Удивительные путешествия по реке времени - Бессонова Алёна (электронная книга .txt) 📗

Пушкин обратил свой взор на Рибаджо.

– Ну, юноша, покажите нам своё умение, представьте на обозрение картины Рафаэля. Можете, или отнекиваться собираетесь?

– Ну, уж! – усмехнулся Рибаджо. – Я Пьету Микеланджело на холм во Флоренции из Собора Святого Пётра принёс. Тяжелющую! Так что Рафаэлевских Мадонн мигом со всего мира соберу. Чур, руками не трогать!

Тот час перед гостями, сменяя друг друга, начали возникать картины Рафаэля.

– Боже мой, какое счастье, – тихонько прошептала бабушка Василисы. – Небесные лица! Смотри Васюшка, Алька, пять веков прошло, а они по-прежнему прекрасны!

– А вот и «Сикстинская Мадонна»! – воскликнула Василиса. – Бабушка, мама смотри! Смотри!

– Ай, молодец, барышня! – восхищённо воскликнул Пушкин. – До чего люблю образованных девиц. Они чудо, как привлекательны! А в таком молочном возрасте, как вы, принцесса, вдвойне привлекательны! Не просветите старика, где в вашем веке «Сикстинская Мадонна» выставлена, неужто не потревожена и на старом месте в главном алтаре 284церкви Святого Сикста 285в Пьяченце 286пребывает?

Васюшка смутилась, она не знала что ответить. Александр Сергеевич дальше смущать девчушку не стал, обратился к маме:

– Может быть маменька дочери поможет?

– С удовольствием! – ответила мама. – В 1754 году её выкупили для галереи в Дрездене, 287 где она находится и сегодня.

Рафаэль, до сей минуты молча сидевший в кожаном кресле, встрепенулся

– Я писал её на одном дыхании, без единого эскиза, 288 будто в божественном озарении, 289 её не тронули кисти моих учеников. Она одна из немногих написана на полотне, обычно я писал на дереве…

Сказал и опять притих, погружаясь в воспоминания.

– Задумывались ли вы, господа, – почти шёпотом, не отрывая взгляда от проходящей череды картин, произнёс Пушкин, – что сию минуту, мы сами того не желая, столь же незримо и неслышно пропускаем сквозь душу волшебные частицы добра, они засевают её прекрасными ростками. Я всегда знал, что в каждом из нас, живут два волка – добрый и злой. Как вы думаете, какой из них побеждает?

– В моей душе, – поспешил ответить попугай Кешка, – если и живут, то два попугая. Для волков там места не хватит, я маленький!

– Волк в душе, дорогой, – ласково сказала бабушка Василисы, – это добро и зло. Просто Александр Сергеевич, поэт, он добро и зло представляет в образе волков.

– Тогда чё думать? – всполошился попугай. – Тот, который раньше родился, тот и старший…

– Нет, нет, Ваше Высочество, смею с вами не согласиться, – Пушкин подошёл к попугаю и тихонько пальцем постучал Кешку по клювику, – побеждает тот, которого мы кормим…

– При чем здесь, сударь, Мадонны Рафаэля, – не унимался Кешка. – Разве мы кого-нибудь сейчас кормим? Кстати, яблочки мочёные я уже склевал, надо бы добавить…

– Непременно, непременно… – задумчиво произнёс Александр Сергеевич. – Картины Рафаэля кормят душу добром, покоем и тишиной, наполняют сердце щедростью.

В это время в комнату тихонько по стеночке вошли с подносами несколько девиц в белых передничках. Они принесли и принялись уставлять гостиный стол вазочками с конфетами, печеньями и пряниками. Среди пряников особо выделялись тульские. Тульская сдоба сразу наполнила комнату густым медовым духом. Рибаджо в это время поднял руку, описал в воздухе ладонью круг и картины исчезли.

– Похвально, похвально, голубчик, – восхитился Александр Сергеевич искусством волшебства Рибаджо. – Для вашего юного возраста, похвально. Хотя я думаю, ваша бабушка показала бы нам более полную галерею картин Рафаэля, не так ли Лючия?

Рибаджо не дал бабушке ответить.

– Смею заверить вас, сударь, – немного обиженно сказал Рибаджо, – что и у бабушки мало что, в этом случае вышло бы. Все картины собранные в музеях я вам показал. Остальные находятся в частных коллекциях, 290 а тревожить владельцев я не решился, не обессудьте.

Пушкин виновато улыбнулся, протянул Рибаджо руку для пожатия.

– Простите, не подумавши сказал. Обидеть вовсе не хотел! – Пушкин порывисто схватил из вазы тульский пряник и подал его Рибаджо. – Может быть, вот это подсластит вам горечь нечаянно причинённой обиды…

– А чай?! – растерянно спросил Рибаджо, принимая пряник.

В это время в гостиную вошёл мужичок, вероятнее всего, вышеупомянутый Стёпка, и внёс красный от жара самовар.

– Чай! Чай! – радостно закричал Пушкин. – Прошу к столу, чаёвничать будем!

Пушкин подошёл к Рафаэлю и, ухватив его за локоток, проводил на почётное место во главе стола.

– Ваше место, милейший мой друг, здесь! Садитесь так, чтобы мы вас видели. Сейчас интервьюировать 291начнём.

– Чё начнём?! – испугался Кешка. – Я не буду интурировать, это, наверняка, больно? А мне этот парень нравится!

– И нам нравиться! – весело зашумели гости. – Мы его немножечко пораспрашиваем и угомонимся.

Рафаэль слегка пригубил поставленный перед ним чай и, поправив рукой спадавшие на лоб волосы, решительно сказал:

– Я готов! Слушаю ваши вопросы. Думается мне, сначала их должны задавать дамы. Нет не так, младшая из дам. Прошу вас принцесса…

Раскрасневшаяся от счастья Васюшка, тут же выпалила приготовленный ею вопрос:

– Почему Мадонны, почему всю жизнь мадонны?

– Это лёгкий вопрос, принцесса, – улыбнулся Рафаэль. – Я восхищался миром, в котором жил! Однажды, путешествуя, я увидел в поле крестьянку, она кормила грудью младенца. Из всего прекрасного это было самым восхитительным. Поэтому всю жизнь я писал только матерей, пестующих своих детей. Разве с этим может, что-либо сравниться?! Моя матушка Маржия умерла очень рано, мне было чуть больше восьми лет. Она ушла на небо к Матери Бога. Рисуя мадонн, я помог им спуститься на землю, к людям. Я ответил на твой вопрос, принцесса?

Васюшка кивнула. Рафаэль повернулся к сгорающему от нетерпения Альке.

– Я был такой же непоседа, как вы, юноша. Мой отец Джованни рано заметил во мне тягу к рисованию и отдал меня в ученики замечательному мастеру маэстро 292Перуджино. 293 Я благодарен ему за это. Слушаю ваш вопрос.

– Вы любите море?

– Я родился в небольшом городке Урбино, он похож на маленькую розовую жемчужину в морской раковине. Так он хорош! Адриатическое море вынесло её на склон горы и прикрепило на горные отроги, 294 резкими уступами, 295 спускающимися в долину. Я видел море, и боялся его. Море страшно, когда гневается, а я был сиротой. Меня некому было защитить!

– Море не всегда безжалостно, чаще всего оно бывает прекрасным и тихим, а однажды море спасло вашу «Сикстинскую Мадонну», – едва слышно сказала мама.

– Как! – подпрыгнул на стуле Александр Сергеевич, – Кто посмел подвергать её опасности? Это неслыханно и противно…

– «Сикстинскую Мадонну» погрузили на корабль для перевозки в Палермо, 296 – продолжала мама. – Внезапная буря разбила корабль о скалы, погибли все. Только ящик с картиной, море целым и невредимым, выбросило на берег!..