Петрушка – душа скоморошья (Бывальщина) - Привалов Борис Авксентьевич (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно txt) 📗

«Бедняк силён выдумкой, — повторил про себя Петруха, — смёткой мужицкой, смекалкой…»

И лихая мысль обожгла вдруг голову: неужели скоморошьей выдумки не хватит на то, чтоб с боярином Безобразовым справиться? С деньгами, конечно, оно было бы легче, да ведь, с одной стороны, деньги дело наживное. А с другой — можно и без них попытаться дедов выручить! Ведь сейчас от него, Петрухи, зависит жизнь пленных скоморохов! От него одного! И он должен освободить их во что бы то ни стало! Только тогда он сможет смело смотреть в глаза друзьям!..

Возница, который время от времени испытующе поглядывал на Петруху, заметил, что глаза парня повеселели. Только небольшой синяк — закус, темневший на нижней, ещё по-мальчишески припухлой губе, напоминал о случившемся.

СТАРЫЙ ЗНАКОМЕЦ

Невеликие стены города Острожца были грязного цвета, во многих местах покрыты оледеневшим снегом. Купола церкви тускло сверкали на солнце. Избы посада, разбросанные там и тут, напоминали стаю собак, выбежавших из городских ворот.

Окружающие посад надолбы — деревянные столбы — тесно, в два ряда, притороченные друг к другу, местами были разрушены.

Сани миновали надолбы, посадские постройки и по мосткам через заваленный снегом ров въехали в городские ворота.

Низенькие курные избы с чёрными деревянными кровлями, виднеющимися сквозь проталины на крышах, набегали со всех сторон на Петруху, словно хотели сжать его, раздавить, — такой показалась ему городская улица после сверкающего простора полей.

На ночлег возчик и Петруха остановились в сарае, таком широком, словно его кто-то ударил по крыше и расплющил.

Ранним утром возчик простился с Петрухой:

— Не забывай, малец, про голый камень! Помни — всё при тебе!

И уехал на рынок, чтобы занять место получше.

Петруха ещё полежал немного у остывающей печи, потом проверил, не пострадали ли за ночь куклы, снова аккуратно завернул их и вышел в город.

Сани, возки, волокуши — всё двигалось к рынку.

Туда же шли горожане, мужики, нищие.

Целые своры собак, голодных и худых, рыскали по улице в поисках еды.

Голос торжища был слышен издали — крики, звон, грохот, ржание сливались в один монотонный шум. Но чем ближе подходил к рынку Петруха, тем отчётливее различались отдельные звуки.

Вот крики торговца рыбой, вот звон чугунов и топоров, вот ссорятся купец и мужик, вот заунывно кричит нищий, вот подковывают лошадь, вот дерутся собаки…

Петруха пошёл по торговым рядам. Колёса, ободья, дуги, бочки, скамьи, ложки — ряд деревянный.

Ряд скобяной — топоры, пилы, чугуны, жбаны, крюки, ножи.

Съестной — мясо, рыба, соль, крупы всякие, тут же овёс, мука, отруби…

А это уже не ряды — тут торгует кто чем горазд.

Разноцветная гора сундуков — алых, синих, зелёных, жёлтых.

Старик и трое парней — сыновья, наверное, похожи и друг на друга, и на старика — бойко расторговывают, распродают свой товар. Особенно ходко идут небольшие яркие сундуки, которые можно унести одной рукой.

Одни торгуются, а другие стоят смотрят на игру красок.

— Вон, гляди, с золотом — ну чисто из боярского терема!

— Сколько стоит тот, который подешевле?

— Эх, одного гроша не хватает, а то бы все сразу купил!

— Купи, Игошка, сундук. Спасибо скажешь!

— А что мне с ним делать?

— Одежду свою будешь в него складывать.

— А самому голым ходить? У меня вся одежда на мне, вторых штанов нету!

Вокруг сундуков расположились нищие, какие-то старухи, ребятишки.

Даже два пса, вывалив яркие дымящиеся языки, присели возле, прикидывая, видно, съедобен ли самый маленький, цвета свежего мяса, сундук? Тот самый, который старик держит возле себя и куда кладёт кошель с вырученными от продажи деньгами?

— Есть ли, купцы-молодцы, такой сундук, у которого крышка музыку играет? Откроешь — спляшешь, закроешь — споёшь. Куплю, за ценой не постою!

«Где я слышал этот голос? — тряхнул головой Петруха. — Недавно, кажется…»

И тут он увидел возле старика купца своего старого знакомого — скомороха-вора.

Петруха сразу узнал его по бегающим наглым глазам. На воре был ярко-жёлтый зипун, разноцветные лапти и колпак с бубенцом на конце.

Вор крутился вокруг денежного сундучка, как крыса вокруг сала.

Петруха до боли закусил губу — будь на то его воля, всех воров на земле он предал бы мучительной смерти.

— Эй, купец, — крикнул Петруха, — сиди да посматривай, не ровен час в убытке останешься!

Все обернулись к Петрухе. Старик, его сыновья, вор-скоморох.

— A-а, старый друг лучше новых двух, — отходя от заветного сундука, сказал как ни в чём не бывало скоморох-вор. — Ты чего тут потерял?

И, не дав Петрухе слова сказать, подтолкнул его в сторону, прошептал зло:

— Каждому своё, не мешай мне, Петрушка, хуже будет. Что примолк?

— Лучше молчать, нежели врать… Камень продал и во всё новое обрядился? — с горечью произнёс Петруха. — Не пойдут тебе во здравие воровские деньги.

— Пристукнул бы я тебя тут, — спокойно проговорил скоморох-вор, — да жалко. И в яму не хочется попадать. Да и ватага наша тут — слышишь? — уже работать надо!

Петруха прислушался. Действительно, в рыночном шуме можно было различить звуки гудка и бубна.

Скоморох-вор исчез в толпе.

Петруха вместе с горожанами, нищими, ребятишками, мужиками пошёл смотреть скоморошину.

В нескольких шагах мелькнуло знакомое лицо возчика, он встретился глазами с Петрухой, крикнул:

— Сейчас посмотрим потеху!

Петруха хотел пробраться к нему, но не сумел: толпа стала гуще, музыка — громче, слышны были только отдельные выкрики скоморохов.

Поднявшись на носки, Петруха увидел, как скоморох-вор в шапке из дубовой коры, важный, надутый, ходит по площадке.

«Барин-боярин!» — догадался Петруха.

В их ватаге любили эту скоморошину. Кто-нибудь, чаще всего сам Потихоня, был барином-боярином. Все остальные скоморохи приходили к нему с дарами-посулами. Кто с песком, кто с лопухом, кто с веником берёзовым, кто с камнем.

Просители низко кланялись, просили у барина-боярина различные милости. Барин-боярин каждому говорил что-нибудь обидное, обзывал их оборванцами, мужичьём вонючим. Кончалась скоморошина тем, что все набрасывались на барина-боярина и били его, а он старался спастись, но обычно барину-боярину это не удавалось.

От скомороха, который изображал барина-боярина, зависело очень много: он должен был умело оскорблять «просителей», а во время драки веселить зрителей, показывая свою трусость.

У Потихони сцена драки выходила особенно смешно: такой богатырь, а трусит!

В разгар потасовки тощий Грек обычно произносил своим набатным голосом:

— Люди добрый, посмотрите, как холопы из бояр выбивают жир!

…Петруха разглядел всего трёх скоморохов: вор был «боярином», а два других, меняя шапки, изображали мужиков-просителей. В то время как один из них переговаривался с «барином-боярином», другой играл на гудке и приплясывал.

Скоморохи были опытные — Петруха это сразу понял. Ведь втроём выступать трудно — отдыха не получается, подмены нет…

Видимо, двое пожилых скоморохов давно знали друг друга, а вор лишь недавно примкнул к ним.

«А может, они все воры? — подумал Петруха. — Целая шайка?»

Тем временем «мужики» начали тузить «барина-боярина», вокруг раздался радостный смех: вид побитого «барина-боярина» всегда веселит народ.

Скоморохи обошли с шапками зрителей и, наигрывая плясовую, двинулись в другую часть рынка.

Пробежал, расталкивая народ и громко ругаясь, какой-то краснорожий дядька, очень похожий на вылепленную Петрухой куклу — пучеглазого стражника.

— Боярский холуй за подмогой побежал! — крикнули рядом.

Петруха вздрогнул: кто-то из людей воеводы побежал за стражниками. Скоморохов могли посадить в яму, обвинив их в «подстрекательстве к избиению».