Бурятские сказки - Автор неизвестен (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Возвратившись в дом, сел батор и голову повесил. Сидит пригорюнившись. Тут красавица-дочь Ашура-Шары говорит печальному Ута-Саган-батору:
— Смахни с ресниц своих слезы, не держи на душе тяжелый камень, скажи моему отцу: «Заблудший человек на чужбине не уживется, сохатиная лытка в котле не поместится. Поеду-ка я домой!» — и проси у него коня золотисто-соловой масти, да не забудь меня взять с собой.
На другой день говорит Ута-Саган-батор пятнадцатиго-ловому мангатхаю Ашура-Шаре:
— Поеду-ка я домой! Заблудший человек на чужбине не уживется, сохатиная лытка в котле не поместится. Дай мне коня золотисто-соловой масти, а не то возьму его силой.
Отдал Ашура-Шара коня. Дочь мангатхая тоже стала собираться в дорогу. Пятнадцатиголовый Ашура-Шара спрашивает у красавицы-дочери:
— Что с собою возьмешь? Половину ли золота и серебра, половину ли скота моего?
— Не нужно мне ни золота, ни серебра, ни табунов несметных, — отвечает дочь, — они только мешать будут в дальней дороге. А дай мне из своих сокровищ одну денежку, из табуна одного жеребенка, из стада одного теленка, из отары ягненка да козленка.
Отдал пятнадцатиголовый мангатхай Ашура-Шара все, что просила дочь. Через три дня после этого Ута-Саган-батор, снарядившись в путь-дорогу, отправился домой вместе с девицей-красавицей. Взяла она с собой из денег денежку, из табунов жеребенка, из стада теленка, из отары ягненка да козленка. Только тронулись отъезжающие в путь-дорогу, как за ягненком да козленком потянулись все отары, за теленком все стада, за жеребенком все табуны, а за денежкой все золото и серебро пятнадцатиголового мангатхая Ашура-Шары. Остался у него один-единственный красно-белый пороз. Вскочил он на пороза и кинулся вдогонку за Ута-Саган-батором и своей дочерью. Догнав их на полпути, вымолил мангатхай себе столько золота и серебра, столько скота, сколько бы хватило ему на пропитание до самой смерти. Получив положенное, отправился Ашура-Шара восвояси, а Ута-Саган-батор с девицей-красавицей погнали свой скот дальше, выбирая такие горные пади, в которых бы не тесно было несметным табунам, стадам да отарам; выбирая такие реки, в которых хватило бы воды лошадям, коровам, баранам да козам.
Вот подъехали к высокой горе, у которой пасся на воле белый конь Ута-Саган-батора. Вконец ослепнув, ходил он вдоль подножия горы; там головой упрется в утес, там о скалу споткнется, а дороги на родину найти не может.
Говорит Ута-Саган-батор девице-красавице:
— Это мой ослепший белый конь бродит без пути, без дороги.
Девица-красавица вынула из тороков стерлядь и говорит батору:
— Выпотроши эту стерлядь, вынь из нее икру, вымажь той икрой глаза и ноги быстроногого некогда коня.
Сделал Ута-Саган-батор так, как сказала девица-красавица, и прозрел конь, и окрепли его быстрые ноги, и стал он краше прежнего. Обрадовался Ута-Саган-батор, золотисто-солового коня в табуны отпустил, а потом переправился со всем скотом через горы и говорит девице-красавице:
— Я поеду налегке впереди, а ты с табунами, стадами да отарами следуй за мной по тем меткам, которые я буду оставлять на своем пути. На ночлег останавливайтесь там, где будет очерчен круг на земле.
Дав такое распоряжение, Ута-Саган-батор ускакал вперед.
А надо сказать, что в то время, когда Ута-Саган-батор отправился воевать с пятнадцатиголовый мангатхаем Ашура-Шарой, завистливый дядя Хара-Сотон приехал к баторовой жене Урма-гохон-хатан и побоями и угрозами заставил ее выйти за себя замуж, солгав бедной женщине о смерти Ута-Саган-батора от руки пятнадцатиголового мангатхая Ашура-Шары. Женившись на Урма-гохон-хатан, завистливый дядя Хара-Сотон въехал во дворец своего племянника Ута-Саган-батора и сел на его царский престол. Каждый день он катался в черной железной коляске, в которую запрягались четыре карих иноходца. Катался он по черному железному мосту и не знал ни печали, ни заботы.
Въехав под родное поднебесье, Ута-Саган-батор надел нищенские одежды, нахлобучил на голову дырявую шляпу, натянул на ноги волосяные чирки без подошв, встал у въезда на железный мост и протянул руку для подаяния. В это время появился завистливый дядя Хара-Сотон, катавшийся по мосту, и бросил нищему одну копейку; проезжая мимо во второй раз, бросил две копейки, а в третий раз — три копейки. И в тот же миг превратился нищий снова, у Ута-Саган-батора, подошел к черной железной коляске, ухватил завистливого дядю Хара-Сотона за седые волосы, выдернул из повозки, как худую траву, и встряхнул, как мешковину. Заверещал Хара-Сотон пойманным зайчонком, завизжал испуганным козленком. А Ута-Саган-батор говорит:
— Мои мученья продолжались дольше, мои страданья тебе и не снились!
После этого приколотил он завистливого дядю Хара-Сотона железными гвоздями к деревянному столбу на росстани трех дорог; поставил под ногами деревянную бочку, а на столбе написал, что каждый проезжий должен отрезать от тела завистливого дяди Хара-Сотона кусок мяса и кинуть в бочку. А кто не исполнит этого — несчастлив будет в недолгой своей жизни. Пусть эта казнь послужит назиданием и другому моему дяде — добропорядочному Сарагал-нойону.
Расправившись с завистливым дядей, Ута-Саган-батор возвратился к своему дворцу и взошел на крыльцо. Урма-гохон-хатар, увидев своего мужа живым и невредимым, обрадовалась, обняла его и спросила:
— Где же ты так долго был, где пропадал? Уже и черный слух прошел о твоей гибели.
Рассказал ей Ута-Саган-батор о всех своих похождениях, о всех своих злоключениях. И пока он рассказывал, Урма-гохон-хатан так плавно ходила взад и вперед, словно трава прорастала; так плавно ступала, словно легкий ветерок земли касался. Так расхаживая, поставила она перед мужем золотой стол, убрала самыми вкусными яствами; поставила серебряный стол, убрала самыми сытными яствами. Ута-Саган-батор ел как волк, глотал, как птица, запивая домашнюю пищу крепким вином.
Наелся батор досыта, вышел во двор и отпустил быстроногого белого коня на вольные пастбища, на северную сторону Алтая да на южную сторону Хэхэя.
Через семь дней добралась до владений Ута-Саган-батора красавица-дочь пятнадцатиголового мангатхая Ашура-Шары со всеми табунами, стадами да отарами. Женился батор на девице-красавице, и стала она его младшей женой.
Тогда призвал Ута-Саган-батор все свои волшебные силы и построил с их помощью белосеребряный дворец, в котором и зажил счастливо с двумя прекрасными женами.
Но однажды занемогла старшая жена, легла она на широкую постель, уронила голову на высокие подушки и говорит своему мужу:
— Во время твоей поездки к пятнадцатиголовому мангатхаю Ашура-Шаре у меня родился сын. Побоялась я, что завистливый Хара-Сотон убьет его, вырыла под очагом яму глубиною в восемьдесят саженей и спрятала на ее дне нашего мальчика. Никому об этом не говори и не вырывай сына до сорока лет. Если ему суждено стать человеком, он сам выйдет.
Сказала так Урма-гохон-хатан и умерла. Обняв голову своей жены, зарыдал Ута-Саган-батор, от этого рыдания загудело поднебесье и затряслась земля.
— Со слепого детства шедшая рядом по жизни подруга моя умерла! Как жить дальше?! — запричитал безутешный батор.
Плача и рыдая, просидел он девять дней, а на десятый встал и говорит:
— Если умершего жалеть без меры, то сказывают: и нынче худо, и завтра грех подстережет.
Встал Ута-Саган-батор, перевернул на спину свою умершую жену, переднюю сторону тела высеребрил; сделав гроб золотой, положил в него покойницу; сверх золотого гроба сделал серебряный, а сверх серебряного — деревянный. Потом поймал в табуне большую белую кобылицу, отвез гроб к подножью горы Ангай-Улан, [1] принес кобылицу в жертву своим небесным богам и обратился к высокой горе с молитвой:
— Гора моя, Ангай-Улан! Откройся! Хочу положить кости жены своей, чтобы в летнюю жару им не париться, в зимние холода не зябнуть.
При этих словах открылась гора Ангай-Улан, и положил Ута-Саган-батор внутрь горы тело своей жены. А потом вернулся домой и стал жить с младшей своей женой. Жили они жили, и родился у них сын с десятью головами. Диву дался Ута-Саган-батор, не думал он и не гадал, что станет отцом десятиглавого мангатхая по имени Ангир-Шара. Стал подрастать ребенок не по дням, а по часам.
