо и Сиди-Омаром в качестве подвижного резерва.

Когда бы мы ни возвращались с границы, я тут же бежал купаться. Впервые, с тех пор как я познакомился с Роммелем, он позволил себе расслабиться. Он жил в небольшом грузовике, а Берндт и я – в палатке рядом с ним. Нашими соседями были военные корреспонденты фон Эзебек, Эртл и Борхерт. Мы часто приглашали их ужинать, особенно когда я готовил рис с концентрированным молоком. Эзебеку нравилось, чтобы рис был довольно сухим, и я как хозяин всегда делал то, что могло ублажить наших гостей. Среди нас не было дам, поэтому днем мы купались в костюме Адама, а купальные трусы и рубашка считались уже вечерним туалетом.

– Вставайте, Шмидт! – крикнул мне рано утром Берндт через откинутый полог палатки. – Вставайте быстрее – недалеко от берега большой корабль, его атакуют «мессершмиты».

– О, – сказал я, думая, что меня дурачат. – Мы снова топим «Арк Ройал»?

– Да нет, правда, Шмидт, выгляни наружу. Этот корабль, возможно, прорывается к Тобруку. Ну, вставай же!

Я собирался было посоветовать Берндту придумать что-нибудь получше, если уж ему так не терпится вытащить меня из-под одеяла, но тут услышал отдаленную пулеметную стрельбу.

– Слышишь! «Мессершмиты» накачивают свинцом этот корабль, но, если не веришь, оставайся где есть. – И массивная голова Берндта исчезла из проема.

Я натянул купальные трусы и в несколько прыжков преодолел песчаную дюну, закрывавшую вид на Средиземное море. И вправду, корабль был – конечно, не такой большой, как описывал Берндт, но, по крайней мере, трехмачтовый и с мотором. Три немецких истребителя пикировали на него, поливая огнем во всю свою мощь. Легкие зенитные пулеметы корабля храбро отбивались от атакующих самолетов. Корабль находился в нескольких милях от берега, но бой был виден очень хорошо.

На пляже быстро собралась толпа. Здесь же был Роммель и несколько штабных офицеров. Военные корреспонденты фон Эзебек и Эртл тоже прибежали на пляж. Эртл тащил свою неизменную кинокамеру.

У истребителей не было бомб. Вряд ли они могли помешать кораблю подойти к берегу. Но случилось неожиданное. Через несколько секунд корабль охватило пламя. Сначала палубу, а затем корму. Мы наблюдали, как моряки забирались в спасательные шлюпки. Через несколько минут они уже что было мочи гребли от корабля. Не успели они отойти от него и двух сотен ярдов, как он взорвался. За ярким столбом огня во все стороны полетели горизонтальные снопы пламени. Только потом звук самого взрыва дошел до нас. Высоко в небо, словно гриб, поднялся столб дыма. Я видел, как рядом со мной Эртл, приникнув глазом к видоискателю, вел камеру вверх вслед за поднимающейся колонной дыма. Несколько балок со всплеском упали в море. Когда через несколько минут густой дым рассеялся, от корабля не осталось и следа.

Из дыма вынырнула спасательная шлюпка. Гребцы налегали на весла, двигаясь к берегу. Они несколько раз пытались повернуть в сторону Тобрука, но истребители не дали им сделать это. Они пролетали буквально над головами гребцов, заставляя их отворачивать. В течение почти двух часов лодки то приближались к берегу, то удалялись от него, пока, наконец, не пристали к нему довольно близко от наших палаток, как раз в том месте, где позднее была захвачена британская диверсионная группа.

Экипаж валился с ног от усталости. Двое тяжелораненых скончались вскоре после высадки на берег. В основном это были греки, моряки торгового флота, за исключением расчета зенитной установки, располагавшейся на борту обреченного судна. Это было маленькое греческое грузовое судно, шедшее из Александрии с грузом боеприпасов для Тобрука. Ночью капитан не смог найти вход в гавань. На рассвете он понял, что оказался на несколько миль восточнее его. Тогда и появились истребители. Одна из пуль, влетев в открытую дверь, попала в зажженный в каюте примус, на котором готовили утренний чай. В считаные секунды каюта была охвачена огнем. Пламя распространилось дальше, вскоре загорелся бак с бензином. Экипажу оставалось только одно – покинуть корабль.