В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста - Кегель Герхард (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Тем временем стемнело. Около полуночи поступил приказ выступать. Находясь в машине с радиостанцией, я был в курсе самых последних событий. Мне сказали, что путь наш лежал в направлении Лицманштадта – так нацисты называли польский город Лодзь. Но затем поступили сведения, из которых следовало, что советские головные танки уже обошли нас. Поэтому направление нашего отхода неоднократно менялось. Но каждый раз советские танки, казалось, были не позади нас, а где-то рядом или впереди.
Для меня создалась сложная ситуация. Я по-прежнему намеревался укрыться где-нибудь в подходящем месте и переждать, пока фронт переместится на запад, а затем сдаться в плен и дать на допросе показания – я понимал, что передовые части не имели никакого времени для того, чтобы заниматься с отдельными военнопленными. Здесь мы оказались в «котле», который был без боев оставлен в тылу. И хотя нас уже давно окружили, мы все еще продолжали двигаться на запад.
Утром следующего дня после начала советского наступления наша колонна вступила в лесной массив. Машина с радиостанцией, в которой я ехал, встала – кончилось горючее. Нам было велено разместиться на нескольких все еще бывших на ходу гусеничных бронетранспортерах, которые замыкали отступавшую колонну. Собственно, я хотел «планомерно» отстать. Но мне пришлось подчиниться приказу и взобраться на один из бронетранспортеров, в противном случае я рисковал быть расстрелянным на месте. Когда я взбирался на бронетранспортер, он медленно тронулся. При этом гусеница затянула мою левую ногу под крыло машины. Это были ужасные секунды. Бронетранспортер сразу остановился, и мне огромным напряжением сил удалось вытащить ногу, но казалось, что ступня оторвана. Я осторожно ощупал ногу и с облегчением увидел, что перелома не было. Сапог оказался разорванным на пятке. Местами была содрана кожа, растянуто сухожилие, но ступня, хотя и болела, осталась целой. На берцовой кости тоже была содрана кожа и зияла рана размером с крупную монету, на бедре имелась ссадина. Но в целом мне повезло.
Я перевязал ногу как только мог. Наступать на нее не решался – нога опухла. Я опасался, что мне не удастся снова натянуть сапог, который я снял, и подрезал голенище. К тому же было очень холодно, лежал глубокий снег. Санитара или медпункта поблизости не было. Но мне казалось, что я все же в состоянии передвигаться, припадая на больную ногу.
Случившееся со мной я попытался использовать в своих интересах, преувеличивая серьезность раны и трудности в ходьбе. Таким образом мне удалось избежать назначения в похоронную команду. Но угроза заражения крови была налицо.
ТРУДНЫЙ ОБРАТНЫЙ ПУТЬ В МОСКВУ И В БЕРЛИН
В ходе нашего дальнейшего отступления мое внимание привлекла подозрительная деятельность группы офицеров. Они согнали в одно место и построили всех солдат, способных еще передвигаться. Тот, кто не имел огнестрельного оружия, получил автомат или карабин. Были осмотрены и отобраны исправные танки, самоходные орудия и несколько грузовиков. Их баки были залиты остатками еще имевшегося горючего. Все это походило на подготовку к отчаянной попытке прорваться из стального кольца, которое все более сужалось вокруг нас.
Один из наиболее ретивых офицеров, какой-то капитан, хотел и меня загнать в эту группу солдат. Убедившись, однако, в том, что я ранен и едва передвигаюсь, он отстал от меня. Тем временем появилось несколько генералов, полковников и других старших офицеров. Они забрались в танки и самоходные орудия, на броне которых сидели вооруженные автоматами солдаты. К отъезду были готовы также бронетранспортеры с пехотинцами. Колонна двинулась в путь. Одному из подразделений было приказано задержать преследовавшие нас части Красной Армии. Остальные люди – раненые и больные – следовали за колонной в автобусах или грузовиках. Однако в баках большинства автомашин уже почти не имелось горючего.
Скоро мы остановились. Впереди шел бой. Скорее всего, путь отходившей колонне преградили советские танки. А вскоре откуда-то спереди был обстрелян и наш грузовик. Шофер свернул на какую-то лесную дорогу. Проехав несколько километров, наш грузовик остановился у дома лесника. «Всем сойти с машины, – раздалась команда. – Дальше не поедем. Кончился бензин».
Люди растерянно стояли у грузовика. Затем довольно большая группа солдат и офицеров направилась в дом. Они сказали, что хотят посоветоваться, как пробраться в расположение немецких частей. Другая группа исчезла в лесу. Я тоже, прихрамывая, пошел в лес, заросший густым кустарником, намереваясь переждать здесь окончания боя, а потом сдаться в плен первым бойцам Красной Армии, которых повстречаю.
Я понимал, что все будет очень непросто. Где я смогу найти такого красноармейца, который после жарких боев последних дней поверил бы человеку в форме гитлеровского вермахта, что он антифашист и разведчик Красной Армии, боровшийся за социализм и Советский Союз, рискуя жизнью? Я знал, что предстоящие два-три дня окажутся нелегкими, но все же не подозревал, какие трудности ожидали меня.
А пока я сидел в совершенно незнакомом мне лесу где-то между Радомом и Лодзью. Толщина снежного покрова достигала не менее 20 сантиметров. Я стал замерзать, нарастало чувство голода. Я уже сутки ничего не ел. Мой вещмешок, в котором вместе с пожитками был и неприкосновенный запас, остался в одной из сгоревших автомашин. При мне имелась лишь одна фляга.
Примостившись на стволе поваленного дерева, я размышлял, что же мне делать. Оставаться здесь слишком долго было нельзя. Стало совсем темно. Вдруг рядом неожиданно появился фельдфебель во главе группы из восьми солдат. А между тем до меня все громче доносились русская речь и шум моторов. Мы, очевидно, находились поблизости от дороги, по которой непрерывно шли машины. Возможно, это было шоссе, по которому быстро продвигались вперед части Красной Армии.
Фельдфебель предложил мне присоединиться к его группе. Поблагодарив за готовность помочь, я сказал, что у меня сильно повреждена нога и я фактически почти не могу передвигаться. Я, конечно, попытаюсь не отставать от группы, но если мне это не удастся, то пусть уж он не обращает на меня внимания – ведь конечно же будет лучше, если хоть девять бойцов доберутся до расположения немецких частей. Если бы я отклонил его предложение, то был бы на месте расстрелян.
Сверившись с картой, команда самоубийц двинулась в путь. Я заковылял вслед за ней, постепенно увеличивая расстояние между нами. Когда оно достигло примерно 100 метров, я ненадолго остановился. Наконец расстояние увеличилось настолько, что в сгущавшейся темноте никого не стало видно. Прошло еще несколько минут. Когда я убедился, что за мной никто не вернется, я направился туда, где слышались шум моторов и русская речь. Я выбрался на дорогу, которая вела к шоссе, и двинулся по ней.
Наконец я очутился на перекрестке. По шоссе в обоих направлениях шли машины. Стрельба утихла, и лишь редкие выстрелы и короткие автоматные очереди говорили о том, что в лесу все еще неспокойно.
Сдача в плен на дорожном перекрестке
На перекрестке стоял советский солдат с автоматом, видимо регулировщик. Подняв руки в знак своих мирных намерений, я подошел к нему и сказал по-русски, что я немецкий солдат и хочу добровольно сдаться в плен. Советский солдат, совсем молодой еще человек, сначала потребовал, чтобы я отошел от него на пять шагов. Он, кажется, мне не верил и опасался подпускать меня близко к себе. Потом он приказал мне бросить пистолет, который все еще болтался у меня на ремне. Я бросил в канаву портупею с кобурой, где был пистолет, и снова поднял руки вверх.
Регулировщик старался уговорить нескольких шоферов ехавших в тыл грузовиков довезти меня до сборного пункта военнопленных, который находится, как он говорил, в одной из близлежащих деревень. Но поначалу все было напрасно, никто не хотел брать меня с собой. Наконец регулировщику удалось все же уговорить ездового конной упряжки, которую сопровождали несколько солдат на конях. Они согласились доставить меня до ближайшей деревни и сдать там в комендатуру.
