Красная ворона (СИ) - Созонова Александра Юрьевна (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
В ленивом голосе не было ни ревности, ни раздражения, лишь налет скуки, да легкое чувство превосходства. При более внимательном рассмотрении девица оказалась не столько красивой, сколько эффектной и стильной. Очень тонкая талия и хрупкие лодыжки, мальчишеские угловатые плечи. В лице что-то птичье: маленький изогнутый вниз носик, круглые глаза с выражением рассеянным и недоверчивым. Красивые и необычные глаза, но совсем неглубокие: дно близко.
— Сестренка. Я ее шесть лет не видел. Но, может, хватит топтаться на пороге?
Он подтолкнул нас к двери. При этом демонстративно не заметил моих сумок, и мне пришлось подхватить их самой. Рин не стал возиться с замком, лишь легонько погладил дверь, и она послушно открылась. Я прикусила губу, чтобы не завопить от возмущения: ведь и дергала, и толкала в надеже на забывчивость брата или плохо защелкнувшийся замок, но она, поганка этакая, хоть бы чуть подалась — нет, стояла намертво, как влитая.
Почувствовав исходящую от меня волну, Рин обернулся и подмигнул.
— Для меня здесь всегда открыто!
Я сумела проглотить гневный выплеск. «О да, для него здесь всегда открыто, я же должна торчать целый час на пороге собственного дома!!!»
Рин двигался быстро и целенаправленно. Девица бодро стучала платформами следом. А я тормозила, глазея по сторонам и не узнавая место, где провела большую часть детства.
— Закрой рот и не пялься! Я тебе потом экскурсию по дому проведу, будет весьма познавательно.
— А сейчас мы куда?
— В студию. Хочу дорисовать картинку, Анжелка позирует. И ради твоего приезда планы ломать не собираюсь. Мы еще успеем поговорить! О своей скучной английской жизни ты расскажешь за полчаса, а я о своей, яркой и насыщенной, даже рассказывать не стану — слишком много времени это займет.
«Хамит, как всегда. Кажется, мой братик не сильно изменился за эти годы!» Мысль была радостной, несмотря на укол обиды: замечательно, что он не стал другим — взрослым, скучным и отутюженным, вроде своей детской тени, вылизанного ангелочка по имени Танир.
Студией оказалась просторная комната на третьем этаже, прежде бывшая гостевой. Окно теперь занимало всю стену и часть потолка. Никакой мебели, не считая мольберта. Пол устилал малиновый ковер, круглый, как мандала. В центре узора сплелись в смертельном танце тигр и снежный барс.
Полотен не было, за исключением недоконченного. Когда я направилась к мольберту, брат осадил меня:
— Не подходи! Закончу — посмотришь, а пока нельзя. Спугнешь.
Он переминался у холста, ожидая, пока Анжелка разденется. Та совлекла с себя голубой свитерок грациозно и неторопливо. Он оказался единственным предметом одежды. Оставшись в босоножках, похожих на ухоженные копыта, модель устроилась на ковре, положив под локти пару атласных подушек. Левую руку с точеными пальцами пристроила на изгиб бедра, правой принялась пощипывать золотистый виноград, лежащий в огромной морской раковине, как на блюде.
— А ты что стоишь? Присаживайся.
Поколебавшись, я выбрала место подальше от натурщицы. Поискала глазами подушки, но на меня их уже не хватило. Впрочем, ковер был на редкость мягким, с ворсом почти в ладонь.
Разговаривать с Рином в процессе работы оказалось запрещено — о чем меня тихо просветила модель, сразу после этого наглухо замолчавшая. Из всех звуков остались только редкие междометия творца, да слабое причмокивание при встрече розовых губ с сочными виноградинами.
От нечего делать я принялась внимательно рассматривать упоенно махавшего кистью брата. Он изменился — что бросилось в глаза сразу, еще на крыльце. Худой рыжий подросток с ассиметричной физиономией превратился в привлекательного молодого мужчину. Не красавец, но то, что называется «интересный», цепляющий взор. Волосы потеряли яркость, стали матовыми и уже не торчали дыбом. В левом ухе покачивалась серебряная серьга-иероглиф. Прядь волос, свисавшая на правое ухо, была окрашена в черный, а соседняя в ярко-малиновый. На виске виднелась татуировка желтого цвета — какая-то руна похожая на половину елочки. Лицо заострилось, губы стали темнее и четче, а крылья носа резче.
Но главное — глаза. С моего расстояния трудно было разглядеть с точностью, но мне показалось, что процесс разбегания зеленоватых волн стал непрерывным. Во всяком случае, они искрились.
Брат выглядел старше своих лет: не двадцать три, а на три-четыре больше. Но это ему шло, придавая видимость опыта и основательности. Облачен он был в черную вельветовую рубашку и узкие голубые джинсы, небрежно заляпанные краской.
— Финита!..
Вопль был резким и неожиданным. Видимо, я задремала на мягком ворсе, пристроившись щекой на огромную когтистую лапу тигра, в тишине и тепле, вымотавшись с дороги. Проснувшись, не сразу сориентировалась, кто я и на каком свете — так подействовала непривычная обстановка.
— Ты первая!
Разлепив веки и определив, что обращено это не ко мне, я решила подремать еще пару минут — пока будет длиться процесс восхищения благодарной натурщицы своим портретом. Но раздавшийся визг вышиб остатки сна.
— Это не я! Это какое-то чудовище! Да как… да как ты вообще посмел! Ничего общего!..
Анжелка не просто визжала — она выражала негодование всем телом: и покрасневшим (и враз подурневшим) лицом, и острыми вздернутыми плечами, и вздыбившимися лопатками, и мурашками на ягодицах, и даже ступнями с ярко-синим педикюром, копытами платформ долбившими пол.
«Вот такой бы ее нарисовать, а еще лучше — изваять!» — подумалось мне.
— Столь бурная реакция означает, что получился шедевр, — Рин был невозмутим и лишь слегка посмеивался.
— Да ты!.. Подонок, козел! Чтобы я никогда, слышишь — никогда тебя больше не видела! И номер мой забудь!.. И денег за сеанс мне с тебя не надо… подавись ими! Мазила злосчастный!..
Повизгивая и изрыгая из розовых губок жаб, скорпионов и змей, Анжелка принялась одеваться. Но получалось у нее медленнее, чем раздевание. Видимо, ждала, что остановят — извинениями и поцелуями, охладят обожженное самолюбие. Но Рин не сдвинулся с места. Он не смотрел в ее сторону, любовно подправляя что-то в свеженьком шедевре. Лишь захлопнувшуюся со стуком дверь сопроводил лаконичным:
— Дура.
Я восстала с ковра, разминая затекшие конечности.
— Ну и чем, интересно, она тебя так привлекла?
— Ничем. Она не из моей свиты, не из квартета. Банальная стерва, каких мильон. Но именно с той фигурой, что мне нужна. И выражение глаз интересное — оно-то и подсказало зерно образа.
Я обошла его со спины и с любопытством воззрилась на полотно, вызвавшее такую вулканическую реакцию. Нагое тело модели было передано очень точно. Оно казалось живым и дышащим. Хрупкие лодыжки, перепад от бедра к талии, длинные пальцы… Только пальцы подносили ко рту не виноградины, а гроздь ярких жуков. И не совсем ко рту — к клюву. Поскольку венчало прекрасное тело, со всеми его изгибами и переливами, уродливая птичья голова: то ли грифа, то ли стервятника. Воспаленно-багровая шея поросла редким белым пухом. Кривой и словно отполированный клюв смотрелся гордо и грозно, а круглые лимонные глаза взирали подозрительно. Анжелкино выражение было схвачено точно, хоть и утрированно.
— Неудивительно, что она так обиделась!
— Тебе не нравится?
Казалось, его мало интересовал мой ответ: вопрос был задан рассеянным тоном, в процессе протирания ацетоном заляпанных краской пальцев.
— Нравится. Но ведь не я послужила моделью, поэтому могу судить непредвзято. Думаю, особенно ее обидело сходство. Не тела — телом ты ей только польстил, но неких внутренних струн. Быть может, пороков.
Я осторожно коснулась пальцем фигуры на холсте. Она выглядела настолько живой, что ожидалось ощутить тепло. И тут же ойкнула: краска еще не высохла, и осталась вмятинка. Рин нахмурился.
— Прости…
Не ответив, он выбрал из кисточек самую маленькую и принялся осторожно колдовать над моей отметиной. Затем удовлетворенно откинул голову и прищурился:
