Джельсомино в стране Лжецов - Родари Джанни (читаем книги онлайн .txt) 📗
«Годы, которые я теряю, продлят жизнь кому-нибудь другому», — подумал он и пустил струю дыма в сторону стражников.
К несчастью, как раз в это время у Кошки-хромоножки защекотало в носу. Дело в том, что лохмотья, в которые она зарылась с головой, были полнехоньки пыли. Пожалуй, лишь носорог мог бы назвать их ароматными. Хромоножка попробовала зажать нос передними лапами, чтобы не чихнуть, но слишком поздно хватилась — у нее спереди осталась всего одна лапка. Она чихнула, да так сильно, что поднялось целое облако пыли.
Чтобы не выдать своей оплошностью художника, Хромоножка предпочла выпрыгнуть из тележки и пуститься наутек.
— Кто это? — спросили стражники.
— Да собака, — ответил Бенвенуто. — Сначала пряталась в тряпье, а теперь вон удирает.
— Если удирает, — сказали стражники, — значит, совесть нечиста. Побежим за ней.
Кошка-хромоножка услышала позади себя тяжелые шаги преследователей и крики: «Держи ее!» «Пусть погоняются за мной, — обрадовалась она, — зато оставят в покое Бенвенуто и художника».
Она мчалась по улицам города, увлекая за собой стражников, которые бежали следом, высунув язык. Вот и площадь перед королевским дворцом и посреди величественная колонна, на которой однажды Кошка-хромоножка спокойно провела ночь.
— Еще два-три прыжка, и мы спасены, — молила она свои лапы.
И лапы не ослушались ее, проявив даже излишнее усердие. Вместо того чтобы только зацепиться за колонну и вскарабкаться на ее вершину, Кошка-хромоножка приклеилась к колонне и снова стала рисунком, изображающим кошку на трех лапах. В тот момент это ей даже понравилось и очень позабавило, потому что стражники, как потом они сами писали в своем донесении начальству, «остались с носом».
— Куда она исчезла? — спрашивали они друг у друга.
— Я видел, как она прыгнула на эту колонну.
— Но там ничего не видно.
— Видны только какие-то каракули. Наверняка какой-то мальчишка нарисовал собаку мелом, который он стащил из школы.
— Ну ее, пойдем! Рисунки — это не наше дело.
А Бенвенуто тем временем катил свою тележку к дому, то и дело останавливаясь, чтобы отдышаться. Ему пришлось еще два-три раза присесть на ручку тележки, так как от усталости он не в силах был двигаться дальше. Одним словом, когда он вышел из дому, ему было не меньше восьмидесяти. Теперь же наверняка перевалило за девяносто. Когда он подкатил тележку с поклажей к порогу своего дома, подбородок его касался груди, глаза почти исчезли за глубокими морщинами, а голос звучал глухо, словно исходил из-под земли.
— Бананито, вставай! Мы приехали.
Но Бананито его не слышал: он уснул, пригревшись под тряпьем.
Глава восемнадцатая. Прочтете здесь, как Бенвенуто прожил последние минуты
— Ты что здесь делаешь? Со своим тряпьем, что ли, разговариваешь?
За спиной Бенвенуто, который старался разбудить художника, выросла из темноты фигура уличного сторожа.
— С каким таким тряпьем? — переспросил Бенвенуто, чтобы выиграть время.
— Не прикидывайся! Я прекрасно слышал, как ты говорил что-то, обращаясь к этой куче драных чулок. Уж не подсчитывал ли ты, сколько на них дырок?
— Может быть, и разговаривал. Вы правы. Но сам я даже и не заметил этого, — пробормотал в ответ Бенвенуто. — Видать, я очень утомился. Бродишь так целый день, толкая тележку. А в мои годы это тяжело…
— Так отдохните, если вы устали, — с сочувствием сказал сторож. — Кто же в это время будет покупать у вас тряпье?
— Да, сейчас присяду, — сказал Бенвенуто, снова устраиваясь на ручке тележки.
— Если вы позволите, — сказал сторож, — мне бы тоже хотелось немного передохнуть.
— Устраивайтесь поудобнее. Вот еще одна ручка.
— Спасибо. Знаете, тоже ведь устаешь, работая ночным сторожем. Подумать только, я ведь когда-то мечтал стать пианистом! Играешь все время сидя, живешь среди прекрасной музыки. Я даже написал об этом в школьном сочинении. Как сейчас помню, нам было дано задание написать сочинение на тему: «Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?» Я и написал: «Когда я вырасту, то стану пианистом, буду ездить по всем странам, давая концерты. Мне будут много аплодировать, и я стану знаменитым». Однако я не нажил славы даже среди ночных воров, и мне еще не удалось изловить ни одного из них. Кстати, вы случайно не жулик, а? Бенвенуто успокоил его, покачав головой. Ему так хотелось сказать что-нибудь утешительное своему ночному собеседнику с его несчастной судьбой, но сил у него почти не было.
Бенвенуто чувствовал, как с каждой минутой жизнь покидала его. Но ему уже ничего другого не оставалось, как молча слушать.
А ночной сторож, тяжко вздыхая, долго еще рассказывал о своей ночной работе, о пианино, которого у него никогда в жизни не было, о своих детях.
— Самому старшему десять лет, — продолжал он. — Вчера в школе он тоже написал неплохое сочинение. Учителя и сейчас любят задавать сочинения на тему о будущем. Мой сын так и написал: «Когда я стану взрослым, то обязательно буду космонавтом и полечу на Луну». От всей души я хотел бы пожелать ему осуществления такой мечты. Но года через два мне придется послать его работать. Моего крохотного жалованья не хватает, чтобы прокормить семью. К тому же разве можно поверить, что мой сын станет исследователем космоса?
Бенвенуто отрицательно покачал головой. Он хотел этим сказать, что надо верить, что на свете нет ничего невозможного и никогда не следует терять надежду на осуществление своей мечты. Но сторож не заметил этого. Он смотрел на Бенвенуто, и ему казалось, что тот заснул.
— Бедный старик, — прошептал он. — Видать, он слишком утомился. Ну что ж, и мне пора продолжить свой обход.
Сторож удалился, стараясь не шуметь, а Бенвенуто остался сидеть. У него не было больше сил, чтобы подняться.
— Подожду еще, — тихо вздыхал он, — и посижу немного. Я сделал все, что мог. Бананито теперь в безопасности. Да и бедняге сторожу я дал излить со мной душу.
Мысли его путались, становились сбивчивыми и неясными. Ему казалось, что издалека доносится какое-то пение, будто кто-то поет ему колыбельную песню. Но скоро он уже и ее не слышал.
Однако, друзья мои, эта колыбельная вовсе не приснилась Бенвенуто. Случилось так, что, по своему обыкновению, Джельсомино принялся напевать во сне. Его голос, прокатившись по лестнице, зазвучал в переулке и разбудил Бананито.
— Бенвенуто! — позвал он старьевщика, высунув нос из-под кучи тряпья, которым был укрыт. — Бенвенуто, где мы? Что случилось?
Но Бенвенуто уже не мог больше ничего ответить. Художник выпрыгнул из тележки и раза два потряс старика. Руки бедняги были холодны как лед. А из дома продолжал доноситься чарующий голос Джельсомино. Ласковая колыбельная песня кружилась в воздухе, наполняя собой весь переулок.
Бананито взбежал наверх в дом, разбудил Джельсомино, и они оба вышли на улицу.
— Он умер! — воскликнул Джельсомино. — Умер по нашей вине, истратив последние силы на нас, пока мы преспокойно спали и думать ни о чем не думали.
В конце переулка показалась фигура ночного сторожа.
— Внесем старика в дом, — прошептал Джельсомино.
Но ему не понадобилась помощь художника. Бенвенуто стал легкий, как ребенок, и Джельсомино почти без усилий отнес его на руках в дом. Ночной сторож подошел к тележке и стал ее разглядывать.
— Старый тряпичник, вероятно, живет здесь, — сказал он. — Надо бы его оштрафовать за то, что он оставил свою тележку посреди переулка. Но он хороший старик. Сделаю вид, что я ничего не заметил.
Бедный Бенвенуто, в его скромном жилище для него не нашлось даже ложа. Пришлось положить покойника на пол, пристроив под голову немного ветоши.
Похоронили Бенвенуто два дня спустя после тех событий, о которых вы еще ничего не знаете, и сможете о них прочитать в следующих главах. На похоронах присутствовали тысячи людей, но от горя никто не мог говорить, хотя многим было что рассказать о добрых делах Бенвенуто.
