В походах и боях - Батов Павел Иванович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Примерно так, с разными вариантами, говорил он то одному, то другому. Но главное было даже не в словах, а в том, что рядом с прижавшимся к земле, дрожащим от страха человеком стоял другой - спокойный, неторопливый, стоял во весь рост. И тот, у кого оставалась в душе хоть крупица самолюбия и чувство стыда, не мог не подняться и не встать рядом с Николаевым. Примерно такое же чувство испытывал и я. Глядя на него, я тоже поднялся и тоже пошел, и у меня была злость на тех, кто еще лежит, и я так же, как другие поднявшиеся бойцы, орал на тех, кто еще лежал, чтобы они вставали и шли. И они вставали и шли и орали на других. И так понемногу двигалась вся цепь необстрелянных людей, на ходу становившихся обстрелянными.
Впереди на косе было что-то вроде гребешка (нанесенный ветром песок). Коса немного сужалась и шла от этого гребешка к морю вправо и влево с заметным уклоном. Мы с Николаевым пошли по правой стороне. Окопы, до которых нам надо было добраться, были теперь уже метрах в двухстах или в ста пятидесяти. Вдруг минометный огонь прекратился и треснули первые пулеметные очереди. Пули просвистели и прошуршали где-то близко на земле - звук, знакомый еще по Халхин-Голу. Услышав этот свист и шуршание, я распластался на земле. Николаев тоже на секунду скорее присел, чем прилег. Я видел и запомнил его позу. Он словно прислушивался к чему-то, а потом поднялся и быстро побежал вперед, к окопам. За ним побежали и мы.
Просвистело еще несколько пулеметных очередей. В эти секунды мне казалось, что немцы стреляют из окопов прямо в нас, но когда мы добежали, то оказалось, что те окопы, к которым мы добежали, были пусты. По нас стреляли откуда-то слева, из-за гребня песка, и спереди и сверху - из Геническа, до которого теперь было метров четыреста или пятьсот.
- Нет тут никого, - сказал Николаев, когда мы спрыгнули в окоп, и, сняв фуражку, вытер потный лоб платком. - Посидим, подождем, как там слева.
Большая часть окопов находилась налево за гребешком, а мы попали в крайний правый окоп. Слева еще стреляли, потом сразу все стихло. Из города тоже больше не били ни минометы, ни пулеметы.
К нам через песчаный гребешок, пригибаясь, подбежал и спрыгнул в окоп командир роты. Он сказал, что все окопы заняты и кто там располагался тремя часами ранее, никого теперь нет - так он выразился о немцах.
- А наши убитые с ночи там лежат? - спросил Николаев.
- Лежат как будто, - сказал командир роты. - Сейчас разберемся. Что прикажете делать?
- Закрепиться, - сказал Николаев. - Поправьте окопы. Закрепитесь и сидите. Будете здесь сидеть, а другая рота подойдет, сзади вас будет. А пока сидите, какой бы ни был огонь. Сидите и все!
...22 сентября мы с Николаевым поехали на Сиваши.
Сиваш обороняла хорошая дивизия, в основном кадровая, которой командовали полковник А. Н. Первушин, комиссар дивизии полковой комиссар И. И. Баранов, начальник штаба полковник И. А. Севастьянов. Первушин мне очень нравился своим мужеством, смелостью и способностью быстро разбираться в сложной обстановке..."
Событиями, о которых рассказал К. М. Симонов, и закончились боевые действия в районе Чонгарского полуострова. Никаких попыток противник здесь более не предпринимал. Командование армии спешно укрепляло 276-ю дивизию. В частности, парторганизация Крыма послала в нее несколько сот коммунистов с целью повысить стойкость в обороне. Но воевать дивизии осенью 1941 года уже не довелось, поскольку дальнейшие бои развернулись на левом крыле.
Наши части на Перекопе с 12 сентября фактически уже втянулись в бои и вели их беспрерывно вплоть до 24 сентября, когда Манштейн двинул на перешеек свои главные силы. В течение этих двенадцати дней в Армянске, на Перекопском валу и в "Червоном чабане" все гремело, гудело и содрогалось под бомбежками и артиллерийским огнем противника. 12 сентября был первый массированный удар авиации по Перекопу, и о этого времени активность 4-го немецкого воздушного флота ежедневно повышалась. Хотели выковырять и выдолбить все, что тут окопалось и ждало встречи с врагом. Но, как уже было мною сказано, не на тех напали - дивизия была кадровой, офицеры знали, что нужно делать, люди были укрыты и дух их высок. Мне Ф. И. Винокуров с нескрываемой гордостью говорил, что именно в эти дни "триста человек приняли в партию!.." Он лично в окопах вручал молодым коммунистам партийные билеты и в опорном пункте "Червоний чабан" вручал - немцы отбомбятся. улетят, и секретарь парткомиссии собирает товарищей под кусточками в своей неизменной островерхой буденовке, делавшей его похожим на комиссара гражданской войны. Этот тридцатилетний выходец из крестьян не был профессиональным военным, только становился им. В свое время он отслужил действительную рядовым зенитчиком (пришлось на Ишуни вспомнить этот опыт!) и работал по воле народа председателем райисполкома на Орловщине, пока в 1939 году не пошел в счет трех тысяч по партмобилизации на политическую работу в армию. Наверно, была у него особая военная жилка, потому что после трудных крымских боев, включая всю десантную операцию 1942 года, Винокуров отпросился на строевую службу и кончил войну на Одере командиром прославленного стрелкового полка. Ну, этот путь у него лежал, еще не видимый, впереди. А в те дни, о коих речь, батальонный комиссар вместе с Владимиром Михайловичем Гребенкиным помогал бойцам настраивать душу на бой, сам обкатываясь и обтесываясь под первыми ударами войны. 23 сентября он вручил партийные документы в "Червоном чабане" красноармейцам Максименко и Шапиро тем пулеметчикам, которые, как уже известно, подпустили вражескую роту на сто метров и только тогда ударили огнем.
- Я принимаю партбилет как незаслуженную награду, - сказал при этом Шапиро, - но я, товарищ батальонный комиссар, обещаю, что в Берлин дойду заслуженно большевиком.
Тут есть над чем подумать. Крым обложен. Враг имеет успехи. Над "Чабаном" днями висят безнаказанно фашистские самолеты. А паренек, только вышедший из боевого крещения, прижимает к груди партбилет и мечтает о том, чтобы донести до Берлина знамя Родины и партии.
Над Перекопским валом немецкие самолеты появлялись с утра и не оставляли нас в покое до вечера. Небольшими группами они заходили от Сиваша и, следуя один за другим, клали и клали бомбы по гребню. В морской дали скрывается одна группа, а от Сиваша появляется другая. Не оставалось, кажется, непораженным ни метра. Плотность при массированной бомбежке была такая, что однажды произошло прямое попадание в корабельную башню, поставленную на валу в качестве НП начальника дивизионной артиллерии. К счастью, полковник Георгий Васильевич Полуэктов был в это время в блиндаже связистов, потому и остался жив.
За эти десять дней бомбежек и частных боев (гарнизон "Червоного чабана" отбил не менее шести атак силою до батальона пехоты при сильной поддержке орудийным и минометным огнем) немцы невольно помогли сто пятьдесят шестой. Как писал Константин Симонов в своем дневнике, люди из необстрелянных стали обстрелянными. Как-то после особенно сильного налета, длившегося несколько часов, я поехал на Перекопский вал взглянуть, как дышит дивизия. Самолеты только скрылись, и не везде унялась пыль. Гребень вала уже кишел людьми, они сновали и у его основания - кто тащил снаряды, кто ящики с патронами и гранатами. "Мы график его изучили, товарищ генерал, - говорил красноармеец, он долбит два-три часа, а потом у него перерыв на пятнадцать минут или же даже на полчаса. Тут уж спеши пополнить запасы".
17 сентября на левом крыле разыгралось довольно серьезное дело. Едва забрезжил рассвет, полсотни самолетов обработали "Чабана", затем сильный огонь артиллерии, минометов и пулеметов - и наш опорный пункт был атакован батальоном вражеской пехоты. Одновременно до батальона немцев двинулось из совхоза "Кременчуг" вдоль берега Перекопского залива на курган с отметкой 20,0. Капитан Е. К. Ивашина и поддерживавший его командир артиллерийского дивизиона В. П. Ачкасов отбили атаку. При этом гитлеровцы понесли большие потери. Мы с напряжением следили за этим боем с НП комдива, и, знаете, редко приходилось мне слышать такой дружный и интенсивный огонь из всех видов стрелкового оружия.
