Страна Мудрецов - Кирносов Алексей Алексеевич (книга регистрации TXT) 📗

– Ты красивая, – не выдержал он переполненности чувством.

Я добавил:

– Конопатая.

– Сама знаю – огрызнулась Лидка.

– Веснушки тебе даже идут, – промолвил Петька.

– Не твоего это ума дело, – отрезала Лидка.

– А почему бы и не моего? – спросил Петька обиженным голосом.

– Ты тюфяк, – сказала Лидка. – Видишь, что девочке скучно, а ничего не можешь придумать.

– Можно еще разок искупаться, – предложил Петька от большого ума. – Прохладнее станет.

– Надоело, – объявила Лидка. – Домой пойду.

Она уложила в сумочку гребешок и зеркальце. Я спросил ехидно:

– В большое зеркало смотреться?

– Осенью поступлю в балетную школу, – там все стенки в зеркалах.

Мне нравилось, когда она злится, и я сказал:

– Таких толстых в балетную школу не принимают.

Лидка не разозлилась, а стала оправдываться тихим голосом:

– Я по телосложению совсем не толстая. Я потому поправляюсь, что в меня тетя каждое утро запихивает молоко и булку с маслом.

Петька думал, собирал на лбу морщины и наконец изрек:

– Давайте играть в пятнашки. Чур, не пятна!

Мы с Лидкой захохотали, и я сказал:

– Ладно, люди без крыльев… Чем так валяться, лучше пойдем в лес. Костер запалим.

А я ведь чувствовал, что предстоит что-то необычайное: в теле быта странная легкость и голова приятно кружилась.

Тогда я подумал: это оттого, что солнце напекло затылок, но оказалось совсем другое…

Мы обошли поселок стороной, чтобы милые родственники нас не – поймали и не заставили что-нибудь делать. В лесу стало прохладнее. Петька философствовал на ходу:

– Как здорово было бы жить на свете, если бы можно было делать все что хочешь.

– Луну с неба достать? – спросил я.

– Зачем луну? Мне надо делать все что угодно в границах человеческой возможности. Например, чтобы можно было пойти куда хочешь, не спрашивая разрешения. В лес, в кино, а хочешь – в неведомое царство. И чтобы можно было делать все что угодно: хочешь – пляши или заведи себе лошадь и пои ее чаем, а хочешь – выйди на середину улицы, сядь и играй на гагаре.

– Этого никогда не будет, – осадила его Лидка. – Взрослые не допустят. Жизнь состоит из одних запрещений: того нельзя, этого не позволено, третье неприлично. Надевать чего хочешь не велят. Читать чего хочешь не позволяют. Картины запрещают смотреть. Нос, говорят, не дорос. Интересно, когда же он у меня дорастет до нужного размера? Я так устала… Мальчики, хватит идти. Давайте здесь костер разведем.

Мне уже надоело топать, но я сказал, чтобы последнее слово осталось за мной:

– Еще немножко пошагаем. Здесь лес редковат.

Петька выпятил тощую грудь и произнес:

– Лидочка, хочешь, я тебя понесу, как рыцарь?

Он, конечно, думал, что Лидка застесняется, но она не из таких. Лидка даже обрадовалась:

– Еще бы! Понеси, Петенька!

Поднял он Лидку, два шага шагнул – дальше не может. Шатается и дышит как паровоз. Я увидел, что если Петька ее сейчас же не бросит, то свалится. Так и вышло. Петька шагнул, глаза его вылупились, и он рухнул.

– Рыцарь липовый! – убийственно сказала Лидка.

Дальше не пошли. Набрали сучьев, составили их домиком и подожгли. Мы с Лидкой легли в мох, а Петьку, как опозорившегося, заставили сучья таскать. Я люблю костры, люблю смотреть прямо в пламя. И кажется мне тогда, что так и я сам: трещишь, рвешься в высоту и вдруг шлепаешься об дорогу, и в небо уходит, как говорят, один лишь сизый дым мечтаний.

– Ребята, может, хватит? – спросил Петька. – Я много натаскал.

Я сказал:

– Лида, прости его.

– Ладно, – разрешила Лидка. – Отдыхай, рыцарь…

Петька улегся рядом и снова стал рассуждать о свободной жизни. А я тем временем выбрал подходящий сук, достал ножик и стал вырезать лошадь. Я никогда еще не пробовал вырезать, но мне показалось, что должно получиться. Вот я и стал вырезать лошадь.

– Я потому ничего не могу придумать, – говорил Петька, – что все запрещается. Если бы все было можно, я бы такого напридумывал, что все ахнули и вообще забыли, что такое скука!

Голова моей лошади уже была почти похожа на лошадиную, когда к нашему костру подошел человек удивительного вида. Лет ему было около двадцати, лицо простое, с ясными голубыми глазами. Штаны на нем были драные, с бахромой, а рубашка серая, с красными заплатами. На голове колпак с бубенчиком, ноги босые.

– Скажите, вы сумасшедший? – поинтересовалась Лидка.

– Я оригинал, – сказал в колпаке и засмеялся.

– Как тебя дразнят, оригинал? – спросил Петька.

– Митька, – сказал с бубенчиком. – Я из Мурлындии, страны мудрецов.

– Все жители там мудрецы? – спросил я.

– Все без исключения, – подтвердил Митька.

– Значит, ты мудрец?

– Еще какой, – весело подтвердил Митька с бубенчиком. – Таких мудрецов, как я, во всей Муршындии наберется не больше чем пальцев на трех руках. Как-то раз король Мур Семнадцатый сказал, что я чуть ли не мудрее его самого, а королева Дылда дала мне сразу четыре кружки компоту.

Митька повертел в руках лошадиную голову и сказал одобрительно:

– Лясы точишь?

– Хочется иногда сделать что-нибудь из рада вон выходящее, – ответил я, смутившись. – Вот я и делаю что-нибудь.

– Это ты верно подметил, – сказал Митька задумчиво. – Иногда просто ужасно как хочется сделать чтонибудь небывалое, поразить жителей в самое сердце… Раньше я в такие минуты брал уголек и рисовал на стене летающего осьминога. А теперь придумал другое: забираюсь на столб и привязываю к верхушке еловые ветки. Столб становится совсем как пальма. За эту выдумку меня в Мурлындии прозвали Митька-папуас.

– У вас не запрещают лазить на столбы? – удивился Петька.

– Что значит «запрещают»? – спросил Митька с любопытством.

Петька объяснил:

– Подходят снизу граждане и кричат противными голосами: «Слезай сейчас же, хулиган этакий, а то милиционера позовем!»

– Очень даже глупо, – сказал Митька. – У нас каждый житель делает что хочет. Никто ему ничего не запрещает. На то и страна мудрецов.

Лидка недоверчиво покачала головой, а Петька сказал:

– Вот эт-то да-а-а-а-а…

Я спросил:

– А как же король? Ведь король – это деспот и самодержец.

– Никакой он не самодержец, – объяснил Митька. – Наш Мур Семнадцатый свой малый и любит охотиться на сорок. Между прочим, он очень древнего и благородного происхождения. Его прадедушка был в каком-то королевстве деспотом и самодержцем. Тамошние жители устали его терпеть, рассердились и выгнали вон в одной короне. Он к нам и приехал. Все его потомки называются королями. Пусть называются, нам не жалко. В Мурлындии все можно.

– А на гитаре играть посреди улицы можно? – высказал Петька свою затаенную мечту.

– И на гитаре посреди улицы можно.

– А если телега будет ехать, тогда что? – спросила Лидка.

– Задавит, больше ничего, – сказал Митька. – Каждый житель сам за себя в ответе.

… Мне эта страна сразу понравилась. Правда, я не очень еще верил Митьке с бубенчиком. Слишком уж потешный был у него вид. Но ведь чего не бывает на свете!.. Я спросил его:

– Ты точно говоришь? Может, ты здешний, а Мурлындию для потехи выдумал? Может, тебе страна мудрецов во сне приснилась?

– Клянусь бубенчиком! – провозгласил Митька без смеха. – В Мурлындии вообще никто не врет. Все можно и все позволено, так зачем отпираться? Бывает, что облапошат ради шутки. Но на хорошую шутку никто не обижается. Мы мудрые!

– А туда всем можно? – спросил Петька.

Митька с бубенчиком покачал головой:

– Всяких пускать нельзя, а то неприятности могут выйти. Забредет какой-нибудь глупый, ни радости от него, ни веселья. Мы к себе принимаем только тех, кто придумает что-нибудь мудрое. Что ты, например, можешь?

– Не знаю, – задумался Петька. – Ну, могу бритву разжевать…

– Зола! – отверг Митька. – У нас деревья подгрызают.

– Могу… чернила выпить, – сказал Петька грустным голосом.