Таня Гроттер и колодец Посейдона - Емец Дмитрий Александрович (книги бесплатно без онлайн txt) 📗
Последним со своего места, дописывая что-то на ходу, поднялся Жикин. Его лист лег на стол к Медузии одновременно с тем, как последняя песчинка скользнула в нижнюю половинку песочных часов.
– Все сдали? Время вышло. Я предупреждала, – сурово сказала доцент Горгонова.
– Шурасик не сдал! – наябедничала Верка Попугаева.
Отличник сидел за столом, тупо уставившись в пространство. Удивленная Медузия взяла его работу. Лист был заполнен едва ли на треть, и из отмеченных ответов не было ни одного верного.
– Шурасик! Что с тобой? Для тебя же этот тест просто тьфу! – воскликнула Великая Зуби.
Шурасик встал, уронив стул, и поплелся к выходу. Случайно увидев свое отражение в круглом зеркале, он закричал и разбил стекло, порезав руки. Затем с воплем: «Отдай мое тело!» – накинулся на изумленного Гуню Гломова и принялся колотить его по голове окровавленными руками.
Циклопы, спешно вызванные Поклепом, увели Шурасика в магпункт. За ними, очень встревоженная, шла Медузия. Осмотрев Шурасика, Ягге нашла у него тяжелое психическое расстройство. Он не помнил даже своего имени, а лишь грыз себе руку, кричал, что его обманули, и требовал позвать к себе какого-то мерзавца, крича, что убьет его.
– Перезанимался! – решила Ягге.
Новость, что Шурасик, лучший ученик Тибидохса, завалил тест Теофедулия, потрясла всех. Зато Жикин, от которого никто ничего не ожидал, прошел тест с блеском и набрал высший возможный бал.
Глава 6
НОВЫЙ ДРУГ ХУЖЕ Б/У ДВУХ
Дядя Герман сильно пнул диван и, ушибив пальцы, запрыгал на левой ноге.
– Эй ты, манекенщик! Немедленно вылезай, хамская рожа! Не буди во мне зверя! – крикнул он.
Под диваном упорно молчали – лишь доносилось затравленное сопение.
– Халявий, вылезай! Ты мне нужен для серьезного разговора!
– Не вылезу! – пискляво отвечали из-под дивана.
– Я тебя шпагой нашарю!
– Не нашаришь! Так и буду сидеть в своей норке! Сам с собой разговаривай, братик! – снова ответили из задиванья.
В комнату вошла тетя Нинель. Она бережно несла тарелку, на которой лежала отварная курица. Курица была так обсыпана петрушкой, что казалась небритой. Кроме того, в спине у курицы злодейски торчала двузубая вилка.
– Германчик, стоит ли так переживать? Эдуард Хаврон утверждает, что переживающий человек без сахара поедает свои нервы, – промурлыкала тетя Нинель.
– Перестань цитировать этого идиота! Я его прикончу! – сквозь зубы процедил председатель В.А.М.П.И.Р.
– Хорошо, Германчик, не буду!.. Кстати, я не рассказывала? Эдуард Хаврон говорит, что он не боится смерти, а боится безденежья. И еще он говорит, что мой большой вес – это не наказание, а награда за голод в прошлой реинкарнации, – как зомби, откликнулась тетя Нинель.
– А-а-а-а! Еще одно упоминание о Хавроне, и следующая реинкарнация наступит для него уже завтра! Я гарантирую!
– Герман, не угрожай! Это низко. Мальчик – круглый сирота. У него нет ни мамы, ни папы! А у твоей секретарши есть родители? Хотя, судя по уровню ее интеллекта, ее только вчера сняли с горшка! – решительно сказала тетя Нинель.
Она села в кресло и, уставившись на тарелку, убежденно забубнила:
– Курица, твоя биологическая энергия перетекает в меня! Ты отдаешь ее мне без остатка! Я становлюсь сильнее, активнее, моя кожа молодеет! Отдай же мне все без остатка, курица, без обиды и зависти, и в следующем своем рождении в награду за свое великодушие ты родишься китом!
Дурнев раздраженно уставился на жену. Тете Нинель стало неуютно в кресле.
– В чем дело, Герман? Отвернись! Ты портишь мне биополе! Эдичка Хаврон называет это эстетическим насыщением. Хотя нет… Эстетическое насыщение – это когда просто смотришь глазами на красиво приготовленную еду. То, что я делаю сейчас, – биологический энергозабор. Мы с Айседоркой и с Эдичкой ели так молочного поросенка. Поросенка съел Эдичка, а всю его энергию забрали мы с Айседорой.
– Слопал поросенка? Один?
Тетя Нинель потвердила этот факт кивком.
– Эдичка был так любезен, что вместе с поросенком потребил твою, Германчик, черную зависть, которая отравляла мне жизнь. Он мне так и сказал.
– КАК? – растерялся Дурнев.
– Да-да, Германчик, не спорь! Все эти годы ты завидовал, что я такая большая, такая цветущая, а ты тощенький и зеленый, как дохлый крокодил. Ты скрыто комплексовал, ты расстреливал меня энергией своей черной зависти, и я стала набирать вес!
– Жрать надо меньше!
– Еда тут ни при чем. Я толстела, потому что мой организм только весом мог защититься от твоей вампирской ненасытности! Это ты сделал из меня динозавра!..
Тетя Нинель всхлипнула и, жалея себя, смахнула с глаза невидимую миру слезу. В кулаке у нее была зажата куриная ножка. Дурнев растерянно остановился рядом, переминаясь с ноги на ногу. От женских слез он всегда приходил в то же состояние, что и большая собака, а именно совершенно терялся. Ему хотелось выть и бегать вокруг.
Тетя Нинель некоторое время зорко наблюдала за ним, прикрываясь куриной ножкой, а потом сказала уже обычным деловым голосом:
– Герман! Принеси кетчуп! Только умоляю, не тот, что с красной крышкой! Какой дурак вообще его купил? (Кетчуп купил, разумеется, дядя Герман.) И вообще больше не вздумай следить за нами с Айседоркой, когда мы едем в «Дамские пальчики»!
– Откуда ты знаешь? – изумился Дурнев. Он был так удивлен, что даже не стал отрицать.
– Только у тебя, мой сладкий, могло хватить ума следить за кем-то на машине с мигалкой!.. Ты куда, Герман?! Ты что задумал?
Дурнев отправился к шкафу, порылся и выудил шпагу графа Дракулы. Не понимая, что он собирается делать, тетя Нинель поежилась и сбегала в кухню за сковородкой. Однако у дяди Германа были иные планы. Он лег животом на пол и стал шарить шпагой под диваном.
– Эй ты! Ну что, теперь вылезешь? А говорил: не достану! – спросил он с торжеством.
Халявий пискнул от ужаса.
– Герман, не вынуждай меня! У меня твоя такса! Вот смотри, я сейчас дерну ее за хвост и она заскулит!.. Эй, скули, кому сказал, упрямая животина!.. Не смей кусаться! Ай, дура-собака, отпусти палец! Щас в волка превращусь!..
Дурнев энергично кольнул шпагой. Халявий заохал.
– Ты что, братик, контуженый? Все, вылезаю, вылезаю!
Оборотень выбрался из-под дивана и виноватым сусликом застыл посреди комнаты. На пятке у него висела недовольная такса Полтора Километра. После двухдневного загула, сопровождавшегося преступной продажей бразильским туристам золотого зонтика, Халявий выглядел опухшим. Под глазом полыхал фонарь – последствие драки с охранниками клуба «Тринадцать попугайчиков», попытавшимися завернуть Халявия на фэйс-контроле.
– Мое терпение подошло к концу! Самое меньшее, что ты заслужил, – навеки вернуть тебя в Трансильванию, – сказал Дурнев.
– Только не это, братик! Ты не можешь так со мной поступить! Эти примитивные вампиры совершенно не моего круга! – замотал головой Халявий.
Дурнев, однако, так не считал.
– Это меня не волнует! Если ты надеешься и дальше портить нам жизнь, тебе придется это заслужить!..
– Как заслужить, Германчик? Хочешь, станцую тебе чего-нибудь, а, Дягилев? – с надеждой спросил Халявий.
– Я и сам себе станцую… И не прикидывайся психом! Прямо сейчас ты отправишься в Трасильванию и выведаешь, почему Малюта уверен, что вскоре вампиры захватят Тибидохс, – твердо сказал дядя Герман.
Халявий, не горевший желанием отправляться на историческую родину, долго упирался, взвизгивал, повисал на шее у тети Нинели, однако Дурнев был непреклонен. Халявию пришлось уступить.
– Ежели я не вернусь завтра к утру – хнык-хнык! – прошу считать меня жертвой произвола! Совсем ты не бережешь своего братика! – сказал он с укоризной.
Вонзив в паркет нож с костяной ручкой, оборотень долго нашептывал на него, затем перекувырнулся через нож и телепортировал.
Скрестив на груди руки, дядя Герман стал прохаживаться по комнате. Его грызла непонятная тревога.
