Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе - Карлов Борис
Гусак. Р-разврат! Р-разврат!
Молоток. Несомненно, господа, в этом что-то есть. Просвещение такого рода необходимо для добросовестного исполнения супружеских обязанностей.
Печка. А, бросьте, пф-пф, какие там обязанности. Это еще какая баба попадется. По мне этих обязанностей век бы не видать, пф-пф. Поспать бы всласть… а после покушать вволю… а потом снова поспать…
Коньяк. Не смейте! Вы все — пошляки! Юноша поступил благородно, он не подглядывал, он отвернулся!
Монашка (едва слышно). Он отвернулся…
Любовь. А я вообще не понимаю, чего в этом плохого…
«Сократ». Господа, вы совсем запутались, а ведь решается участь мальчика. Во-первых, уточним, что такое есть прелюбодеяние. Наверное, это действие интимного порядка, приносящее вред чьей-либо душе или телу. В таком случае прелюбодеяние, совершенное даже мысленно, является несомненным грехом. Но дело в том, что мальчик не совершал прелюбодеяния совсем никак — ни мысленно, ни телесно. Напротив, он всеми силами противился этому. Так о чем же спор? Покончим же с этим беспредметным обсуждением и приступим к вынесению вердикта.
После этого выступления судья, пренебрегая всеми правилами, стукнул молотком и сходу объявил:
— Не виновен!
Петя улыбнулся, Яблочкин и Мушкина радостно зааплодировали, и все исчезло.
10
Утром в субботу, не успел Яблочкин позавтракать, ему позвонила Маринка Корзинкина.
— Послушайте, — заговорила она озабоченным тоном, — ведь вы просили, если что-нибудь…
— Да, да! — с готовностью откликнулся Яблочкин. — Любая мелочь имеет значение в этом деле.
— Скажите, а вот если что-нибудь приснилось, это тоже считается?
Яблочкин начал догадываться, о чем пойдет речь.
— Конечно считается. — заверил он Корзинкину. — Так что же вам приснилось, барышня?
— Понимаете, это был суд.
— Ага…
— И Петю за что-то судили эти достоинства и недостатки, про которых он рассказывал.
— Так…
— Там были вы, я, Подберезкин и еще та девушка, которая вместе с вами ловила воров…
— Понятно. И за что же судили вашего товарища эти неустановленные законом личности?
— Так ведь самое обидное, что нас удалили на самом интересном. Велели вернуться в свои сны; я там что-то вязали из разноцветных ниток, но выхолила только путаница… Послушайте, но если я вас видела, то вы тоже могли меня видеть?..
— Да, знаете ли, я тоже что-то такое видел, — признался Яблочкин, совсем не умевший врать. — Вы очень правильно сделали, что позвонили, барышня, я вам за это очень благодарен.
— Правда? — обрадовалась Маринка. — Ничего, нечего, пожалуйста.
— Желаю вам приятных снов и успехов в учебе.
— Спасибо, — пискнула Маринка Корзинкина, и они распрощались.
Едва Яблочкин повесил трубку, как телефон снова засигналил. На этот раз послышался голос Славика Подберезкина:
— Здравия желаю, товарищ лейтенант, разрешите обратиться!
А дальше последовал диалог приблизительно такого же содержания, что и предыдущий, с той лишь разницей, что до и после суда Подберезкину снились самоходные электронно-механические солдатики, которые выполняли его команды. Впрочем, оба они могли и соврать, потому что кому иной раз охота рассказывать свои настоящие сны.
Едва Яблочкин распрощался с Подберезкиным, как позвонила курсант Мушкина.
— Что это у вас с самого утра телефон занят? — сказала она, и при одном только звуке ее голоса Яблочкин весь разомлел.
— Ах, это вы…
— Можете не мурлыкать словно кот, я звоню вам по делу.
— А, я уже примерно догадываюсь, — сказал Яблочкин. — Это вы насчет сна?
— Вы поразительно догадливы. Сочла своим долгом поставить вас в известность, как младший по званию.
Яблочкин снова разомлел.
— Ну какое еще звание… поверьте, я никогда…
— Повторите, плохо слышно, — Мушкина едва сдерживая смех.
Яблочкин взял себя в руки.
— Я хотел сказать, товарищ курсант, что мы не на службе, и вы могли бы…
— Мы не на службе, а вы говорите так, будто сажаете меня на гауптвахту, — моментально парировала Мушкина.
Яблочкин растерялся окончательно, последовала пауза.
— Алексей, а вы, между прочим, не забыли, что у нас вечером свидание? — заговорила Мушкина почти таким же голосом, как вчера вечером.
— Правда? — обрадовался и удивился Яблочкин.
— Какой же вы рассеянный. Вы забыли, что нам вручают награды в мексиканском консульстве?
— Да, да, верно! Сегодня уже суббота. Но мы ведь можем встретиться раньше и пойти вместе.
— Это вам решать, как старшему по званию. Между прочим…
— Да-да?
— Что вам снилось до того, как нас вызвали в суд?
Яблочкин вспомнил о прерванной свадьбе и затрепетал от волнения.
— Вы… это вы тоже видели?.. Этот карточный дурак, он назвал число и время…
Мушкина в ответ только вздохнула.
Услышав этот вздох, Яблочкин окончательно потерял голову и уже был готов наговорить ей сентиментальных глупостей, но в трубке что-то щелкнуло и послышался поганый голос карточного шута:
— Это что же такое за безобразие, граждане… Ветерану-афганцу в аптеку не дозвониться, когда заслуженные раны вопиют и готовы разорваться от боли и страданий! Прекратите хулиганить! Ради одного единственного пузырька с рыбьим жиром приходится сидеть на телефоне напролет дни и ночи! За что кровь проливали? За что строили новое счастливое будущее? За то, чтобы вы глупости разговаривали? А фронтовики теперь не нужны, зажились? Так вы уж извините, недолго осталось. Только имейте ввиду: те деньги, которые из пенсии скопили на похороны, вам, подлецам, все равно не достанутся, не ждите!..
«Фронтовик» продолжал и дальше нести какую-то околесицу, а Яблочкин тем временем попытался определить его номер на специальном определителе, который ему выдали в Секретном отделе. Номер шута состоял из одних шестерок и несомненно был подстроен для еще большей путаницы.
Засигналили короткие гудки, Яблочкин положил трубку и задумался. Что за силы могут стоять за всеми этими необъяснимыми событиями последнего времени? Что если какая-то враждебная держава проводит на территории его родины испытания нового психологического оружия? Этого нельзя исключать. А пока… А пока надо было спешить в Управление милиции, где ему назначен секретный инструктаж у майора Мракобесова.
Всучив Котову зажигалку и обретя, наконец, прекрасное расположение духа, Бек отправился доложить обо всем дяде Гоше. С души у него как будто свалился камень, он никак не ожидал, что примитивное устранение свидетеля будет связано с нагромождением бестолковых накладок и проволочек. «Надо свозить туда шефа, чтобы полюбовался на остатки квартиры после того, как грохнет…» — подумал Бек с удовлетворением.
Он прибавил газу и вскоре затормозил у входа в оздоровительный центр. Легко, через две ступеньки, взбежал на третий этаж. Впервые в жизни состроил подобие улыбки по адресу секретарши (которая, увидев его выражение лица, испугалась) и вошел к шефу без доклада.
Дядя Гоша встретил его молча, но приветливо, знаком усадил перед собой и приготовился слушать. Бек с гордостью рассказал о своей последней комбинации и предложил немедленно поехать в Озерки.
— Сейчас не могу, китайцы приехали, — отвечал шеф. — Кстати, и ты посиди, послушай, о чем умные люди говорят. Хватит уже шкодить по мелочам, дел невпроворот.
— Курить можно?
— Кури.
Бек сунул в рот сигарету и приосанился. Шеф смотрел на него с чуть заметной улыбкой. Он любил поощрять исполнительных почти так же, как наказывать нерадивых.
Бек достал из кармана зажигалку. Что-то в ней показалось дяде Годе тревожно знакомым, он опустил со лба на глаза очки, и в то же мгновение ледяная волна страха накрыла его с головой и пробрала до мозга костей: его внимательный взгляд уловил тоненький черный ободок у основания…
