Ветер в ивах - Грэм Кеннет (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Женщина подвинулась к нему и пристально пригляделась.
— Конечно! — закричала она. — Отвратительная, скользкая жаба! На моей прекрасной, чистой барже! А это уже то, чего не потерплю я!
На минутку она рассталась с рулем. Огромная мускулистая рука протянулась к нему и схватила его за переднюю лапу, а другая за заднюю. После этого мир вдруг перевернулся вверх ногами, показалось, что баржа легко заскользила по нему, в ушах засвистел ветер, и мистер Тоуд понял, что он летит, к тому же еще и быстро вращаясь в воздухе. Вода оказалась холоднее, чем ему хотелось бы, хотя ее температуры не хватило, чтобы остудить его гордыню или погасить огонь его негодования.
Отплевываясь, он вынырнул на поверхность, а когда отер ряску со своих глаз, первое, что он увидал, была женщина на барже, которая смотрела на него с кормы и смеялась, и он, кашляя и глотая воду, поклялся с ней поквитаться.
Он с трудом поплыл к берегу, хотя ситцевое платье всячески старалось воспрепятствовать его усилиям, и, когда он наконец коснулся земли, он понял, как нелегко ему будет взобраться по крутому склону без посторонней помощи. Он должен был постоять и передохнуть минуточку или две, чтобы успокоить дыхание, а затем, перекинув края мокрой юбки через локоть, бешеный от возмущения и жаждущий мести, он помчался догонять баржу с такой скоростью, с какой только несли ноги.
Женщина на барже все еще смеялась, когда он поравнялся с ней.
— Постирай саму себя, прачка! — кричала она. — Погладь свою морду утюгом и завейся, тогда ты сойдешь за вполне приличную жабу!
Но мистер Тоуд не терял времени на ответы. Он хотел серьезной мести, а не дешевой победы в словесном поединке, хотя парочка слов вертелась у него на языке. Впереди он увидел, что ему было нужно. Прибавив скорости, он догнал лошадь, отвязал и отбросил от постромок бечеву, за которую та тянула баржу, легко вспрыгнул ей на спину и пустил галопом, наяривая пятками по бокам. Он свернул в сторону, покидая идущую вдоль канала дорожку для буксировки судов, и погнал свою кобылу по изрытой колеями деревенской дороге. А женщина на барже, бешено жестикулируя, кричала:
— Стой! Стой! Стой!
— Я эту песенку уже слыхал, — сказал мистер Тоуд, смеясь и продолжая понукать кобылу.
Лошадь, привыкшая медленно тянуть баржу, не была способна к продолжительным усилиям, и скоро галоп перешел в рысь, а рысь в медленный шаг, но Тоуд довольствовался и этим, сознавая, что он движется, а баржа стоит. К этому времени он успокоился и овладел собой, потому что, как ему казалось, он совершил умный поступок. Поэтому ему было приятно медленно ехать по солнышку, пользуясь, где только удавалось, переулочками и боковыми дорожками и стараясь забыть, сколько времени прошло с тех пор, как он ел что-нибудь существенное, и вскорости канал остался далеко позади.
Они уже отмахали несколько миль, и мистера Тоуда стало клонить в сон на жарком солнце, когда лошадь остановилась, опустила голову и стала щипать траву. Проснувшись, мистер Тоуд с трудом удержался у нее на спине. Он огляделся и понял, что находится на широком выгоне, на котором, сколько хватало глаз, пятнами там и сям виднелись кусты ежевики. А совсем близко от него стояла крытая цыганская повозка, грязная и выцветшая, а рядом с ней на перевернутом ведре сидел человек, который сосредоточенно курил, вперив взгляд куда-то вдаль, в необозримый мир. Рядом с человеком горел костер из хвороста, а над костром висел железный котелок, из которого доносилось бульканье и шипение и поднимался намекающий кое на что парок. А еще оттуда доносились запахи — теплые и разнообразные, которые сплетались друг с другом, свивались, клубились и соединились, в конце концов, в один сладостный запах, показавшийся мистеру Тоуду самой душой Природы. Мистер Тоуд теперь понял, что раньше он никогда не бывал по-настоящему голоден. То, что он ощущал с утра, было так, легким приступом малодушия. И вот оно явилось, наконец, настоящее! Тут уж не могло быть никакой ошибки. И надо было что-то быстренько делать, иначе случится беда с кем-то или с чем-то. Он пристально оглядел цыгана, туманно соображая, что же будет легче: подраться с ним или каким-нибудь хитрым образом обмануть. Он принюхивался и принюхивался, и глядел на цыгана, а цыган сидел, и курил, и смотрел на него.
Наконец цыган вынул трубку изо рта и заметил как бы невзначай:
— Хочешь, что ли, эту свою кобылу продать?
Тоуд был совершенно сбит с толку. Он не знал, что цыгане очень любят торговать лошадьми и никогда не упускают такого случая, и еще он не учел, что цыганская повозка всегда в движении, а для этого обязательно нужна лошадь.
Он не имел намерения обратить лошадь в деньги, но предложение цыгана облегчало ему путь к двум столь необходимым ему вещам — наличным деньгам и солидному завтраку.
— Что? — сказал он. — Чтобы я продал эту красивую молодую лошадь?! Нет, нет, это совершенно отпадает. А кто будет развозить белье по клиентам в субботние дни? И потом, она слишком ко мне привязана, а я-то просто души в ней не чаю.
— Попробуй полюбить ослика, — сказал цыган. — Некоторые любят.
— Руби дерево по себе, — сказал мистер Тоуд. — Разве ты не видишь, что эта лошадь не для того, чтобы таскать повозку? Эта лошадь хороших кровей… частично. Не там, где ты на нее смотришь. С другой стороны, где тебе не видно. Это призовая лошадь. Она брала призы в свое время, давненько, правда, но все равно это видно и сейчас, стоит только на нее поглядеть, если ты хоть что-нибудь понимаешь в лошадях. Нет, о продаже сейчас нет никакой речи. А любопытства ради, сколько ты собирался мне за нее предложить?
Цыган внимательно оглядел лошадь, потом он с равным вниманием оглядел мистера Тоуда и потом снова — лошадь.
— По шиллингу за копыто! — сказал он коротко и отвернулся, продолжая курить и вглядываясь в широкий мир, пока тот не подернулся синевой.
— Шиллинг за копыто?! — воскликнул Тоуд. — Погоди немного, я должен сообразить, сколько это получится всего.
Он слез с лошади, отпустил ее попастись, усевшись рядом с цыганом, стал складывать на пальцах. Наконец он сказал:
— По шиллингу за копыто? Но это выходит ровно четыре шиллинга, и толечко! О нет! Я и подумать не могу получить четыре шиллинга за мою красивую молодую лошадь.
— Ладно, — сказал цыган, — я тебе скажу, что я сделаю. Я дам тебе пять шиллингов, а это будет ровно на три шиллинга и пять пенсов больше, чем это животное стоит. И это мое окончательное слово.
Мистер Тоуд посидел и серьезно подумал. Он был голоден и без гроша и неизвестно, на каком расстоянии от дома, а враги все еще, может быть, гонятся за ним. Тому, кто находится в подобном положении, пять шиллингов могут показаться изрядной суммой. С другой стороны, это вроде бы уж очень низкая цена за лошадь. Но опять же, лошадь ему самому досталась даром, таким образом, что бы он ни получил, оборачивалось чистой прибылью. Наконец он проговорил решительным тоном:
— Послушай, я тебе скажу, как мы поступим, и это уже мое окончательное слово. Ты мне даешь шесть шиллингов и шесть пенсов из рук в руки наличными. А к тому еще ты дашь мне столько еды, сколько я смогу съесть за один присест, разумеется, из этого вот твоего железного котелка, который испускает такие аппетитные и возбуждающие ароматы. За это я тебе отдаю мою молодую, полную сил лошадь с ее прекрасными постромками и всем остальным в придачу. Если тебя это не устраивает, так и скажи, и я тут же уеду. Я знаю одного человека, который годами упрашивает меня продать ему мою лошадь.
Цыган долго ворчал, что если он еще заключит парочку таких сделок, то обязательно разорится. Но под конец он вытащил грязный парусиновый кошель из кармана своих широченных штанов и отсчитал шесть шиллингов и шесть пенсов на лапу мистера Тоуда. Потом он на минутку скрылся в своей повозке и вернулся, неся большую железную тарелку, ложку, вилку и нож. Он снял котел с огня, наклонил его, и горячий, душистый, жирный поток выплеснулся оттуда на тарелку. Это была, несомненно, самая лучшая еда в мире, потому что была приготовлена из куропаток, и фазанов, и цыплят, и зайцев, и кроликов, и цесарок, и еще кое из чего, вроде картошки и лука. Тоуд поставил тарелку себе на колени и чуть не плача ел, и ел, и ел, и просил добавки, и цыган, не скупясь, добавлял. Мистеру Тоуду казалось, что он в жизни не едал такого вкусного завтрака.
