Кряка - Тихомолов Борис (книги без сокращений .txt) 📗
Поведение Кряки и его братцев действовало возбуждающе на всех утят. Они тоже вставали на цыпочки и тоже кричали, прося есть. Поднимался такой галдёж, что из соседнего коровника прибегали ребята посмотреть.
Серёжа Овсиенко откровенно завидовал:
- Это Крякина шайка утят будоражит. Смотри, смотри, как лопают! Вот ненасытные какие! Конечно, ваши утята будут лучше расти. - И приставал к Дине: - Дина, дай нам хоть парочку! Ну что тебе - жалко? На обмен.
- Иди, иди отсюда! - прогоняли его Захаровы. - Ишь чего захотели! Отдай ему племенных. Да мы с ними на выставку поедем.
- У-у, жадины! - ворчал Овсиенко. - А я ещё вам поилки делал. Ладно. Не дадите по-доброму - выкраду!
- Мы тебе выкрадем! - сердились Захаровы. - Таких нададим, что и не захочешь.
Попробуй только!
Утята из Крякиной шайки стали баловнями всей бригады. То их угостят хлебушком, то зелёным луком, то варёным мясом. Особенно они любили мясо. А так как им перепадало угощение довольно часто, они держались рядом, далеко не уходили.
Кряка, развалившись где-нибудь поблизости в тени камышового навеса, дремал вполглаза, насторожённо вслушиваясь в разговор девочек. Конечно, он не понимал, о чём они говорят, но зато хорошо знал два слова:
"Кряка" и "шайка", так как эти слова всегда предшествовали кормлению.
- Надо пойти угостить Крякину шайку, что ли! - нарочито громко говорила Дина, кроша в тарелку мясо.
Этого было достаточно. Кряка вскакивал как ошпаренный и, выкатив глаза, с криком бросался к дверям. Вслед за ним вскакивала его шайка, затем шумливой волной поднимались все двадцать тысяч голов.
Девочки разом выходили с вёдрами и рассыпали горстями корм, а Дина и сестры Захаровы в это время угощали варёным мясом Кряку и его шайку.
Вольготная жизнь была у Кряки и его братиков! Кормят на славу, угощают разными лакомствами. Кроме того, Кряке удалось найти потайной ход в "лазарет", где находились больные и слабые утята. Каждый день после сытного обеда проникал он туда и наедался вволю мелкорубленным крутым яйцом. Поэтому зоб у Кряки был всегда набит до отказа, и он, чтобы сохранить равновесие, старался держаться вертикально, отчего выглядел очень важным и солидным. Кряке было от роду всего двадцать дней, а походил он по росту на взрослую утку. Хорошо выглядели и остальные его сорок девять братиков.
Жить бы да не тужить им, но вот одно отравляло их существование красные хохолки, привлекающие внимание других утят.
Только задремлет, бывало. Кряка где-нибудь в тени, как вдруг кто-то дёргает за хохолок, щиплется больно. Вскочит Кряка испуганно, поморгает глазами - может, крыса? Глядь, а перед ним утёнок. Разозлится, стукнет его по голове и снова ложится спать. Но сон перебит. Лежит, закрыв глаза, сердится. Вдруг опять кто-то: дёрг-дёрг!
Кряка вскакивает - стук! Летит кувырком изумлённый утёнок. Но ведь всех-то не перестукаешь - двадцать тысяч!
Так и выщипали утята у Крякиных братиков хохолки. И стали они теперь лысые и некрасивые. Только у Кряки осталось несколько пушинок с красными кончиками.
* * *
Глубокая ночь, тишина. Из-за полуоткрытой двери жилого помещения слышится сонное дыхание спящих девочек. Дина с книжкой на коленях сидит в яслях на соломе. Чутко прислушиваясь, она внимательно вглядывается в тёмные углы - нет ли где крыс?
Прошлой ночью, дежуря, Аня Титаренко уснула в яслях, и крысы утащили несколько утят. Только лапки нашли да клювики. Нахальные крысы, бесстрашные! Поэтому Дина, хоть она и не очень-то уверена в своей храбрости (она боится даже мышей!), держит возле себя палку.
Но всё спокойно, никого не видно. Может быть, потому, что девочки вчера забили кирпичами и замазали глиной все крысиные норы? Мерное посапывание за стеной навевает дремоту. Дина встряхивает головой и, чтобы развлечься, пытается читать.
Но строки прыгают перед глазами, расплываются.
Кряка в это время спал как раз под яслями, где сидела Дина. И ему снился сон, будто нырнул он в заветный ход к больным утятам и только было приступил к еде, как откуда-то из-за угла выскочил маленький утёнок и с ходу вцепился Кряке в хохолок. Кряка мотнул головой. Утёнок не отпускал и при этом щипался больно за самую макушку. Это было невозможной наглостью. Разозлившись страшно, Кряка вырвался, вскочил, бросил воинственный клич и, размахнувшись, изо всех сил стукнул противника клювом между глаз. Только после этого он проснулся окончательно, но так как всё ещё был очень зол, то, не разглядывая, кто потревожил его сон, размахнулся ещё раз - трах! и обмер. Перед ним сидела, удивлённо моргая глазами, громадная, седая от старости крыса. Голый хвост её тянулся змеей, а из открытой пасти устрашающе торчал длинный и острый, как бритва, единственный зуб.
Крыса не торопилась. Много ей пришлось перевидеть на своём веку, но такого, чтобы какой-то паршивый утёнок, которому и от роду-то всего двадцать дней, так щедро раздавал удары, она встретила впервые. Это её обескуражило, к тому же она знала, что у неё только один зуб. Будь у неё хоть ещё один снизу, она бы в два счёта перекусила горло этому нахалу.
Кряка инстинктом предков видел перед собой смерть: щетинистые обломки усов, холодные насторожённые глаза и длинный зуб. От страха у него вздыбился пух - отчего маленький утёнок вдруг стал величиной с утку. Крыса попятилась. Кряка, приняв это движение за подготовку к атаке, издал предсмертный крик и, не разбирая дороги, бросился вперёд.
Дина услышала этот крик. Нагнувшись, она увидела: волоча длинный хвост, бежит из-под яслей крыса, а за ней с разинутым клювом - Кряка. Дина взвизгнула, выронила книжку.
Из дверей одна за другой выбегали перепуганные девочки:
- Ой, что?.. Что случилось?!
- Кры... крыса! - только и могла сказать Дина. - Кряка гонялся за крысой!
СЕРЁЖИНА ПРОДЕЛКА
- Ты заметил, - тихо сказал хрипловатый мальчишеский голос. - У девчонок утята крупнее.
- А! - ответил с досадой другой. - Заладил одно и то же - "крупнее, крупнее"! Их утята старше наших на день, а то и на два. А потом, это всё их породистые перед глазами вертятся, вот тебе и кажется, что крупнее.
Молчание. Шелестят от ветерка метёлки срезанного камыша. Изредка нет-нет, да вспыхнет в небе звёздочка, прочертит, падая, голубой светящийся след. И даже от этого слабого света становятся на миг отчётливо видны ряды поилок и кормушек, низкие, крытые камышом навесы и спящие под ними утята.
- Нет, а всё-таки, как ни говори, у девчонок утята лучше! - убеждённо сказал всё тот же голос. - А почему? А всё потому, что у них этот Кряка. Всё лопает да лопает, аж еле на ногах держится. И кричит. И шайка его кричит. А глядя на них, и все остальные лопают и тоже кричат. Кряка, так тот сейчас с настоящую утку.
Вон, слыхал, за крысой гонялся. Вот это да-а!
Кто-то зашуршал камышом, и на фоне белой стены коровника появилась всклокоченная голова мальчика.
- Я говорю этим девчонкам - Динке и Захаровым: дайте нам штучек пять своих породистых для затравки. Куда-а-а там! И слушать не хотят. А разве это правильно? Когда мы им покрышки для поилок разрезали, утят принимать помогали...
Петька, ты спишь? Пе-еть!..
- Ну чего тебе? - сонным голосом ответил Петя. - Вот привязался! Болтает не зная что. Покрышки он разрезал. А для кого же разрезал? Для себя же! У нас ведь тоже поилок не было! Голова. Спи лучше!
Снова молчание. Падали звёзды, и где-то недалеко в камышах жутко стонала выпь.
- Слушай, Петька! - снова послышался тот же голос. - У нас сегодня сколько утят подохло, ты считал?
- Считал. Тринадцать. Отстань!
- А где они лежат?
- Вот как дам сейчас! - вскочил Петя. - И чего не спишь?
- "Да-ам, да-ам"! - передразнил голос. - Вы с Юркой только и знаете, что "давать". Чуть что - по шее. А чтобы девяносто шесть процентов сохранить - у вас голова не болит.
- У тебя зато болит! - огрызнулся Петя. - Сегодня вечером навес утятам ставить, а тебя нет - пропал куда-то... Спи лучше, а то действительно получишь.
