Кнут-Дударь, проказник - Топелиус Сакариас (Захариас) (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
— Добрый день, Кнут-Дударь, — молвил старичок. — Отчего ты нынче так с лица спал?
— А как мне с лица не спасть, коли я со вчерашнего обеда ничего, кроме Катехизиса, не ел? А откуда ты мое прозвище узнал?
— Я все прозвища знаю, — ответил старичок.
— Помочь вам? — спросил Кнут. — Вы задыхаетесь, груз-то больно тяжел!
— Помоги, коли хочешь, Кнут-Дударь!
Кнут помог тащить тележку, и вскоре подошли они к высокой горе в лесу.
— Здесь я и живу, — сказал старичок. — Входи, и я угощу тебя чем-то вкусным за то, что ты помог мне груз дотащить.
Старик вошел в гору, а пустой желудок Кнута подсказал ему:
— Следуй за ним!
Кнут последовал за старичком, и вскоре оказались они в подземном дворце большущем-пребольшущем. Все там сверкало золотом, серебром и благородными драгоценными камнями.
— Вы здесь живете? — удивился Кнут.
— Мне ли не жить здесь, это — мой дворец, — молвил старичок. — Я ведь Горный король, а завтра справляю свадьбу дочери. Весь мой народец так занят, так торопится, что мне самому пришлось тащить себе съестное с Утеса Железных Брусьев.
— Но вы же на тележке тащили железо, а не съестное!
— Железные брусья, мой мальчик, железные брусья, да еще самые что ни на есть лучшие. Они повкуснее, чем простая железная руда. Железные брусья — самое любимое мое блюдо, особливо раскаленные добела. А ты ел их когда-нибудь?
— Нет, — ответил Кнут, — не припомню, чтоб я их ел.
— Тогда попробуешь нечто несказанно вкусное. Гляди, сейчас я кладу два бруса в пылающую печь, через три минуты они поджарятся и раскалятся добела; полезай тогда в печь и съешь кусочек, пока брусья не остыли.
— Большое спасибо: угостите меня лучше караваем ржаного хлеба с маслом и свежей простоквашей.
— Смотри-ка, не понимает он, что это вкусно! Давай-ка быстренько в печь, железо раскалилось!
— Разве? Да, твоя правда, уж больно оно горячее. Нет уж, никуда я не полезу!
— Что еще за болтовня! В печи как раз температура, будто в горнице, — пробормотал старик и хотел силой запихнуть Кнута в горящую печь.
Но не тут то было. Тем, кто не заставил себя ждать, и был как раз Кнут. Он помчался со всех ног, и ему посчастливилось найти выход из дворца.
Вскоре он вновь очутился на лесной дороге.
«Бабушка правду говорила, — подумал Кнут. — Лучше буду задавать себе вопросы по Катехизису».
Пока Кнут раздумывал над трудными вопросами: «Что это значит?», он начал замерзать. А вскоре стало ясно, почему ему так холодно. Перед ним в самый разгар лета возвышалась снежная гора.
«Ну и чудо! — подумал Кнут. — Где бы раздобыть хоть немного горячей еды?»
С этими мыслями об еде ступил он в снег и вдруг — плюх — провалившись в глубокую яму, оказался в чудеснейшем дворце из сверкающего льда. Там сияли звезды и светил месяц, все залы были разукрашены зеркалами изо льда, а все полы усеяны бриллиантами из инея. Неуклюжие снежные старикашки-снеговики катались, лежа на животе, по полу. И только один стоял прямой, как статуя, на ногах. То был высоченный застывший великан с ледяными сосульками в бороде, в ночной рубахе из обледенелой бумаги и в башмаках из замерзшего ягодного сока.
— Гляньте-ка, Кнут-Дударь, — молвил великан. — Ну, здравствуй, а отчего ты нынче так с лица спал?
— А как мне с лица не спасть, коли я со вчерашнего обеда, кроме раскаленных добела железных брусьев, ничего не ел, — ответил, стуча зубами от холода, Кнут-Дударь.
— Больно ты горяч, отрок, больно горяч! — воскликнул великан. — Я — Снежный король и учу уму-разуму всех своих подданных, превращаю их в глыбы льда; хочу и тебя превратить в ледяную глыбу. Эй, Оберснег-гофмейстер, окуни мальчонку семь раз в ледяную воду, подвесь его на сучок, пусть замерзает!
— Нет, погоди немного! — попросил Кнут. — Угости меня лучше кружкой подогретого пива с молоком, ведь я уж и так сплошная ледяная глыба!
— Оберснег-гофмейстер, угости его куском замерзшего ртутного серебра да кружкой лихорадки с ознобом, прежде чем окунуть его в ледяную воду! — приказал великан.
Кнут хотел было снова со всех ног броситься прочь, но было уже слишком поздно. Оберснег-гофмейстер схватил его за шиворот, и тут Кнуту настал бы конец, не ухитрись он вытащить камышовую дудочку. Другого средства спастись, кроме как подудеть в дудочку, Кнут не знал. И на этот раз она весело заиграла: «Пю-ю, пю-ю! Ха-ха-ха-ха-а!» И тут же физиономию высоченного великана исказила гримаса, долженствующая изображать бодрость и веселье. Но на самом деле то была гримаса ярости из-за нежданно овладевшего им приступа смеха. Снежный король начал хохотать; да, он хохотал так, что ледяные сосульки посыпались с его волос и бороды, колени подкосились и, в конце концов, голова упала с его плеч и разбилась на куски. Все старикашки-снеговики упали и тоже разбились, Оберснег-гофмейстер рухнул, осел и превратился в слякоть, зеркала треснули и, превратившись в мелкие крошки льда, рассыпались вдребезги, а вся снежная гора — обернулась ненастной погодой. Сам Кнут дико хохотал, да так, что с трудом сжимал губы, чтобы дудочка не выпала изо рта, и дудел. В разгар ненастья и разыгравшейся вьюги он вдруг заметил, что снова идет по лесной дороге, а снег, превратившись в бурные ручьи, утекал, и снова настало жаркое лето.
«Буду-ка я теперь поосторожней», — подумал Кнут.
Он шел неустанно все вперед да вперед и вспоминал ответы из Катехизиса на вопрос: «Что это значит?»
Но не прошел он и нескольких шагов, как очутился среди гор рядом с чудеснейшим холмом, поросшим зеленой травой, где пестрела красная земляника.
«Какая же опасность мне грозит, коли я сорву несколько ягодок, раз меня раньше четырех часов пополудни не накормят», — подумал Кнут, взбираясь на Лесной холм. Только он поднялся наверх, как заметил, что красные ягоды земляники были не чем иным, как многими тысячами крохотных прелестных эльфов в красных платьицах. Они были ничуть не выше стебельков земляники и весело танцевали вокруг зеленой кочки, на которой сидела их Королева ростом в три дюйма.
— Гляньте-ка, Кнут-Дударь! Ну, здравствуй! — молвила Королева эльфов. — А отчего ты нынче так с лица спал?
— А как мне с лица не спасть, коли со вчерашнего обеда у меня росинки маковой во рту не было, кроме раскаленных железных брусьев да замерзшего ртутного серебра? Я-то думал, что вы все — ягодки земляники.
— Бедный мальчик, он голоден! — сказала Королева эльфов своей камеристке. — Дай ему ножку комара и маковую росинку, чтоб он хоть раз в жизни досыта наелся.
— Большое спасибо! — ответил Кнут. — Нельзя ли мне лучше съесть настоящую спелую земляничку и выпить ведро молока?
— Да он просто ужасный грубиян! — гневно воскликнула Королева эльфов, крайне возмущенная столь неумеренным аппетитом. — А ведомо ли тебе, дитя человеческое, что ты явился без паспорта в мое королевство, затоптал насмерть тридцать три моих верных подданных, да так, что ничего, кроме красного пятнышка, от них не осталось! Лесные пауки, выполняйте свой долг!
Не успела Королева эльфов вымолвить эти слова, как целый легион лесных длинноногих пауков, цепляясь за ветки, спустился с деревьев и начал опутывать Кнута бесчисленным множеством тонких паутинок. Не по душе пришлась Кнуту подобная шутка. Смахнув с себя паутинное тканье, он хотел было направиться к лесной дороге, но не тут-то было! Он не мог с места сдвинуться! Его ноги запутывались во все более крепкие паутинные сети, его руки напрочь приклеились к курточке, его глаза слиплись, и в конце концов он повалился в траву.
Он ничего не мог видеть, но слышал, как весь Лесной холм заливается хохотом. Эльфы водили вокруг него хоровод, они танцевали на нем, щипали его, жаля в щеки, словно комары, и были вне себя от веселья, радуясь своим уморительным забавам.
