Карибский сувенир - Иванов Юрий Николаевич (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
К порту проходим по одной из старинных городских улиц, застроенных более двухсот лет типичными голландскими домами с окнами в частых переплетах, с высокими кирпичными крылечками, бронзовым молотком, чтобы стучать в дверь, и зарешеченным фонарем, освещающим подъезд.
Угомонился, успокоился город; где-то стукнули закрывшиеся на ночь рамы — по ночам здесь температура падает на шесть-семь градусов. Успокоились, заснули люди, но город не спит — в черном ночном небе мелькают небольшие летучие мыши, напоминающие маленьких ушастых собачонок; тревожно и нежно покрикивают какие-то ночные птицы, и оглушительно, самозабвенно заливаются цикады.
Под нашими ногами гудят, упруго прогибаясь, доски пирса.
Из-под самых ног разбегаются в разные стороны громадные, в палец величиной, портовые тропические тараканы. Днем они сидят, забившись в щели, а вечером вылезают на пирс и бегают по доскам, грозно шевеля длиннющими усами. Неприятные, отвратительные и небезопасные насекомые — от их укусов па теле образуются долго не заживающие нарывы.
Рано утром лоцман переводи г наше судно в другое место — на несколько миль выше по течению, к топливной базе. Напротив нее, почти посредине роки, виднеется корпус двухтрубного немецкого грузо-пассажирского теплохода, затопленного командой в последние дни второй мировой войны. Около самого пирса растет громадное баньяновое дерево, покрытое светло-серой, какой-то морщинистой корой. На его ветвях сидят несколько бурых орлов. То одна, то другая птица иногда слетает с дерева и долго кружит над берегом — там, в вязкой серой тине, копошатся небольшие рыбы-верхогляды. Они названы так за свои глаза, которые разделены каждый как бы на две половинки. Двумя половинками глаз рыбы видят, что делается под водой, а двумя другими — что происходит над водой. Рыбы отлично видят большущие черные тени, мелькающие около самой поверхности роки, и при появлении орлов затаиваются в иле.
После обеда мы с Валентином отправляемся в городской ботанический сад, а Николай с Жаровым уходят в центр города кое-что купить. Мы же еще накануне потратили свои гульдены и теперь обходим магазины стороной.
Ботанический сад расположен на окраине города. Это обыкновенный тропический парк, кусок леса, отвоеванный у джунглей. Проложены дорожки, поставлены скамейки и посажены характерные для Южной Америки виды деревьев и пальм.
При входе в сад стоят высокие, с редкими ветвями, но все усыпанные красными цветами деревья, называемые местными жителями «кофелито». В их прозрачных кронах суетятся крикливые желтые и зеленые птицы, гоняющиеся друг за другом. Между цветущими деревьями красуются стройные кокосовые пальмы. Тут же пальмы с густой шапкой как бы расчесанных листьев и бутылкообразными стволами; очень красивы веерные пальмы, панайи и банановые деревья с широкими, длиной в полтора-два метра листьями, спускающимися к самой земле… Дальше — плантация кустов с орехами кола. Орехи кола, содержащие в себе возбуждающие, наркотические вещества, заключены в фиолетовые дынеобразные отростки, висящие на тонких стволах. Эти орехи сделали знаменитым американский напиток кока-кола: раньше в него добавлялись орехи — кола. Но в последниe годы американцы придумали заменитель, и от орехов кола в напитке сохранилось лишь одно название.
Рядом с плантацией кола виднеется плантация риса, а чуть дальше — помидоров. На помидоровой плантации работают школьники — они окапывают растения небольшими лопатками. Завидев нас, они бросают лопатки и, окружив, начинают гадать — кто мы? Шведы? Норвежцы? Датчане?.. Когда же говорим, что мы русские, мальчишки поднимают восторженный крик: русских они еще никогда не видели. Особенно их удивляет то, что мы коммунисты. Мальчишки рассматривают нас со всех сторон, трогают руками и задают разные наивные вопросы. А потом просят сфотографироваться с ними и прислать фотографии в школу номер 100 имени графа Цинзендорфа, во второй класс «Д»… Один из мальчиков объясняет, что в соседней школе есть фотография, на которой ученики одного из старших классов сфотографированы с американцами. Но, если они получат снимки из России, соседи, которые страшно дерут носы вверх, просто лопнут от зависти…
Вечером мы с Жаровым и капитаном оказываемся в гостях у владельца фирмы, обслуживающей нас, — мистера Лихтфельда. Он приехал за нами на прекрасном немецком автомобиле «оппель-капитан» и отвез в свою виллу на окраине города. В небольшой, но очень уютной вилле приятная прохлада — работают охладительные калориферы.
Мистер Лихтфельд, пожилой, но очень подвижный, энергичный мужчина, рассказывает, что его предки — французы — приехали в Гвиану более ста лет назад. Прадед его имел фамилию Леже, но во время всесуринамской переписи населения голландцы переделали все иностранные фамилии на свой манер. И Леже получил новую фамилию — Лихтфельд… Прадед, дед и отец хозяина дома женились на местных женщинах, и теперь, как выразился мистер Лихтфельд, он «почти чистокровный суринамец»…
Пока Виктор расспрашивает Лихтфельда о его фирме, я роюсь па книжных полках и встречаю много знакомых фамилий: Лев Толстой, Чехов, полное собрание сочинений Тургенева, «Тихий дон» Шолохова. Тут же много книг о шахматах и среди них — сборник избранных партий Ботвинника, Смыслова и Кереса.
Через полчаса Лихтфельд везет нас к своему другу, старому моряку Шеппарду, который очень просил познакомить его с русскими.
Шеппард, невысокий полнеющий мужчина в очках, встречает нас на пороге своего дома и долго трясет наши руки.
Во время второй мировой войны он, будучи капитаном минного заградителя, был спасен советскими военными моряками…
Из прихожей, па стенах которой висят картины, изображающие парусные корабли, мы, как по трапу, поднимаемся на второй этаж в «ходовую рубку».
«Ходовой мостик» весьма уютен: здесь есть все, что напоминает о море, — секстант, компас, карты, подзорные трубы, флаги и коллекция старинных револьверов, развешанные по стенам секундомеры, циркули и приборы для определения силы ветра. И вместе с тем сделано все так, чтобы в «рубке» можно было хорошо отдохнуть: вместо узких жестких морских диванчиков вдоль стен поставлены широкие мягкие кушетки; направо шкафчик с книгами и журналами, налево телевизор, а чуть в сторонке стойка, как в любом баре. С той только разницей, что перед ней есть еще рулевое колесо. Но рулевое колесо отличается тем, что оно состоит из винных бутылок. И, потянув за любую из ручек, можно вытащить либо бутылку джина, либо бутылку виски. Мы же вытащили бутыль холодного пива и с удовольствием выпили за оригинального хозяина «ходовой рубки», за тех, кто погиб в прошедшую войну, и за то, чтобы больше никогда люди разных наций не стреляли друг в друга…
Потом я листал журналы и разглядывал револьверы, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении поддельными, а капитан, Жаров и Лихтфельд философствовали о жизни.
Новый день был очень суматошным.
Мы получили воду, горючее, но не обеспечили себя продуктами: у мистера Дасса еще не прошел запой, начавшийся в день нашей встречи, и всеми делами по закупке продуктов занималась его крикливая, скандальная супруга, метавшаяся между магазинами, рынком и своим непутевым мужем, господином Дассом, который все время пытался, прихватив две бутылки джина, сбежать в джунгли.
С самого утра на «Олекме» опять появилось множество чиновников, которым требовалось оформить кипу всевозможнейших бумаг. А тут еще эта беспокойная супруга мистера Дасса. Продукты на судно она привозила по частям и все время почти вдвое-втрое увеличивала на них цены. Словом, вместо того чтобы идти в город, наши судовые знатоки английского языка Виктор Леонтьевич Жаров и Валентин Брянцев вынуждены были потеть над различными справками и актами. А мы с Николаем сошли на берег.
— И я хочу!.. — крикнул нам Валентин из иллюминатора капитанской каюты.
Выглядел он плохо: ночью побаливала ушибленная накануне нога и Валентин сомкнул глаза лишь под утро.
