Сказки (200 сказок) - Гримм братья Якоб и Вильгельм (читать книги полностью txt) 📗
Ответил господь:
– А зачем ты их для вреда создал?
А чёрт говорит:
– Я должен был так поступить: ведь помыслы мои направлены ко вреду, и создания мои тоже должны обладать такой же природой; вы должны мне дорого за них заплатить.
– Я уплачу тебе, когда с дубов листья облетят; тогда и приходи, деньги для тебя уже отсчитаны.
Облетела с дубов листва, и явился чёрт, и потребовал у бога, чтоб тот отдал ему свой долг.
Но сказал господь:
– В храме, что находится в Константинополе, растёт высокий дуб, а на дубе том все листья ещё зелены.
В негодованье и с проклятьями скрылся чёрт и собрался на поиски того дуба, и блуждал он в пустыне целых шесть месяцев, пока, наконец, его отыскал; а когда, он вернулся назад, за это время все остальные дубы снова покрылись зелёной листвой. Так и не пришлось ему получить свой долг, и в ярости выколол тогда чёрт всем остальным козлам и козам глаза и вставил им свои.
Вот оттого у всех козлов глаза чёрта и короткие хвосты, и часто чёрт принимает козлиное обличье.
149. Петушиное бревно
Жил-был колдун. Вот стоял он раз посреди большой толпы народу и показывал свои чудеса. Он кликнул к себе петуха, и поднял тот петух тяжёлое бревно и нёс его, будто оно было лёгкое, как пёрышко. А находилась в толпе девушка, посчастливилось ей найти недавно трилистник, на котором было четыре листика, и сделалась она оттого умной, её невозможно было обмануть никаким колдовством, и она заметила, что бревно на самом-то деле всего лишь соломинка. И крикнула девушка:
– Люди, да разве вы не видите, что петух держит всего лишь соломинку, а вовсе не бревно!
И вмиг всё наважденье исчезло, и люди увидели, что было на самом деле, и прогнали колдуна с бранью и позором прочь.
А он разгневался и говорит:
– Уж я за это отомщу.
Спустя некоторое время праздновала девушка свадьбу. Вот нарядилась она и отправилась вместе с поезжанами через поле к тому месту, где находилась кирха. Вдруг подъезжают они к большому разлившемуся ручью, и не было там ни кладок, ни моста, чтоб переправиться. А невеста была бойкая, приподняла она юбку и собралась переходить вброд. Вошла она в воду, а стоял с ней рядом человек, был то колдун, и как закричит он, да так насмешливо:
– Эй, да где же твои глаза, откуда ты взяла, что тут вода?
И открылись у ней глаза, глядь – стоит она с поднятой юбкой среди поля, где растёт, зацветая голубыми цветами, лён. Как увидели это всё, стали её бранить, над ней насмехаться, – и пришлось невесте бежать.
150. Старая нищенка
Жила-была однажды старушка-нищенка. Ты видел, пожалуй, как ходила одна старуха да милостыню просила?
Так вот эта женщина тоже милостыню собирала, и когда ей что-нибудь подавали, она говорила: «Да вознаградит вас господь за это». Подошла раз нищенка к дверям одного дома, а стоял там парень, был он на вид ласковый, но большой плут, он грелся в то время у камелька. Вот и говорит парень ласково бедной старушке-нищенке, что стояла у дверей, дрожа от холода: «Вы, бабушка, подойдите да погрейтесь».
Подошла старуха к камельку, да слишком близко, и вот загорелись на ней старые лохмотья, но она того не заметила. А парень рядом стоял и видел это. Должен же он был их потушить? Не правда ли, он должен был их потушить? Даже если бы не было в доме воды, ему следовало бы все свои слёзы повыплакать, чтоб потекли они двумя чистыми ручьями и потушили огонь.
151. Три лентяя
Было у одного короля три сына, и все они были ему одинаково любы, и он не знал, кого после своей смерти королём оставить. Подошло время старому королю помирать, подозвал он их к своему ложу и говорит:
– Милые дети, вот что я надумал и порешил: кто из вас самый ленивый, пускай тот королём и будет.
И сказал старший:
– Стало быть, батюшка, королевство принадлежит мне: уж я такой ленивый, что когда лежу и мне спать хочется, а упадёт мне на глаза капля, то мне их и закрывать не хочется, чтоб уснуть.
Средний сказал:
– Королевство принадлежит мне, батюшка, – ведь я так ленив, что если сяду у костра погреться, то скорей я себе пятки сожгу, чем ноги отодвину.
Третий сказал:
– Королевство моё, батюшка, – я ведь такой лентяй, что если меня станут вешать, и будет уже верёвка у меня на шее, и даст мне кто-нибудь острый нож в руки, чтоб перерезать верёвку, то я скорей позволю себя повесить, чем протяну руку к верёвке.
Услыхал это король и сказал:
– Ты, пожалуй, будешь самый ленивый и потому должен стать королём.
151а. Двенадцать ленивых работников
Двенадцать работников день-деньской ничего не делали и вечером тоже себя утруждать не хотели. Вот легли они раз на травку и стали своей ленью похваляться.
Первый сказал:
– Да какое мне дело до вашей лени, – мне и своей-то хватит. Забота о себе – это главная моя работа; ем я немало, а пью и того больше. Съем я этак четыре обеда, затем попощусь маленько, пока голода не почувствую, – так-то оно для меня, пожалуй, лучше всего. Рано вставать – это не в моём обычае; если дело подходит к полудню, то найду я себе местечко где-нибудь поспокойнее. Позовёт хозяин, а я будто и не слышу; позовёт ещё раз, а я подожду немного, пока он меня подымет, ну, и иду уж, конечно, медленно. Этак жить ещё можно.
Второй сказал:
– А мне вот за лошадью ухаживать приходится, но уздечку я с неё не снимаю; если мне неохота, то и корму ей не даю и говорю, что, дескать, она уже поела. Завалюсь я в ясли с овсом и посплю этак часика четыре. Затем протяну ногу и поглажу разок-другой лошадь по спине, вот она уж и почищена, да кто ж спрашивать-то да проверять будет? Но служба у меня всё же слишком тяжёлая.
Третий сказал:
– И зачем себя мучить работой? Да и что в том толку? Лягу это я себе на солнышко да посплю. Начнёт дождь накрапывать, а мне зачем вставать? Ну и пусть себе, слава богу, идёт. И полил, наконец, ливень, да такой сильный, что аж волосы с головы срывал и с водой уносил, вот и дыру мне в черепе продолбил; ну, наложил я себе пластырь, и ничего – обошлось. Таких бед да несчастий у меня было достаточно.
Четвёртый сказал:
– А я, прежде чем за работу приняться, промешкаю сначала с часок, чтоб силы набраться, а затем и начинаю помалу, и спрашиваю, нет ли случайно кого, кто бы мне помог. Ну, и уступаю ему бо?льшую часть работы, а сам только присматриваю; но для меня и этого слишком много.
Пятый сказал:
– Да это что! А вот вы представьте себе – должен я навоз убирать из конюшни и накладывать его на телегу. Дело это я делаю медленно, наберу немного на вилы, подыму вверх, – ну, так с четверть часа и отдыхаю, пока на телегу не кину. Довольно и того, если за день одну телегу вывезу. Нет у меня охоты работать до изнурения.
Шестой сказал: – Эх, стыдно вам: я вот никакой работы не боюсь; полежу сперва недельки три и даже одёжу с себя не снимаю. Да к чему ещё эти пряжки на башмаках? Пусть себе с ног сваливаются – это ничего. А если на лестницу мне взбираться, то поставлю я не спеша сначала одну ногу, а затем другую на первую ступеньку, потом сосчитаю и остальные, чтобы знать, где можно будет передохнуть.
Седьмой сказал:
– Нет, у меня дело совсем другое: мой хозяин следит за моей работой; но только целый день его не бывает дома. Однако же я всюду поспеваю, ничего не упускаю, бегаю, елико возможно, когда ползаешь еле-еле. А чтоб сдвинуть меня с места, это, пожалуй, только четырём дюжим парням под силу будет. Пришёл это я раз, а на полатях лежат рядом шестеро и спят. Лёг и я с ними и заснул. И не разбудить меня было, а тут я дома по хозяйству оказался нужен, так пришлось нести меня, надо сказать, на руках.
Восьмой сказал:
– Ну, видно, я всех вас проворней буду: вот ежели, например, лежит где камень, я себя не утруждаю, чтобы ногу поднять да переступить через него, а ложусь прямо на землю – всё равно грязь или лужа попадётся – и лежу себе, пока на солнце не высохну; разве что повернусь на другую сторону, чтобы оно меня грело.
