Мотылек, который топнул ногой - Киплинг Редьярд Джозеф (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
И Сулейман-ибн-Дауд сказал:
— Что ж, может быть, это и в самом деле утихомирит ее. Иди к своей жене, о мой брат, а я послушаю, что ты скажешь ей.
Полетел Мотылек обратно к своей жене, которая сидела под листком и трепетала от страха. И она воскликнула:
— Он слышал твои слова! Сулейман-ибн-Дауд слышал, что ты сказал!
— Слышал, — отвечал Мотылек. — Я и хотел, чтоб он слышал.
— И что же он сказал? О, что же он сказал?
— Ну, — отвечал Мотылек, важно помахивая крылышками, — между нами, дорогая (конечно, я не обвиняю его, потому что дворец очень дорого стоит, да и апельсины как раз поспевают). В общем, он просил меня не топать, и я обещал, что не топну.
— Боже мой! — воскликнула жена Мотылька и притихла, а Сулейман-ибн-Дауд смеялся до слез над бесстыдством этого пройдохи.
Балкида Прекраснейшая стояла за деревом среди алых лилий и улыбалась украдкой, так как она слышала весь разговор. И она подумала: «Если я в самом деле мудрая, я могу избавить моего господина от докучающих ему сварливых цариц». Она протянула палец и тихонько прошептала жене Мотылька:
— Крохотная женщина, поди-ка сюда!
Бабочка ужасно испугалась, но ничего не поделаешь, она подлетела к Балкиде и уселась на ее белой руке.
Балкида наклонила свою прекрасную голову и прошептала:
— Крохотная женщина, неужто ты и вправду поверила тому, что сказал тебе муж?
Бабочка взглянула на Балкиду и увидела очи Прекрасной царицы, блестевшие, как блестит озеро в лунную ночь. Бабочка сложила крылышки и, собрав все свое мужество, сказала:
— О царица, красуйся во веки веков! Ты же знаешь, что такое мужья!
И царица Балкида, мудрая Балкида Савская, подняла руку к губам, чтобы скрыть улыбку, и сказала:
— Да, сестра моя, знаю.
— Они выходят из себя по пустякам, — сказала Бабочка, быстро-быстро раскрывая и складывая крылышки, — и мы должны ублажать их, о Царица, чтобы они не ворчали. Они никогда не думают даже половины того, что говорят. Если мужу моему так хочется верить, будто я поверила, что стоит ему топнуть ногой и дворец Сулеймана-ибн-Дауда исчезнет, пускай себе верит, не стану ему возражать. Все равно завтра он об этом забудет.
— Да, сестра моя, ты совершенно права, — сказала Балкида, — но, когда он в следующий раз начнет перед тобою похваляться, поймай его на слове. Скажи ему, чтобы он и в самом деле топнул ногой, и посмотри, что из этого выйдет. Он будет сильно посрамлен. Вот увидишь.
Бабочка улетела к своему Мотыльку, а через пять минут они уже ссорились еще сильнее, чем прежде.
— Вспомни, — сказал Мотылек, — вспомни, что я могу сделать, если топну ногой!
— Я тебе нисколечко не верю, — ответила Бабочка, — и я была бы рада поглядеть, как это у тебя получится! Топни! Топни! Пожалуйста, топни!
— Я обещал Сулейману-ибн-Дауду не топать, и я не хочу нарушать свое слово.
— Сколько ни топай, все равно ничего не получится. Даже маленькая травинка, и та не шелохнется. Что же ты не топаешь? Топни! Топни! Говорю тебе: топни!
Сидя под камфорным деревом, Сулейман-ибн-Дауд слышал каждое слово и смеялся так, как еще никогда не смеялся.
Он забыл про цариц, он забыл про Зверюгу, выплывшую из морской глубины, он забыл про свое хвастовство. И Балкида, стоя за деревом, тоже смеялась, потому что ее возлюбленному было так весело.
Но вот Мотылек, раздраженный, взволнованный, снова спустился под камфорное дерево и сказал Сулейману-ибн-Дауду:
— Она хочет, чтобы я топнул. Она хочет поглядеть, что из этого выйдет. О, Сулейман-ибн-Дауд, ты же знаешь, что у меня ничего не получится! И теперь она уже никогда не поверит ни одному моему слову и будет смеяться надо мной до конца моих дней.
— Нет, о брат мой, — сказал Сулейман-ибн-Дауд, — этого не будет, уверяю тебя.
И он повернул на пальце кольцо (только для того, чтобы помочь Мотыльку, а не для того, чтобы похвастаться своим всемогуществом), и в мгновение ока четыре огромных Джинна возникли перед ним из-под земли.
— Рабы, — сказал Сулейман-ибн-Дауд, — когда этот господин, что сидит у меня на пальце (там сидел хвастливый Мотылек), топнет левой передней ногой, сделайте так, чтобы разразилась гроза, грянул гром и этот дворец и все эти сады сгинули с глаз, исчезли. Когда же он топнет опять, осторожно поставьте их на прежнее место.
— Теперь, о брат мой, — сказал он Мотыльку, — отправляйся к жене и топай в свое удовольствие.
Мотылек подлетел к жене, которая все это время кричала:
— Что же ты не топаешь? Топни! Ну, топни же! Топни!
За оградой, окружавшей дворец, Балкида увидела четырех Джиннов и сказала:
— Наконец-то Сулейман-ибн-Дауд для спасения Мотылька сделает то, что давным-давно должен был сделать для собственного спасения: угомонит этих сварливых цариц.
Мотылек топнул. Джинны подхватили дворец и сады и унесли их по воздуху за тысячу миль. Послышался страшный гром, и небо стало чернее чернил. А Бабочка летала во тьме и кричала:
— О, я больше не буду браниться! И зачем я подстрекала его! Мой любимый, мой милый муж, возврати назад и дворец, и сады, и я больше никогда не стану перечить тебе!
Мотылек и сам испугался не меньше своей жены, а Сулейман-ибн-Дауд хохотал так, что в первую минуту даже не мог прошептать Мотыльку:
— Топни опять, о брат мой, верни мне мой дворец, о великий волшебник!
— Да, верни ему дворец! — воскликнула жена Мотылька, которая летала во тьме, как ночная бабочка. — Верни ему дворец и не занимайся больше таким ужасным чародейством!
— Ладно, дорогая, так и быть! — сказал Мотылек, всячески стараясь придать себе храбрости. — Вот видишь, что получилось оттого, что ты придиралась ко мне. Понятно, я лично нисколько не беспокоюсь о том, вернется ли дворец или нет, такие дела для меня не впервой, но из уважения к тебе и к Сулейману-ибн-Дауду я не возражаю против того, чтобы все воротилось на место.
И он топнул еще раз, и в ту же секунду Джинны без единого толчка водрузили и сады и дворец на прежнее место. И все было по-прежнему. Темно-зеленая листва апельсиновых деревьев ярко сверкала на солнце, фонтаны играли меж алых египетских лилий, птицы пели как ни в чем не бывало, а Бабочка лежала на боку под камфорным деревом. Крылышки у нее трепетали, и, задыхаясь, она повторяла:
— Прости меня! Я больше не буду!
Сулейман-ибн-Дауд так смеялся, что с трудом мог вымолвить слово. На него напала икота. Изнемогая от смеха, он протянул Мотыльку палец и сказал:
— О великий волшебник, что из того, что ты возвратил мне дворец, если веселье, которое ты мне доставил, сведет меня сегодня же в могилу?
Тут раздался страшный шум, потому что из дворца выбежали все девятьсот девяносто девять цариц и стали пронзительно кричать, и визжать, и звать своих малых детей. Они бежали по мраморной лестнице, спускавшейся вниз от фонтанов, — сто женщин на каждой ступени.
Премудрая Балкида выступила величаво вперед, встретила их и сказала:
— Чего это вы так испугались, царицы?
Они же стояли на мраморной лестнице — сто женщин на каждой ступени — и кричали:
— Чего мы испугались? Это всякому ясно! Ведь мы жили себе поживали в своем золотом дворце, и вдруг наш дворец исчезает неизвестно куда, и мы попадаем в кромешную тьму, и над нами грохочет гром, и Джинны и Африды шныряют во тьме! Вот чего мы испугались, о царица цариц, и мы чрезвычайно испуганы нашим испугом, ибо это самый страшный испуг из всех испугов, какие приводилось нам испытывать за всю нашу жизнь.
Тогда Балкида, Прекраснейшая царица, любимейшая из всех жен Сулеймана-ибн-Дауда, почти столь же премудрая, как сам Сулейман-ибн-Дауд, сказала:
