ЗВЕЗДА КОЗОДОЯ - Кэндзи Миядзава (читать книги без сокращений TXT) 📗

Однако тяжёлая физическая работа оказалась не под силу Миядзава, здоровье которого всегда было хрупким. Долгие годы он мучился от туберкулеза, и плеврит, которым он заболел в 1931 году, в конце концов свел его в могилу. Последним крупным делом, за которое берется больной Миядзава, становится создание фирмы по производству удобрений. Отец Кэндзи открыл фонд, средства которого предполагалось пустить на развитие дела сына. Последние два года жизни Миядзава работал с необыкновенным воодушевлением, но в конце концов болезнь приковала его к постели. 21 сентября 1933 года в возрасте 37 лет он умер. Перед смертью он попросил отца напечатать тысячу копий столь почитаемой им «Сутры Лотоса» и раздать всем знакомым. В день перед смертью до самой ночи он беседовал с местными крестьянами, оставаясь верным своей мечте — посвятить себя людям.

Феномен Миядзава заключается в том, что будучи серьезным исследователем-натуралистом, собиравшим материал для последующего практического применения, он в том же самом материале, в своих наблюдениях за физической природой черпал источник вдохновения и фантазии для художественного творчества. В нем уживались две полярные способности: строгий ум натуралиста и богатое воображение поэта. Ему было суждено родиться японцем, и его произведения, несмотря на универсальные категории, пропитаны глубоко японской спецификой. Наиболее серьезное влияние на его творчество и на него самого оказала «Сутра Лотоса», также называемая «Сутрой Белого Лотоса Высшего Закона» или «Лотосовой Сутрой» — одна из известнейших и особо почитаемых в Восточной Азии махаянских сутр, которая легла в основу учения буддистских школ «Тэндай» и «Нитирэн». Описанные в ней идеалы, такие, как отказ от материальных ценностей, самоотречение ради счастья окружающих, путь духовного очищения, борьба с собой, в результате которой человек должен достичь единения с миром и растворения в нем, оказались созвучными его мироощущению. Миядзава, вероятно, прожил счастливую жизнь, потому что на своем примере смог доказать: высокие идеалы буддиста могут быть реализованы, а самопожертвование может спасти других. Его герои — Кэндзю из «Рощи Кэндзю», Гуско Будори из «Жизнеописания Гуско Будори» — по сути это он сам, необыкновенный человек, сострадающий и живущий ради счастья других. Почти всю жизнь Кэндзи провел в своей родной префектуре Иватэ. Его горячая вера заставила прожить жизнь в страстной борьбе с несправедливостью и отдать все свои силы ради спасения ближних. Кэндзи остро чувствовал единение всех живых существ, а это значит, что истинное счастье невозможно, пока хоть одно из них будет несчастно. Он бродил по окрестным полям и горам, забывал обо всем на свете, наблюдая за животными, камнями, растениями, ветром, облаками, радугой и звездами. Истинную радость приносили ему моменты единения с Космосом, именно от этого в его произведения столько искрящейся жизни. Этим счастьем Миядзава попытался поделиться с другими. Эта книга — самое убедительное доказательство того, что писатель достиг своей цели.

переводчик Е. Рябова

ВСТУПЛЕНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Бывает, не хватает леденцов, но всегда есть свежий прозрачный ветер и чудный персиковый свет раннего утра, они заменят любые конфеты.

Я и сам не раз видел, бродя по полям и лесам, как оборванные одежды превращались в восхитительные наряды из бархата и дорогого сукна, изукрашенные драгоценными каменьями… Люблю такие лакомства и наряды!

То, что написано в этой книжке, я услышал в лесах и полях, у железных дорог, а рассказали все мне радуга и лунный свет…

В самом деле, когда бредешь одиноко в синих сумерках через дубовую рощу или дрожишь на холодном ноябрьском ветру высоко в горах, кажется, что так оно и есть. Нет, в самом деле! А потому я и записал все в точности так, как услышал, потому что все это — истинная правда. С этим уж не поспоришь.

Возможно, иные из этих рассказов придутся вам по душе, а кое-что покажется ерундою, — но я-то не разделяю их на хорошие и плохие, нужные и ненужные. Может, кто-то из вас удивится — а, собственно говоря, что это он тут вообще понаписал? Да я и сам не знаю, зачем я все это написал…

Но если бы вы только знали, как мне хочется, чтобы эти маленькие бессвязные обрывки сложились в единое целое, — и получилось настоящее пиршество слова, роскошное, прозрачное угощение!

РЕСТОРАН «У ДИКОГО КОТА»

По глухой горной дороге, среди деревьев, зловеще шелестевших сухой листвой, брели два молодых джентльмена. Одеты они были по-щегольски — точь-в-точь, как солдаты английской армии, за плечами сверкали стволами охотничьи ружья. Рядом бежали похожие на двух белых медведей огромные собаки.

— Странные здесь места, — пробормотал один, — Никакого зверья. Даже птица не пролетит… Прямо руки чешутся пальнуть в кого-нибудь.

— Да уж — подхватил другой, — пощекотать бы пулями пару-тройку раз оленя по его желтому брюху… Здорово! Вот уж закрутился бы, а потом как брякнулся бы наземь!

Тут они забрались в такую непроходимую чащобу, что даже их проводник растерялся, а потом и вовсе пропал из виду — верно, заплутал. А вокруг такая жуть была, что обе собаки вдруг закружились, зашатались, коротко взвыли — и разом издохли. Из пастей у них повалила пена.

— Я отвалил за этого пса целое состояние, две тысячи четыреста иен, — проворчал первый охотник, оттянув веко мертвой собаки.

— А я — аж две тысячи восемьсот, — с досадой крякнул другой.

Первый вдруг изменился в лице и посмотрел на напарника.

— Вот что. Пойду я отсюда, пожалуй.

— Ну-у… — протянул второй, — пожалуй, и я пойду. Замерз я совсем, да и живот подвело.

— Да, на сегодня довольно. Только давай по пути завернем на давешний постоялый двор, прикупим фазанов иен на десять.

— Там вчера и зайцы были. Все не с пустыми руками. Ну что, пошли?

Пошли-то пошли, вот только куда идти? Охотники растерялись.

Тут завыл ветер, с шорохом полегла трава, зашуршали листья, заскрипели деревья.

— Ох, как есть хочется, просто нет мочи терпеть. Аж кишки от боли свело.

— И у меня. Даже ноги не идут.

— Твоя правда. Страсть, как проголодался. Хоть кусочек какой проглотить!

Жалобно причитали охотники, а вокруг равнодушно шелестели стебли сухого мисканта. Тут они оглянулись — и изумились. Посреди поля стоял роскошный дом в европейском силе. Над входом висела вывеска: