Черепаха без панциря - Шилович Георгий Владимирович (читать книги без сокращений .txt) 📗
"Только как спросить?" - топтался, не отходил от витрины мальчишка. Как ни старался, никак не мог попить, что собой означает название журнала.
- Прей... пра... прамо... - ломал он язык и морщил лоб.
Он уже утратил всякую надежду, потому что понимал, неудобно ведь просить продавца дать ему вон тот журнал, на обложке которого девчонка с золотистой косой. В том, что она похожа на Машу, он никогда и никому бы не признался.
И тут вдруг за спиной Веньки послышался очень знакомый голос:
- Старовойтенко? Только из школы? Почему так поздно?
Это был Агей Михайлович. Придерживая под мышкой портфель, он доставал из кошелька мелочь и внимательно посматривал на Веньку.
- Я, я... - пробормотал Венька и показал рукой на витрину киоска, журнал хотел купить.
- "Прамо"? "Практише моде"? - удивился учитель. - Для мамы?
- Ага! - соврал Венька, чувствуя, как краска заливает лицо. Только теперь он сообразил, что это журнал мод для женщин.
- Хорошо. - Агей Михайлович подал продавцу деньги, попросил еженедельник "За рубежом" и немецкий журнал мод "Прамо". Еженедельник взял себе, а журнал отдал Веньке, сказав: - Держи.
Венька стоял красный как бурак и не знал, что ему делать с этим журналом. Он старался не смотреть на обложку, с которой так приветливо улыбалась незнакомая девчонка, как две капли воды похожая на Машу. Он стыдливо отвел взгляд и едва слышно пробормотал, заикаясь:
- Э-это не мама. Ба-бушка просила.
- Ах, вот оно что! В таком случае ты хороший внук. Бабушке будет приятно твое внимание. Ну, пойдем вместе. Я иду к вам.
- Что-о? - в замешательстве проговорил Венька. В эту минуту он готов был провалиться сквозь землю. - Что? - повторил он.
- Да, да, к вам.
- Мама еще не приехала. Она на курорте. С папой.
- Знаю, знаю, голубчик. Но я как раз хочу повидаться с твоей бабушкой, с Ириной Владимировной. Кстати, у меня есть дело и к тебе.
Кажется, никогда раньше Венька не чувствовал себя так отвратительно. Ему казалось, что каждый встречный видит его насквозь, знает, какой он враль.
Венька не поднимал глаз. Шел со страдальческим видом, низко опустив голову, и невпопад отвечал на вопросы Агея Михайловича.
- А знаешь, - говорил учитель, - мы с твоей бабушкой старые друзья. Даже больше, если уж на то пошло. Ирина Владимировна моя учительница. Когда-то, когда был студентом, я проходил у нее в классе первую практику. Давно это было. А теперь, видишь, и сам с бородой.
Венька искоса посмотрел снизу вверх на седоватую бородку Агея Михайловича. Он никак не мог представить учителя учеником бабушки. И не мог простить себе, что обманул Агея Михайловича. Что он скажет ему, что скажет бабушке, если разговор коснется журнала мод? Зачем было выдумывать. У них же вообще нет швейной машинки. Лучше бы сказать Агею Михайловичу, что искал в киоске книжку. Бабушка давно советовала прочесть "ТВТ" Янки Мавра. А в школьной библиотеке за ней очередь...
Меньше всего Веньку заботили школьные отметки. Тут уж никто о нем плохого не скажет. Только одну тройку схватил за последнее время, а так сплошные четверки и пятерки. Даже по английскому языку, который так трудно дается, и то вчера получил четверку. Не зря сидел с бабушкой над учебником. Он не Шурка, которого еле вытянули по русскому языку. И не Казик, который всем уши протрубил своим "Амбассадором". Пусть не хвастается кинокамерой! Если Венька захочет, отец купит и ему. Еще лучшую!
Но как Венька ни храбрился, он чувствовал, что с каждым шагом, приближавшим его к дому, уверенности в нем остается все меньше. А тут еще Агей Михайлович начал расспрашивать про Казика и Шурку, про Машу.
- Что-то, вижу я, - говорил он, - вы снова не поладили. Или мне это только кажется? Что не поделили? Какая черная кошка пробежала между вами?
- Не кошка, - растерянно ответил Венька. - Кирпич!
И он, неожиданно для самого себя, откровенно рассказал учителю о случае с кирпичом.
- Я же не знал, что Казик таскает его в портфеле, а вышло, будто я нарочно подзадорил его. Он теперь и обижается.
- Действительно, нехорошо получилось, - отметил Агей Михайлович и замолчал.
Его широкие брови были сурово насуплены, выражение лица непроницаемо, и Венька не мог понять, к чему относилось замечание учителя: к тому, что произошло на улице с портфелем, или к тому, что он поссорился с Казиком. Расспросить не довелось, потому что они оказались уже возле дома, и Венька увидел на крыльце бабушку, которая, видно по всему, ждала его и, наверное, давно беспокоилась. Присмотревшись, она узнала Агея Михайловича, поправила на плечах платок и быстренько засеменила по ступенькам навстречу.
Случилось так, что в тот день Казик задержался у Шурки. Помогал ему проявлять пленки, после того как они убрали и сложили брикет. Домой возвращался поздно вечером, усталый, встревоженный. Знал, что мать по головке не погладит за такое нарушение распорядка дня, и попросил Шурку проводить его.
И действительно, едва только вошел в прихожую, пропустив Шурку вперед, как сразу же услышал недовольный голос матери:
- Где это ты шатаешься?
- К Протасевичу заходил, - ответил Казик, ставя портфель в угол.
Мать заглянула в прихожую, увидела Шурку и сразу подобрела:
- А, и Шурик здесь. Ну, как, маме лучше?
- Пока на бюллетене. Говорит, что еще с неделю дома побудет.
- Ну, и чудесно. Хорошо, когда все хорошо. Проходи, проходи, пожалуйста. Только обувь там снимите, не несите мне грязь в дом. - Она взглянула на Шуркины ботинки и всплеснула руками: - Где же зто вы так выпачкались? Где грязь месили?
- Это не грязь, - сказал Казик, только теперь увидев, какие грязные у него и у Шурки ботинки. - Это пыль от брикета.
- Пыль от брикета? - переспросила мать. - Так вы имели дело с брикетом?
- Ага.
- В таком случае немедленно в ванну, под душ, - распорядилась она.
Шурка чувствовал себя неловко, боялся ступить лишний шаг и растерянно поглядывал на Казика. А тот подмигивал ему, улыбался: мол, видишь, все обошлось благополучно.
Казик никогда не перечил маме, тем более когда чувствовал себя перед ней виноватым. Что ни говори, а все можно было сделать гораздо лучше. Надо было сразу после школы зайти домой, предупредить маму, а потом починить портфель, помочь Шурке и прийти с ним сюда, чтобы подкараулить соседа с черепахой на балконе. Ну, а уж если случилось иначе, лучше не перечить, не испытывать мамимо терпение. Это Казик хорошо понимал. Потому он коротко спросил:
- И Шурка со мной?
- И Шура пусть помоется, - сказала мама. - Не повредит. Только смотрите поаккуратней, не наплескайте мне там.
Ванна, освещенная матово-белым плафоном, сверкала чистотой. Шурке она показалась гигантской раковиной. Он остановился перед ней в нерешительности. Казик же сразу отвернул два крана, пустил горячую и холодную воду. Отрегулировал так, чтобы вода была в меру теплой и приказал:
- Раздевайся!
С шумом вырывалась из кранов вода, булькала, пузырилась, на глазах заполняла ванну. Постепенно цвет ее становился прозрачно-синим. Влажный пар приятно обволакивал лицо, торопил сбросить с себя липнувшую к телу одежду.
Шурка присел на ярко-красную, как мухомор, табуреточку, которую ему пододвинул Казик, стал расшнуровывать ботинки. Снял один, другой. Поднял голову и увидел Казика уже без штанов и трусов, в одной майке. Марченя сидел на краю ванны, опустив ноги в воду, и приговаривал сквозь зубы:
- О-го-го-о, как печет! Ух ты! Надо холодной добавить. - Он поднимал ноги над ванной, снова болтал ими в воде, стараясь все же не брызгать. - Как в том самом пекле!
- Откуда тебе известно, как там? - поеживаясь от холода, весело спросил Шурка. Он хлопал себя ладонями по плечам, топал босыми ногами по холодноватому кафельному в шашечку полу. - Почему ты майку не снял?
- Ой, я и забыл. Лезь ко мне. Места хватит. А хочешь с сосновым экстрактом?
