Удивительные путешествия по реке времени - Бессонова Алёна (электронная книга .txt) 📗

– Бабушка обернись, она давно стоит за твоей спиной, – встрепенулся Рибаджо. – Только уговор, смотрим быстро, я позаимствовал её буквально на пять минут.

Бабушка Лючия обернулась, всплеснула руками и побежала вокруг скульптуры.

– Видели? Видели? – затараторила она. – Это тебе не хлебный мякиш! Это твердющий мрамор! А каждая жилочка, каждая веночка, каждая слезиночки и каждая косточка на месте. А какая скорбь? Аж сердце заболело! Матушка Богородица оплакивает своего распятого на кресте сына. И нет в ней смертной муки, 251 а такая неизбывная тоска, 252 что хочется тихо плакать, потому что она никуда не уйдёт, так и останется в тебе навечно…

Бабушка Лючия подбежала к бабушке Василисы, они обнялись и зарыдали в голос, все остальные тоже зашмыгали носами.

– Ничего лучше на свете не видели, – всхлипывали бабушки.

Микеланджело тоже обошёл вокруг скульптуры, погладил её руками, приложился лбом к холодному камню.

– Когда белую глыбу мрамора сгрузили с баржи 253на пристани Рипетта в Риме, 254 – Микеланджело прикрыл глаза, вспоминая, – она была белоснежной и сияла в лучах солнца, как замершее молоко, а ночью перед рассветом она стала прозрачной и розоватой, как будто в молоко упала капелька крови. В ней не было ни единой трещинки, ни единой ямки с воздухом. Из неё можно было изваять только эту скульптуру – Богородицу, оплакивающую своего сына.

После слов скульптора бабушки заплакали громче, к ним присоединилась мама, за спиной которой тихонько приплакивал Кешка.

– Милые бабуленьки, – всплеснул руками Рибаджо, – что же вы сырость разводите? У Микеланджело были и весёлые скульптуры.

– Весё-сё-лые? – встрепенулась бабушка Лючия. – Какие это весёлые, что-то не припомню…

– Кто из вас помнит легенду о Дионисе, боге виноделия?

– Я помню, – откликнулась мама.

– Говори, мамуль! – попросила Васюшка.

– Про гору Олимп, мне вам объяснять не надо, – вытирая слёзы платочком, сказала мама. – Мы с ней знакомились, когда статую Зевса смотрели, одно из семи чудес света. Помните?

– А то! – закряхтел за спиной мамы Кешка. – Дядька такой, злющий. Глазами молнии метал. Но Алька их всех всё равно обыграл. Хотя если бы не я, неизвестно как дело повернулось бы…

– Ты герой, герой, – поспешил остановить поток Кешкиных слов Рибаджо. – Вылезай, герой, нечего прятаться. Никто здесь тебя не обидит.

Кешка нехотя переместился маме на плечо и снисходительно похлопал её крылышком по голове:

– Продолжай, продолжай. Мне здесь удобно.

Мама почему-то не прогнала нахального попугая. Она улыбнулась и продолжила:

– Дионис был на Олимпе одним из младших богов. Он отвечал за плодородие земли, урожаи. В общем, был сельскохозяйственным богом. Больше всех других занятий Дионис любил делать из винограда вино. Весёлый был бог, озорной. Дружбу водил с сатирами. 255 Сатиры отличались задиристым характером. В некоторых древнегреческих сказках сатиры представлялись в облике маленьких мальчиков с маленькими рожками, лошадиными ушками, с копытами и лошадиным хвостиком. Они тоже были не против выпить чашку, другую сладкого виноградного вина. А знаете, как Дионис понял, что из винограда можно делать отличное вино?

– Ну, ну? – подбодрила маму бабушка Лючия. – И как же?

– На границе Греции и Болгарии высоко в горах стояло малюсенькое селеньице. В ней жил старый унылый, никому ненужный бездомный козел. Когда в селенье приходила осень, с козлом приключались удивительные перемены. Козел веселел, игриво мекал, бегал за прохожими и старался легонько поддеть их рогом за мягкое место. Покуролесив 256так некоторое время, козел снова становился унылым. Селян заинтересовали такие перемены, и они стали следить за животным. Вскоре выяснилось, что настроение козла изменялось к лучшему после того, как он, бродя по опустевшему винограднику, поедал оставшиеся от сбора урожая упавшие виноградные гроздья. Гроздья были перезревшими, и сок в них успевал забродить, 257 превращался в вино. Так козёл научил делать людей вино, а сам стал пьяницей.

– Пьяницей? – изумилась бабушка Лючия. – А при чем здесь Микеланджело?

– Бабушка, ну ты что, стареешь что ли?! – воскликнул Рибаджо. – Ты забыла, кто изваял одного из лучших Дионисов. Вот смотри и вспоминай…

После этих слов рядом с бабушкой Лючией возникла скульптура молодого Диониса с веселящимся сатиром.

– Ах ты, безобразник, – восхищённо воскликнула Лючи. – Он же у тебя пьяный, еле стоит на ногах, сейчас уронит чашу. Сам то вино пил?

– Когда мне было, Лючия, – виновато улыбнулся Микеланджело, – я всё время работал. Иногда даже поесть, толком не успевал…

– Что правда, то правда, мальчик, – бабушка Лючия горестно покачала головой. – Сама видела, как часто ты работал с рассвета до позднего вечера, а затем падал поперёк кровати, даже не поужинав и не сняв с себя одежду. Как ты засыпал на короткое время словно убитый, а потом вставал, и всё повторялось сначала. Как ты мёрз в своей холодной мастерской? Смотреть было больно!

– Скажите, Микеланджело титан? – вклинился в разговор Кешка.

– Титан из титанов, – утвердительно кивнула головой Лючия, – самый титанистый титан!

– Тогда чего мы его жалеем? Титаны крепчают вместе с морозом, – Кешка взлетел и присел на плечо Микеланджело. – У меня к тебе вопросик есть – где твой Давид? У всех предыдущих товарищей Давиды были: У Вероккио – Давид, у Донателло – Давид, с Леонардо да Винчи Давида лепили, а у тебя есть Давид?

Микеланджело улыбнулся и его светло-карие глаза поменяли цвет стали почти черными.

– У меня самый давидистый Давид, больше пяти метров высотой, – он гордо вскинул голову. – Мой Давид гигант, такого больше в мире нет! Я поставил его на площади Синьории, 258 и он стал символом 259Флоренции.

– Больше пяти метров! – удивился Алька. – Это же высотой с двухэтажный дом! Как же вы его рубили?

– Когда я взялся за дело, это была заброшенная глыба мрамора, и она представляла собой жалкое зрелище. С каждым годом глыба осыпалась от дождя и солнца. Ветер безжалостно выдувал из неё остаток силы и красоты. Леонардо да Винчи посоветовал отдать её мне. Я работал над ней днями и ночами. Когда одна рука уставала, я брал резец в другую руку и опять рубил. Рубил до изнеможения. Но мой Давид стоил того…

– Хи-хи-хи! – захихикал Кешка. – Какой же это Давид? Где голова Голеафа, у всех Давидов под ногами всегда была голова злодея.

– Этому Давиду, – вмешалась в разговор бабушка Лючия, извлекая из своей необъятной юбки небольшую копию статуи Давида, – не нужна никакая голова и так понятно, что он победит. Вглядитесь в его лицо. Разве это лицо труса? Это лицо победителя!

Мама тихонько подошла к бабушке Лючии и тронула её за локоток.

– Солнце садится, нам пора…

Лючия едва кивнула:

– Микелино, il mio carissimo ragazzo, 260 – обратилась она к Микеланджело, – посмотри, солнце садится, небо совсем потемнело, мы можем не попасть в русло той реки времени, по которой приплыли к тебе. Мы можем не попасть обратно домой…