На тревожных перекрестках - Записки чекиста - Ваупшасов Станислав Алексеевич (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
- Тяжелая кадка? - спросил Воронков.
- Конечно.
- Вдвоем с Ульяной смогли бы поднять?
- Во время уборки поднимали ее втроем. Но вдвоем тоже сумеем.
- Под бочкой самое подходящее место, Капа.
- Я так и поняла.
Следующие вопросы были такие: как пронести в столовую взрывчатку и как эвакуировать в лес исполнителей диверсии вместе с семьями? Гурьева сказала, что у Ульяны 6 сентября выходной день, подозрение на нее не падет. Свою семью - маму и двух сестренок Гурьева должна будет вывезти в партизанский лагерь и сама в нем останется. Оперативники пообещали прислать за ней машину.
Затем было решено, что тол привезет Михаил Иванов, маломагнитную мину с часовым механизмом принесет Дарья Николаевна. Тут же оперуполномоченные и Матузов проинструктировали девушек, как обращаться с взрывчаткой и часовым устройством, уточнили план действий, обговорив буквально все мелочи.
Операция началась в ночь на 6 сентября. Во двор столовой въехал на машине Иванов и подал условленный сигнал. Здесь, в центре города, оккупанты чувствовали себя в безопасности, никакой постоянной охраны поблизости не было. Услышав гудки, во двор вышли Капа Гурьева и Ульяна Козлова с ведрами в руках. Иванов достал из-под сиденья 15 килограммов тола. Девушки уложили его в ведра и накрыли половыми тряпками. В этот момент из темноты появилась Дарья Николаевна, на ходу передала Капе маломагнитную мину. Гурьева знала, что взрыватель сработает через двадцать часов, как раз во время фашистского банкета.
Капа и Ульяна вошли в столовую и поставили ведра с толом в кладовку, где хранились дрова. Потом вошли в обеденный зал, осмотрелись и прислушались. Вокруг не была ни души, только на кухне работали судомойки, оттуда доносился звон посуды. Девушки для верности погасили свет в зале, принесли ведра и приблизились к пальме. Это были самые жуткие минуты в их жизни. Стоило кому-нибудь ненароком заскочить сюда, включить свет - и подпольщицы были бы застигнуты с поличным, в такой ситуации не выкрутишься. Почти не ощущая себя и все окружающее как реальность, девушки подняли кадку с пальмой и опустили ее на пол. Капа достала из ведер тол и мину со взрывателем, аккуратно, как ее учили на конспиративной квартире, уложила весь заряд под бочку. Водрузили пальму на место, включили свет и посмотрели, все ли в порядке. Нет, ничего не заметно.
- Это им на сладкое,- сказала Капа.- Придешь седьмого, разузнай все как есть и доложи командиру группы.
- Мне-то хорошо,- прошептала Ульяна,- а тебе работать... А ты не ходи, Капочка, вдруг раньше взорвется.
- Надо, Ульяна. Чтоб никаких подозрений. Я уйду без четверти девять.
- Боже, за пятнадцать минут! Нет, лучше полдевятого, Капа!
- Так задумано. Пошли, Ульяна. Тихо.
Девушки нырнули в темноту и застучали каблучками по тротуару. На перекрестке они коротко простились и разошлись по домам.
Утром Капа, отправляясь на работу, сказала матери, чтобы та собрала вещи, одела потеплее девочек: вечером семья уходит в лес.
- Господи, да что случилось?
- Ничего не случилось, мама, но больше прислуживать фашистам я не могу. О нашем решении никому ни слова!
Она поцеловала мать, спящих сестренок, подумала: "Вдруг больше не увижу", но ничего больше не сказала, ушла.
С утра в столовой было как обычно. Приходили, завтракали, негромко и сдержанно говорили, все строгие, сосредоточенные. Дела на фронте у них шли день ото дня хуже, но они еще надеялись, что пересилят. После обеда столовую закрыли. Появились работники СД и стали проверять помещения. Один из них подошел к пальме, похлопал по кадке. Капа Гурьева, наблюдавшая за любознательным фашистом, почувствовала слабость в коленях и прислонилась к дверному косяку. К счастью, никто не обратил внимания на побледневшую официантку.
Проверявший фашист отошел от пальмы, осмотрел все углы обеденного зала, заглянул даже в печки. Он доложил старшему, что в зале полный порядок. То же самое сообщили из остальных помещений. Оставив у дверей двух часовых, сотрудники СД ушли.
Служащие столовой начали готовиться к банкету. Установили два длинных ряда столов, накрыли белыми скатертями, расставили тарелки, цветы, бокалы. Во дворе зафырчал грузовик, привезший много ящиков с винами разных марок, коньяком и шнапсом. На кухне заканчивали приготовление горячих блюд, холодные закуски уже давно ждали гостей.
К вечеру появились первые эсэсовцы в парадных мундирах, в нарукавных повязках со свастикой. Капитаны, майоры, полковники. Были они оживленны, беседовали не так глухо, как дневные посетители, но все же сдержанность сквозила во всем, как бы говоря окружающим, что те имеют дело не просто с германскими офицерами, а с представителями особо секретной и особо важной службы.
Для Капы сбор гостей тянулся невероятно долго, хотя она и не сидела сложа руки, а старательно выполняла свою утомительную работу. Сознание необычности предстоящего ужина настолько поглотило обслуживающий персонал, что никто не обратил внимания на то, что официантке Гурьевой сегодня немного не по себе. А ей стоило больших усилий провести этот рабочий день в ненавистной столовой, она держалась на предельном напряжении воли и меньше всего опасалась, что мина взорвется раньше назначенного срока. Она забыла о себе и не тревожилась за свою судьбу, потому что дело, порученное ей, было неизмеримо главней и смысл ее существования заключался теперь в том, насколько результативным будет ее сегодняшний личный удар по врагам.
Какое все-таки это счастье - иметь силу, чтобы преодолеть неуверенность, страх, физическую слабость и показать всем этим полнокровным, напыщенным, прожженным офицерам, любой из которых мог бы убить ее кулаком, кто настоящий хозяин в Минске - они или она. Предчувствие законного торжества над оравой откормленных фашистов помогло ей дотерпеть последние три четверти часа до условного гудка Миши Иванова.
Когда приехал генерал, гости расселись за столами. Холеный полковник поднял крохотную коньячную рюмку и стал произносить тост. Капитолина не понимала всех слов, но знала, что речь его так же самодовольна и лжива, как он сам. И еще она радостно и ясно сознавала, одна из всех находившихся здесь, что у него это последний приступ риторики и что многие из его коллег, сидящих справа и слева, тоже в последний раз слушают столь милые их сердцу лающе-картавые фразы. Больше у них ничего не будет, только дикий грохот и белая вспышка, которые продлятся долю секунды...
На улице раздался гудок автомобиля.
Капа, как была в крахмальной наколке и миниатюрном передничке, выскочила из столовой и впрыгнула в машину. Михаил дал газ, через несколько минут они были у Капи-ного дома и грузили маму, сестренок и вещи. Где-то в предместье их нагнала сильная звуковая волна, они оглянулись и увидели красно-желтый столб пламени над университетским городком. Но последний контрольный пункт машина уже миновала.
У кромки леса Иванов остановился. Из-за деревьев показались Гуринович и Воронков.
- Кубе там? - был их первый вопрос.
- Не пришел, товарищи,- виновато ответила Капа, как будто гауляйтер не явился на банкет по ее оплошности. Оперативники чертыхнулись.
- Ничего, не мы, так другие,- сказал Гуринович.- А ты, Капитолина, молодец. Это твоя мама? Мама! Ваша дочь - замечательный диверсант!
- Господи! - перепугалась мать.
- Да я в хорошем смысле, в советском. Только что она взорвала фашистское сборище. Завтра будем знать результат.
Взволнованная событиями дня, пожилая женщина так в точности и не поняла, о чем идет речь, и только горестно прошептала:
- Что это делается на белом свете! Уму непостижимо...
Назавтра в отряде стало известно, что в столовой СД было убито 16 и ранено 32 офицера гитлеровской службы безопасности.
Следующую аналогичную операцию осуществила по нашему заданию подпольная группа Константина Мурашко.
Рая Волчек славилась в Минске красотой. Была она очень молода, перед войной окончила среднюю школу. Эвакуироваться не успела и долгое время нигде не работала, замуж не выходила, жила у родителей. От большинства девушек и молодых женщин времен оккупации отличалась тем, что не скрывала своей привлекательности, не надевала рубище, не пачкала лицо сажей. Ходила по улицам гордо и смело, как в добрую мирную пору, носила лучшие платья и модную прическу.