Алтайские сказки - Гарф Анна Львовна (бесплатные полные книги txt) 📗
Про сороку
Выбрали птицы павлина в зайсаны. Павлин широко раскрыл сияющий хвост. На шапке золотые кисти. Настоящий зайсан! Стали птицы ему жену искать. От куропатки, от кедровки, от синицы, ото всех отказался павлин; синица мала, куропатка плохо летает, кедровка худа, кукушка печально кукует…
Понравилась ему только сорока — она веселая.
После свадьбы павлин выщипал из своей груди темнозеленые перья и положил их сороке на спину и на хвост. Заважничала сорока. Ничего не делает. Сидит — перебирает новые перья. Летит — новыми перьями блещет. Утром чуть свет выскочит из гнезда, и нет ее до ночи.
— Куда ты спешишь, сорока? — спрашивает ее павлин.
— Куда хочу.
— Где ты была, сорока?
— Где хотела.
Рассердился павлин. Еще затемно, пока сорока спала, он тихо слетел с гнезда и спрятался за кустом акации. Утром сорока распахнула свою крытую черным шелком шубу и полетела, сверкая белой оторочкой.
Павлин — за ней. Они прилетели к жилью человека. Сорока тут же спустилась на помойку и стала клевать отбросы.
— Как тебе не стыдно?! — крикнул павлин. — Сейчас же лети домой!
А сорока даже не оборачивается: клюет да клюет.
Подлетел к ней павлин, стукнул ее клювом по голове.
— Больше, — говорит, — ты мне не жена!
С тех пор, роясь в отбросах, сорока все головой вертит и детей своих учит:
— Один раз клюнь, а пять раз оглянись — не то павлин прилетит, по голове стукнет.
Крепко помнят это сорочьи дети. Клюнут раз — и обернутся. Клюнут — и вокруг поглядят.
Дядя медведь
На холмистом Алтае жил когда-то в белом дворце Ер-Боко-Каан. Глаза у него запухли, будто веки пчела ужалила. Лицо серое, как лошадиная селезенка. Когда Ер-Боко-Каан стоял, он всегда одной рукой усы гладил, другой в бок упирался. Зимой Ер-Боко-Каана мороз не ущипнет. Летом дождь на него не капнет. Бока его на мягком мехе нежатся. Губы лоснятся от жирной еды.
Вот раз вызвал Ер-Боко-Каан самых славных богатырей и говорит:
— У истока семи рек, где семь гор из одного подола поднялись, на глубине семидесяти сажен есть каменная пещера. В той пещере живет большой медведь: он спереди желтый, а сзади черный. Этот медведь над медведями хан. Изловите его, пригоните к моему дворцу. Пусть хан-медведь сидит у меня на цепи, как собака. Я один хочу ханом быть.
Вздрогнули могучие богатыри. Их бронзовые доспехи зазвенели, как листья в осиновом бору. Пятясь, вышли из белого дворца.
Много месяцев бродили они по горам, скитались в лесах— медведя не нашли. Повернули коней, едут обратно. Впереди них малые дети без шапок идут, за ними старики в длинных шубах. Пришли ко дворцу, как один на землю пали:
— Великий хан, зайсана-медведя никак не поймать!
В гневе Ер-Боко-Каан, подобно небу, загремел. Как железо, засверкал. Распахнул золотую дверь, ногу на порог занес и споткнулся. Ему под ноги попал мальчик-раб, по прозвищу Чичкан-мышь. Две любимые жены подхватили Ер-Боко-Каана под обе руки. Два свирепых палача схватили Чичкана за ноги.
— Всесильный хан! — крикнул мальчик. — Убить меня всегда успеете. Позвольте сначала — приведу вам большого медведя.
Ер-Боко-Каан посмотрел в темнокарие глаза Чичкана. Ростом сирота Чичкан был невелик. Однако плечи широкие. Ноги будто из бронзы.
— Обманешь меня, мышонок, — в котел тебя кину. Твою кровь выцежу, твое мясо искрошу, твои коси растолку.
Где стоял Чичкан, там уж нет его. Он ушел к семи горам, к истоку семи рек, к той пещере, что лежит на глубине семидесяти сажен.
Назад пути у него не было. В сторону Чичкан боялся посмотреть.
От голода упал он на камни и видит: висят на скале, будто слезы, прозрачные капли росы.
Чичкан открыл рот. Две росинки упали ему на язык. И сразу два голоса услышал Чичкан:
— Карр! Карр! Что ты тут делаешь, брат мой?
— Крр! Крра! Я человека сторожу. Смерти его жду. Хочу глаза его выклевать.
— Карр! Зачем время терять? Лети-ка лучше на болото — там жеребенок увяз. Лошадь умрет раньше человека.
— Крры, крры! Этот человек почти мертвый.
Один ворон улетел, другой остался.
«Кто научил меня птиц понимать?» удивляется Чичкан.
Смерть была от него совсем близко, а теперь он уже голову поднимает, на ноги встает.
— Ах, карр! — вздохнул ворон. — Прав был мой брат. Этот человек не скоро умрет.
От огорчения лопнуло сердце у ворона, и он упал мертвый к ногам Чичкана.
Чичкан поднялся на гору и увидел: черным дымом бушует лесной пожар.
— Бл, бл, бл, горрю! — кричал маленький медвежонок.
Чичкан подхватил медвежонка на руки и вынес его из огня.
— Хм-кха… — всхлипнул малыш. — Ты меня от смерти спас, я теперь тебя всегда уважать буду.
И медвежонок вперевалку побежал домой.
Чичкан пошел дальше.
— И го-горе! И го-оре! — кричал увязший в болоте жеребенок.
Чичкан схватил его за гриву и вытянул из трясины.
— Карр! — застонало где-то в небе. — Карр, эта лошадь не скоро умрет.
Чичкан положил на шею жеребенку свою теплую ладонь, и они пошли вдвоем к истоку семи рек, к семи горам. Вдруг из-за гор вышли со страшными песнями мохнатые, как тучи, медведи. Дрогнул, захрапел жеребенок, но Чичкан железными пальцами крепко держал его за холку.
— Не бойся, друг. Видишь, у каждого медведя в лапе поднос с едой, ташаур с аракой.
Впереди всех медленно шагал большой зверь. Его лапы толще колодника. Голова — как обгорелый пень. На его спину десять медведей могли бы лечь. Шерсть у великана спереди, как день, желтая, сзади — черная, как ночь. Все медведи шли на задних лапах, а этот шагал на всех четырех. Он подошел к Чичкану совсем близко, согнул правую переднюю лапу, потом тихо поднял свою большую голову и ласково сказал:
— Ты для меня — как утреннее солнце, как вечерняя луна. Ты из огня моего сына спас. Ешь и пей, что нравится. Проси и требуй, чего хочешь.
— Я еще не достигший мужского возраста мальчик, — ответил Чичкан, — араку пить не смею. Принять подарка не могу. Меня к вам послал Ер-Боко-Каан. Он один на земле хочет ханом быть. Вас приказал он пригнать ко дворцу и на цепь посадить, как собаку.
У медведей на густых ресницах повисли длинные слезы.
— Не дадим! Пойдем войной на Ер-Боко-Каана!
Большой медведь высоко поднял переднюю лапу. Все медведи, как один, замолкли. Большой медведь опустил свою лапу на плечо Чичкана:
— Я хочу исполнить просьбу мальчика.
Ничего не сказали медведи. Выпили с горя всю араку, съели все угощенье и, пьяные, разбрелись по лесу.
Большой медведь двинулся ко дворцу. За ним трусит гнедой жеребенок. За жеребенком плетется Чичкан. Много рек перебрели. Много гор перевалили. Чичкан все чаще спотыкается, все дальше отстает.
— Сядь ко мне на спину, малыш, — сказал медведь.
Мальчик взобрался по лапе медведя, как по стволу дерева, лег ему на спину в мягкую шерсть.
Медведь бежал быстрее воды. Легче ветра мчался жеребенок.
— Ох, как меня комары заели! — простонал большой медведь.
Чичкан сломил березовый прут и, отгоняя комаров, стал хлопать зверя по морде и по голове. Так прибыли к пастбищам хана Ер-Боко-Каана.
— Ммаш, ммааш! — рявкнул медведь.
Скот с диким ревом убежал в горы. Люди попрятались в аилы. Ременными арканами прикрутили двери к железным скобам.
Свирепые псы, дрожа и скуля, заползли под колодник.
Сердце у Ер-Боко-Каана чуть не треснуло. Вспотел он от страха.
— Ммааш! Ммааш!
