Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров - Казарин Юрий Викторович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
М. Н.: Когда Александр Невзоров, такой супермужик, по телевизору
выступал, у него спросили: «Как вы думаете, кто сильнее, мужчина или
женщина?» Он сказал: «Ну, конечно, женщина».
Ю. К.: Конечно, женщина.
М. Н.: Так вот, об этом я и говорю: ей практически делать в литера-
туре нечего. Мужчина сделает все.
Ю. К.: А вот Цветаева?
М. Н.: Ну, и Цветаева тоже женщина в литературе.
Ю. К.: Эта позиция, с одной стороны, облегчена, потому что ты –
женщина. С другой стороны, она гибельна. Потому что женщине прихо-
31
дится эту облегченность преодолевать, доказывать, что ты не облегчен-
ная. И, в конце концов, это женщину приводит к каким-то…
М. Н.: В позиции женщины есть одна вещь – она к смерти гораздо
ближе. К смерти, к природе, к началу и концу гораздо ближе. В сущности,
рождение ребенка – это смерть. Если мы вернемся во всякие эти мифо-
логические, античные, докультурные времена, когда уже осмыслили все
эти глубины, в которых мы сейчас копаемся, так оно и есть. И она к этому,
конечно, гораздо ближе. И вот, как тебе сказать, это жутко страшная пози-
ция, почему? Потому что послушаешь, встанет Бальзак, умный человек,
кокетствует, по-моему, как женщина.
Ю. К.: То есть глупость?
М. Н.: Нет. Он не был глуп. Он был француз. Я тебе так скажу, что
очень легко отработать себя на этом уровне. Очень легко, и все полу-
чится. С одной стороны. С другой стороны, очень трудно, учитывая, что
я ближе к началу и к концу, и к смерти, и ко всему.
Ю. К.: Однажды в разговоре, давно, лет 20–25 назад ты про Мари-
ну Анкудинову, помнишь, был такой поэт, сейчас есть, сказала: «Да, она
поэт, но она пишет маткой». Что это значит?
М. Н.: Это тоже самое, что я тебе сказала. Вот если согласиться, что
я к этому ко всему ближе, то ставить именно на этом деле и пережать
именно на этом. А пережимать на этом нельзя.
Ю. К.: А Вера Павлова просто играет на этом.
М. Н.: Это какое-то чудовищное нарушение законов природы. Здесь
нельзя играть, здесь нельзя кокетничать. Еще существует требование
к поэзии – искренность. Что это такое?! Я говорю, да вы что, товарищи,
с ума сошли? Искренней как раз быть нельзя. Есть вещи, которые нельзя
показывать. И я понимаю, что она находится, может быть, на месте, где
все вибрации и трепеты слышны лучше. Но работать в этом месте, на-
ходиться в нем труднее.
Теперь что сделала Анна Андреевна. Она всегда сохраняла досто-
инство и благородство. Находясь на этом сложном месте, сохраняла их
всегда. И, в сущности, очень мало мест, где можно сказать, что она играет,
ломается, кокетничает. В стихах она этого практически не делает. В сущ-
ности, то, что она сделала в стихах, – это потрясающая смелость: она
свою частную жизнь сделала темой большой литературы. Больше того,
она больше ни о чем и не писала. А дальше работает все то же самое, что
для мужчины, что для женщины: дальше какое время прет сквозь тебя,
вот если измерение времени – будуары и спальни, в чем ее обвиняют, то
это плохо. Но у нее-то ведь было не так. Сквозь нее все это поперло. Еще
когда началась Первая мировая война, когда поперли все эти фольклор-
32
ные нотки. Это вообще очень интересно, когда у русского поэта вот это
фольклорное, песенное прет из него. Это у нас просто какой-то генофонд.
Ю. К.: Да, да, да, самое начало ХХ века… « Горькую обновушку дру-
гу шила я…»15
М. Н.: Вот, я про это и говорю. Оно начинается тогда, когда судьба
человеческая – судьба народная. И я становлюсь частью этого народа,
частью этой языковой прорвы, которую я собой представляю. В этом от-
ношении это, бесспорно, персона номер один. Может быть, она действи-
тельно была права, когда так вот к себе относилась, тогда трудно было
не бояться. Меня совершенно потрясает и смущает, но я по-человечески
это понимаю, я по-человечески готова всех понять и простить, но как та-
кой красавец, такой роскошный мэн, как Луговской, безумно испугался,
когда началась война. Эти молоденькие мальчики, вот, Павел Коган, вот
они не испугались: « Не до ордена. / Была бы родина / с ежедневными
Бородино»16. Притом, что еще интересно, ты посмотри на него: это же
красавец мужчина. Ну что ты, Боже мой…
Ю. К.: И обделался.
М. Н.: Так вот, ничего такого с ней не случалось. И если ей, скажем,
такая поза была нужна для того, чтобы не сойти с этого места, так ска-
зать, все замолкает. Да, если так, то я замолкаю немедленно.
Ю. К.: А Марина?
М. Н.: Ну, если говорить об Анне Андреевне, то у нее есть действи-
тельно чистое, красивое. Очень не люблю, когда женщины пишут стихи,
потому что они все сводят к одному: ты меня любишь, я тебя нет, вот
стою и плачу. Я на всех семинарах говорю: девочки, спрячьте, вам потом
будет стыдно, страшно и так далее. Я тебе больше того скажу, что они
делают. Они делают то же, что Анна Андреевна Ахматова. Они из своей
частной практики…
Ю. К.: Делают событие.
М. Н.: Да. Но то, что у них за душой, художественным событием не
является. Ну не является. Это вне всякого сомнения. Что касается Цветае-
вой, надо сказать, что она человек очень сложный и трудный. Жизненную
практику Цветаевой мы не в праве обсуждать, то, что ей досталось, было
невероятно, было безумно тяжело и страшно. Что тут говорить. Правда,
мне тут недавно показали передачу по телевизору про то, что ее чуть ли
не убили. Это вряд ли. Ни для кого она никакой опасности не представ-
ляла. Нет, нет, конечно, нет. То, что она осталась и еще эти отношения
15 А. А. Ахматова. «Не бывать тебе в живых…».
16 М. В. Кульчицкий. «Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!..»
33
с мальчиком, и, заметь, мальчик ведь такой взрослый, такой красивый.
Если бы мальчик был другим, все сложилось бы иначе.
Ю. К.: «Один из нас будет унесен отсюда ногами вперед», – сказал
он ей незадолго до…
М. Н.: Это ужасно, ужасно. Притом мальчик-то ведь совсем уже не
ребенок. Это молодой, сильный, красивый…
Ю. К.: В то время мальчики уже не были в 16 лет мальчиками. Была
война.
М. Н.: Ну, может, некоторые и были.
Ю. К.: Эмиграция, переезды. Это же все очень взрослит.
М. Н.: А так, что говорить. Все равно они остаются, если взять всю
нашу поэзию, дамами, персонами номер один. Если говорить о женщи-
нах, тут все равно будут они. От этого никуда не деться.
Ю. К.: А Николай Алексеевич Заболоцкий? Как ты к нему отно-
сишься?
М. Н.: Мне кажется, что я уже не доживу до времени, когда его будут
читать снова.
Ю. К.: Я читаю его почти каждый день. Позднего Заболоцкого.
М. Н.: Явление жгуче интересное. Талантливый человек, умный че-
ловек и с жутким слухом человек, с сильным чутьем человек. Но полное
отсутствие такой душевной лирики – невероятно. Я просто даже в рус-
ской поэзии равного явления не знаю. То, что эти все литературные игры
были в те времена… Но на мой ум, он интереснее всех.
Ю. К.: Там был Введенский очень талантливый…
М. Н.: Да. Но только отдельное.
Ю. К.: Ну «Ода» у него очень хорошая. Есть и смешные стихи.
М. Н.: То, что у него жило в стихах, он видел ужасно зорким, та-
ким оптическим аппаратом, почти хищным. И несколько недобрым, что
опять же совершенно нетипично для наших… И вот если бы не полу-