Сеня. Миссия Наследной Йагини (СИ) - Полоскова Дина (электронная книга .txt) 📗
Оборотень как-то странно на меня смотрел, но меня уже, как говорится, несло. Я вскочила с софы и уже не сдерживалась в выражениях:
— Значит, стать вашей женой, да! И долг супружеский исполнить, прямо здесь, а чего тянуть! А того, что благословения не спросили у родителей — ну так зачем нам оно! Зачем вам оно — вы, воспользовавшись приобщением к семье, пойдете воевать на одинокого несчастного сирина, пострадавшего от такого же проходимца, как вы сами!
Вошедший, видимо на мой крик, граф де Менферский, уже не мог меня смутить.
— Вы, таким образом, и слово, данное бабулям, соблюдете, и свой охотничий инстинкт удовлетворите, убивая неприкаянное воплощение бедной девушки! Другой девушкой — попутчицей своей — попользуетесь в пути, и потом, когда не совсем в целости, но в безопасности доставите ее домой, тут же в Храм потащите — разводиться!
Рукавом вытерла злые слезы и взмолилась светлой Макошь, чтобы голос мой, итак дрожащий от слез, совсем на визг не сорвался, а то неудобно:
— Хорошо, я смотрю, вы решили устроиться!
Маг стоял передо мной бледный как мел. А я, не разбирая ничего перед собой от застилающих глаза слез, оттолкнула его и выбежала из комнаты. Краем уха услышала первые слова от нашего хозяина, надеюсь, обращаемые к магу:
— Ну и дурак!
— На себя посмотри! — огрызнулся сударь Лиодор, а я не слушала продолжения, хватит, наслушалась уже на сегодня, просто бежала со всех ног — прочь от этого ненавистного мне мага, подальше от проклятого замка, в самую чащу. Не знаю, как долго мог продолжаться мой забег, если бы я не споткнулась и не полетела кувырком прямо через заросли какого-то серого, неприглядного кустарника. Впрочем, в графстве Менфера, серой казалось была даже Мать Сыра Земля. Как будто нарочно, сам Даждьбог, бог солнечного света, отказывался сюда заглядывать. Серым здесь было абсолютно все. Даже сам воздух — какой-то серый и сумрачный, не смотря на то, что пока полдень. Серый, как будто грязный оттенок имели деревья — их стволы и листья, трава, мох… Мне показалось, что даже мелькнувший в ветках над головой хвост белки тоже был серым. Но спустя секунду я и думать забыла о серой белке, потому что в следующий миг произошла встреча, намного даже более волнительная, чем то, что произошло только что в замке.
Потому что сначала для меня наступила полная, беспросветная тьма. Я лежала на спине, прижимая к груди ушибленную ногу, но тотчас забыла об ушибе, о боли, о своей обиде и злости на мага. То, что я поначалу приняла за тьму, оказались распростертые птичьи крылья, которые в следующий миг уже сложились. Потому что рядом со мной сидел сирин.
Я впервые видела сирина так близко. Да что там, я впервые рассматривала темную птицу вживую — раньше только на картинках учебников. Вблизи сирин одновременно восхитил и оттолкнул меня. Он был прекрасен — крупный, в гладких, иссиня-черных, перьях, сирин выделялся на общем сером фоне как выделяется драгоценный черный рубин в любой оправе, будь то, самая что ни на есть платина или благородный иридий. Если бы не лицо… Бледное, очень бледное красивое лицо на нежной человеческой шее никак не вязалось с мощными, черными, морщинистыми лапами с огромными, черными когтями. Черные, как смоль, волосы, на самой макушке уложенные в каком-о подобии короны… Тонкие, удивительной красоты черты лица, безупречная, нежная кожа… Это лицо можно было бы назвать самым красивым из всех, которые я когда-либо видела, если бы не глаза. Глаза были не человеческие — в разрезе из-под густых ресниц на меня смотрела сама тьма. То есть, это мне поначалу так показалось. На самом деле это были черные глаза птицы, не человека. Без белка глаз, без радужки — ровный, черный цвет. И сейчас эти черные глаза равнодушно, и как-то отстраненно рассматривали меня. Выражение лица было такое — что пускай хоть Переруг поручится — не поверю, что сирину действительно интересно. Здесь было что-то другое.
— Чтоо же ты, яхоонтоовая мооя, — певуче обратился ко мне сирин, — не смоогла доотерпеть, сумерек доождаться? Я днем не поою.
— Я слышала твое пение вчера ночью, мне хватило, — честно призналась я.
Мне показалось, что если бы сирин мог улыбнуться, он бы улыбнулся.
— Так ты поо душу моою поожалоовала, яхоонтоовая?
— Не нужна мне твоя душа, — устало попыталась объяснить я бывшей Мийке, нынче печальной и равнодушной вестнице тьмы, — Не хочу я твоей смерти.
— Ты не хоочешь, так витязь твоой прекрасный не ооткажется, — равнодушно бросил сирин.
— Витязю прекрасному обломится, — пообещала я, вытаскивая сучки и серые жухлые листья из волос.
— Чтоо же ты, лебедушка, неужтоо мужу будущему перечить вздумаешь? — сирин совершенно по-птичьи наклонил голову.
— Да какой он мне будущий муж! — возмутилась я, — Вон, говорить пускай сначала научится! — и, совершенно забыв о том, кто передо мной сидит, пожаловалась, — Ты думаешь, он предложение мне по любви сделал?! Как бы не так! Поиграет и бросит, а оно мне надо?!
Ой, похоже я что-то не то сказала, вот балда! Ведь с ней, с ним, тьфу, не разбираюсь я в ихней, то есть их, этимологии, похоже, все это и случилось по аналогичной причине. Однако сирин не обиделся.
— Чтоо так? — пропела птица, — Не любишь?
— Он не любит, — ответила я тихо, — Иначе бы сказал.
— Смешная ты, лебедушка, — заявил сирин. Да уж такая смешная, обхохочешься. Если бы бледное лицо птицы хоть намекнуло на улыбку — нет, оно оставалось непроницаемым. А хотя чего это я придираюсь. Видимо, радоваться надо или стыдиться, сама не решила еще — вон, даже сирин считает меня смешной.
— Оот меня ты чегоо хоочешь, яхоонтоовая?
— Я хочу тебе помочь, — честно ответила я ей.
— Поомоочь? — птица склонила голову на другой бок.
— Помочь, твердо сказала я, — Людей жалко, которых ты мучаешь. Тебя жалко, потому что ты в этом не виновата.
— Ктоо винооват? Разве не оон?
— Если и был виноват, так ведь наказан давно, — и, видя, что равнодушный сирин, похоже, начинает гневаться, нервно бьет крыльями, я испугалась, что птица улетит, и продолжила говорить быстрее, — Пожалуйста, я ведь ничего тебе не сделала, и, обещаю, что ни я, ни мои спутники, никто больше тебя никогда не обидит! Позволь только тебе помочь!
— Поомоочь… — растерянно произнес сирин.
— Да, помочь! Поверь, я знаю, как.
— Агриппина научила? — на лице сирина появилось нечто похожее на скептическую усмешку. Правый уголок губ дернулся, как от нервного тика.
— Агриппина подсказала, — не стала скрывать я, — А отгадку нашла в мамином гримуаре!
— Магия Йагини, яхоонтоовая? Так ведь оона меня убьет.
— Не убьет! Я теперь точно знаю!
— Поочему тоочноо?
— Пообщалась с тобой, — я усмехнулась, — Ты живая, ты все чувствуешь. Ты — добрая.
— Оой, не дообрая я, лебедушка, оой не дообрая. А воот ты — или глупая, или притвооряешься знатноо. Знатноо, — повторил сирин.
А потом сощурил веки, как будто сосредотачиваясь. Прислушивается, поняла я.
Сирин расправил черные крылья и взлетел. Улетая, бросил мне уже сверху:
— Не пообооишься, так прихооди ноочью на оостроов. Оодна прихооди. И без рун. Тоогда, моожет, и поогоовоорим.
Значит, одна. Значит, на остров. Что ж, если есть хоть малейшая надежда на конструктивный диалог — приду. Потому что не сможет моя маленькая жизнь существовать без большой. Только сейчас поняла, что не сможет. Это неразделимые понятия.
В следующий миг на плечи мне была наброшена куртка.
— Сения, — позвал маг. Я молчала.
— Сения, — маг сел рядом, — Граф де Менферский считает, что я дурак.
— Я слышала, — кивнула.
— А ты?
— Что я? Я сказала, что думаю, — совершенно не было сил одергивать наследного герцога, напоминать ему о приличиях, об обращении на «вы». Устала.
— Неужели ты и вправду считаешь меня таким мерзавцем? Считаешь, что я мог бы поступить так с тобой?! — его голос дрогнул, и что-то отозвалось у меня в груди. Но я подавила это, то, что отозвалось. Потому что нечего. Я, из-за каких-то там расшалившихся гормонов мнения своего не изменю. Неловкая пауза говорила о том, что оборотень все еще ждет ответа.