Пташка Мэй и страна Навсегда - Андерсон Джоди Линн (лучшие бесплатные книги TXT) 📗

И мама объяснила Мэй, что пессимисты, как правило, печальны и часто впадают в меланхолию. С этим девочка не могла не согласиться. Кот определенно был печален. Похоже, он догадался, что Мэй не любит его, как только остановил на ней зеленые миндалевидные глаза, и теперь очень сочувствовал девочке.

Мэй, разумеется, не просила такого подарка. Ее первый кот, Фасолька, умер, когда ей было шесть, и с тех пор девочка проводила дни в скорбном уединении. Ни один другой кот не мог заменить ей любимца, названного в честь фасоли, которая, кстати говоря, относится к семейству бобовых. После его кончины Мэй решила одеваться только в траурный черный цвет.

А вот ее мама подумала, что дочери лучше завести нового кота.

— У тебя совсем нет друзей, — сказала мама, и в ее больших темных глазах, которые были еще больше и темнее, чем у дочки, мелькнула тревога.

Миссис Берд уже давно перестала уговаривать Мэй, чтобы та пригласила домой кого-нибудь из одноклассниц.

— Почему бы тебе не позвать Марибет?

— У нее ветрянка.

— Как насчет Клэр?

— Ее отпустят только на День президентов [1].

— А Мэрирут?

— У нее проказа. Вот жалость.

И все-таки однажды Мэй появилась в дверях маминой комнаты и, скрестив руки на груди, сообщила, что согласна завести кое-кого из кошачьих при условии, что это будет черный тигр.

С Пессимистом у нее никак не ладилось.

Заметив, что девочка на него смотрит, кот спросил: «Мяу? Миу-мяу? Миэй?»

— Между прочим, это мое имя. Нечего его трепать, — заметила Мэй.

Тук-тук-тук.

В комнату заглянула мама.

— Ну как тебе? Отличная школа, правда? — Она с надеждой улыбнулась.

Мэй скрестила руки на животе, нахохлилась и бросила взгляд на кота.

— Наверное, да. Особенно для монахинь, — глубокомысленно ответила она.

Мамина улыбка погасла, и в сердце у Мэй тоже стало сумрачно от нехороших предчувствий.

— Но, может, все не так и плохо, — прибавила девочка.

Они с Пессимистом обменялись взглядами. Уж он-то, в отличие от мамы, хорошо понимал, что Мэй никогда не будет счастлива, если ей придется носить клетчатое платье и жить в пансионе Святой Агаты в далеком Нью-Йорке, где совсем нет леса.

— Подумай, — осторожно предложила миссис Берд, покусывая губу. — Мне кажется, школа тебе подойдет. А я поселюсь неподалеку. По субботам и воскресеньям будем гулять по городу.

Миссис Берд вошла и, пригнув голову, направилась к письменному столу. Чего только не свисало с потолка в комнате Мэй: и «музыка ветра» с подвесками-стрекозами, и вешалка со струной, на которую были нанизаны желтые листья сумаха, и сухие гирлянды плюща. На подоконнике стояли бинокль для наблюдений за букашками и прочей живностью и телескоп, нацеленный в небо, чтобы смотреть на звезды.

На стенах висело столько рисунков, что они почти совсем закрыли старые тканевые обои. Там были Фасолька и миссис Берд, лес, воображаемые места и друзья и странные существа: одни — с крыльями и фиолетовыми волосами, другие — рогатые, третьи — в черных плащах. Среди них выделялся уродец с огромной кривой головой. Он выглядел особенно жутко. Не было на стене только Пессимиста. Частенько, проследив за взглядом миссис Берд, он принимался обиженно изучать рисунки в поисках своего портрета.

Временами, когда миссис Берд смотрела на самые страшные, самые мрачные рисунки, ее глаза снова становились большими и тревожными. «И ты еще хочешь, чтобы тебя не считали странной», — говорила тогда мама. Выглядела она при этом еще печальнее, чем кот.

— Ну как? Ты готова ехать на пикник? — Миссис Берд подошла к Мэй сзади и крепко ее обняла.

Мэй кивнула, теребя кисточки на длинной шали, в которую завернулась, превратив ее в платье. Болотные Дебри были очень малы и совсем обезлюдели, чтобы устраивать здесь праздник, поэтому Мэй и миссис Берд каждый год ездили на представление и пикник в Кабанью Лощину. Это было за два города от их дома, зато в Лощине всегда устраивали парад и соревнования, а еще туда приезжали все ребята из школы.

— Готова, — как можно бодрее ответила Мэй.

Мама чмокнула дочь в макушку. Аромат жасминовых духов миссис Берд впитался в шаль.

— Твои одноклассники будут рады тебя повидать.

Мэй покраснела. Она в этом очень сомневалась.

Девочка ни слова не сказала о том, что с начала каникул она достигла кое-каких успехов, пока тайно готовилась к этому дню. Налегая на пончики с арахисовым маслом и кунжутом, она прибавила почти целый килограмм, и поэтому была теперь не такой уж и тощей. Ее острые коленки немного округлились. А еще она училась улыбаться перед зеркалом. Обычно, когда Мэй улыбалась, все думали, что она строит рожу, но после долгих тренировок она добилась почти нормальной, на ее взгляд, улыбки. У девочек с милыми улыбками полно друзей. Миссис Берд не раз напоминала ей об этом, когда приходила помогать с готовкой на дни хот-дога [2] и видела, что Мэй одиноко сидит в самом конце стола пятиклашек, сгорбившись над кучкой моркови.

— Я не умею заводить друзей, — смущенно говорила девочка.

— Ну, по правде говоря, заводить их и не надо, — отвечала ей миссис Берд. — Ты просто дружи, когда они появятся.

Тогда Мэй думала, что уж это ей точно не грозит.

— Что это у тебя? — спросила миссис Берд.

Мэй посмотрела на предметы, лежавшие на столе.

— Овеществлятор. Он делает настоящим все, о чем ты мечтаешь. Вот захочется тебе сережки с изумрудами, и они сразу появятся.

Пригнувшись, миссис Берд прошла обратно, к двери. Она остановилась на пороге и задумчиво посмотрела на Мэй.

— А может, лучше стать юристом с большой зарплатой и купить мне эти сережки по-настоящему?

Мэй посмотрела на овеществлятор. Разве он не настоящий?

— Давай-ка искупайся. Я наберу ванну.

Девочка повалилась на кровать, представляя, как приедет на пикник. Что, если одноклассники не узнают ее? С лишним-то килограммом веса и широкой правдоподобной улыбкой, приклеенной к лицу.

«Кто эта девочка? — спросит один из мальчишек, Финни Элвей. — Кажется, она похожа на Мэй».

— Они увидят меня во всей красе, — заявила Мэй коту.

— Мяу? — оживился Пессимист.

Несколько минут спустя на лестнице снова послышались шаги миссис Берд. Скрипнул вентиль, шаги стихли. Мэй размотала шаль и пошла купаться. У самых дверей ванной она остановилась. Изнутри слышался плеск, словно кто-то играл с водой, устраивая водовороты.

Сжав керамическую ручку, Мэй повернула ее и распахнула дверь. Внутри никого не было. Посередине стояла белая ванна на ножках-лапах, а в ней чуть заметно колыхалась вода. Мэй наклонилась, тщательно ее изучила и только тогда забралась внутрь. Девочка уже привыкла к таким вещам. Мама всегда говорила, что в старых домах полно всевозможных странностей. Раньше Мэй настаивала на том, что это привидения. По этому поводу она получила от миссис Берд уже немало суровых взглядов и теперь не стала поднимать шум, а просто ушла под воду с головой, с бульканьем выпуская из ноздрей пузырьки воздуха.

Через полчаса Мэй вышла из ванной, завернувшись в полотенце. За ней клубилось облако пара, обволакивая очертания Пессимиста, который ждал у двери, вылизывая лапы. В сопровождении кота девочка вернулась к себе и натянула бирюзовую маечку и шорты, приготовленные мамой взамен ее обычной черной одежды.

Прошлым летом Мэй сделала в своей комнате узенькую полочку. Она змеей тянулась вдоль стен почти под самым потолком. На ней была расставлена коллекция лучших кварцевых камешков, которые Мэй находила в лесу. Мама клялась, что в них нет никакой ценности, но для девочки они сияли ярче бриллиантов. Помимо камешков на полке расположился целый зоопарк из причудливых животных, которых Мэй смастерила из скрепок, сосновая шишка в форме сердечка — они с Пессимистом нашли ее на улице — и ониксовая брошь, оставшаяся от старой хозяйки дома — дамы по имени Берта.