Серая мышь для королевы - Смелик Эльвира Владимировна (читаемые книги читать .TXT) 📗
– Катись! – благословил отец.
Катя
Когда в дверь позвонили, Катя уже собиралась спать. А так как она оказалась ближе всех к двери, – проходила из ванной в комнату, – поэтому и направилась открывать, ничуточки не опасаясь ночных гостей, но не без раздражения: все-таки поздно уже, время для визитов закончилось. Вот и лицо было не слишком приветливым, когда она распахнула дверь.
– Привет!
Трудно сказать, кого Катя предполагала за ней увидеть, скорее всего кого-нибудь из соседей. Но уж точно не его.
– Успенский, ты в своем уме? Тебе чего опять надо?
Кирилл привалился плечом к косяку, смущенно улыбнулся уголками губ:
– Можно я у тебя переночую?
Эту фразу услышали все Булатовы, друг за другом появившиеся в прихожей. Сначала из кухни выскочила мама, убежденная в том, что в такое время Кате не стоило самой открывать входную дверь, а следовало подождать кого-нибудь из взрослых, лучше всего отца. Примерно с теми же мыслями из комнаты вышел папа. А Сашка высунулся просто из любопытства, привлеченный долетевшим до него разговором. Да и спать еще не очень хотелось.
Неплохо в этот вечер складывалось у Кирилла с эффектными совпадениями.
– Че-го? – негодующе переспросила Катя и слегка качнула дверью, будто намереваясь ее захлопнуть, но тут вмешалась Булатова-мама:
– Кирюша, у тебя что-то случилось?
В мамином голосе, в отличие от Катиного, звучали беспокойство и забота.
– Ну-у-у, как-то вот… – выдал Кирилл коротко, и на несколько секунд воцарилось молчание.
Родители наверняка хотели бы услышать что-то более определенное. Им нужны объяснения, веские причины, а тут одни междометия и неясные взгляды.
– Родители тебя искать не будут?
Это опять Булатова-мама. И следом Катя, ехидно кривя рот:
– Да уж!
Кирилл невозмутимо доложил:
– Папа знает, что я на улице не останусь, пойду к кому-нибудь из друзей.
Булатова-мама кивнула понимающе, больше ничего не спросила, а посмотрела на дочь. И Булатов-папа посмотрел на дочь. И даже Сашка – он-то, конечно, на сестру посмотрел.
Вот чего уставились? Как будто Катя тут главная!
Катя тихонечко хмыкнула.
Тоже, что ли, на кого-нибудь посмотреть?
Она посмотрела. Сначала вглубь лестничной площадки, потом нехотя на Успенского:
– Ладно, заходи.
Кирилл торопливо отлепился от косяка. На лице довольное выражение: «Ну наконец-то! Давно бы так!»
Неужели ни капли не сомневался, что его впустят?
Пока Успенский снимал куртку, Катя соображала, что делать дальше и куда его вести. Не в свою же комнату? Катя готовилась не к приему гостей, а ко сну, и комната ее выглядела соответственно – не для посторонних. И нечего Успенскому в ней делать. Положительный ответ на вопрос: «Можно я у тебя переночую?» – еще не значит, что она уложит его именно в своей комнате.
И вообще пусть мама такие задачи решает. Надо надеяться, она не согласится на то, чтобы посторонний молодой человек спал в комнате у дочери.
Катя обвела взглядом прихожую, отметила все возможные входы и выходы и спросила:
– Есть хочешь?
Кирилл пожал плечами:
– Да не знаю. А что есть?
Тридцать три пункта в меню. На любой вкус!
– Сейчас посмотрим, – пообещала Катя и повела Успенского на кухню.
Кирилл плюхнулся на диванчик, поставил локти на стол, уперся подбородком в сложенные ладони. Странный такой. Вроде вот-вот готов улыбнуться, но повода для улыбок что-то не видно.
Катя уселась напротив, на табуретку, задумчиво прикусила губу.
Заглянула мама:
– Кирюша, я тебе у Саши постелю. У него там кресло-кровать есть.
– Хорошо, я понял. Спасибо.
Хотела еще что-то сказать, но Катя ее опередила:
– Мам! Да иди, ложись, завтра же вставать рано. А я сама разберусь.
Проводила маму взглядом и обернулась к Успенскому:
– Бутер сделать?
Кирилл не ужинал – не сложилось. К счастью, он не относился к тем людям, у кого неприятности начисто отбивают аппетит.
– Ага. Давай.
Честно говоря, Катя рассчитывала, что он откажется. Если у тебя какие-то проблемы – не время жрать. А тут, пожалуй, бутерброд придется делать побольше, чтобы компенсировать недостаток чьей-то скромности и тактичности.
– Чайник уже остыл. Греть?
– Не. Так сойдет.
Успенский уминал бутерброд и внешне совсем не походил на измученного проблемами человека, сбежавшего из дома.
Катя опять устроилась на табуретке.
– Я одного не пойму: почему ты действительно к кому-нибудь из друзей не пошел, а ко мне приперся?
Кирилл неторопливо дожевал кусок и невозмутимо произнес:
– Потому что у тебя всех лучше.
– В каком смысле? – немного озадачилась Катя.
– В любом. Просто ты привыкла и не замечаешь.
Бутерброд закончился. Кирилл невидящим взглядом смотрел на кружку с остатками чая и неосознанно двигал ее по столу: вертел, переставлял с места на место. Обычное выражение самоуверенности исчезло с его лица. Теперь он выглядел растерянным и подавленным, Кате даже захотелось сказать что-нибудь сочувственное, чтобы приободрить или поддержать.
Нет, не сказать. Слова слишком эфемерны, прозвучат и тут же бесследно растают. А поддержка подразумевает нечто осязаемое.
Катя поднялась с табуретки и уселась на диван. Вплотную к Успенскому. Нога к ноге, плечо к плечу. Взяла его ладонь в свою и пожала. Близость не смутила ее. Для смущения нужны дурацкие мысли, а их не было.
И Кирилл не отодвинулся, не удивился. Выдохнул с облегчением, уткнулся лицом в Катины волосы, произнес тихонько:
– Поэтому я и пришел к тебе. Знал, что ты поймешь все, как надо.
Они просидели долго. А может, совсем чуть-чуть. Время исчезло. И, кажется, все остальное тоже исчезло. Остались лишь покой, тепло и уют. А потом Катя поймала себя на том, что голова ее бессильно падает вперед, а глаза… глаза давно уже закрыты.
– Ой, – пробормотала она. – По-моему, я уже отключаюсь.
– Угу, – только и смог выговорить Кирилл.
– Тогда пойдем спать, – нехотя предложила Катя.
В ответ опять прозвучало покорное:
– Угу.
Они с трудом отлипли от дивана, выбрались из кухни.
– Сашкина комната там, – сонно пробормотала Катя и махнула перед собой рукой. – Мама тебе постелила на кресле. Которое кровать. Ну, в общем, найдешь, где будет свободно.
И услышала очередное неоригинальное:
– Угу.
Снова Катя
Катя терпеть не могла, когда кто-нибудь ее будил, забирался в комнату и начинал нудить: «Катя, вставай!» Не важно, как произносились слова – осторожно, ласково, раздраженно или сердито, – реакция была одна: закопаться поглубже в подушки и одеяло и спать, и спать, и спать. До того момента, когда подъем вообще потеряет смысл. Поэтому Катя включала будильник на мобильном телефоне и честно вставала сама.
И сегодня было как всегда. Правда, мобильник она услышала с трудом, и глаза ни в какую не хотели открываться.
Да и ладно. Дома Катя в любом случае не заблудится. За жуткое количество лет все маршруты протоптаны и выверены. Можно передвигаться и с закрытыми глазами.
Катя выбралась в прихожую, услышала мамин голос:
– Катюш, уже встала? Скажи там Саше. Пусть побыстрее поднимается.
– Угу, – зевнула Катя и направилась к брату.
До Сашкиной комнаты несколько шагов, глаза по-прежнему можно не открывать.
Катя нащупала ручку, открыла дверь:
– Сашка! Хватит дрыхнуть! Подъем!
Она на ощупь двинулась в сторону Сашкиной кровати, намереваясь добросовестно исполнить мамину просьбу: сдернуть с брата одеяло или потыкать пальцами в бок. Но на пути возникло нечто неожиданное и непривычное. Катя ударилась об это нечто коленкой, не удержалась и рухнула на него.
Нечто дернулось и завопило:
– Какого тут? Булатова, тебе чего?
Катя перекатилась на спину, протерла глаза и с досадой увидела взъерошенного Кирилла, вылезающего из-под одеяла.
