Хорошая работа - Фролов Иван (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Школа пришла в движение.
Ребята, даже не думая о баловстве, выходили, в коридор и спускались по лестнице. Лишь у самой двери зала к ним присоединился Гена Фелистеев.
— Дядя из командировки приехал, — объяснил он свое опоздание. — Как дела, Пань?
— Кружок «Умелые руки» хвалится, что нас забьет…
— Руки коротки! — пошутил Гена. — Дядя говорит, что за кашу коллекцию все горняки спасибо скажут.
Паня приободрился.
Необычно начался этот сбор.
Ребята вошли в зал и почти ничего не увидели.
В зале горела лишь одна небольшая, да к тому же затененная, лампочка, а широкие окна были плотно закрыты шторами.
— Сюда… Пристраивайтесь… — вполголоса приказал Роман Нилыч.
Не сразу Паня разобрался, что их отряд «пристроился» к отряду шестого класса «А», и затем, немного привыкнув к полумраку, увидел, что строй ребят подковой охватил свободное пространство посередине зала.
— Тишина! — послышался голос Ростика Крылова. — Дайте свет!
Над сценой загорелся прожектор. Яркий, немного радужный луч протянулся через зал, осветил портрет товарища Сталина, над которым зажглись золотые буквы: «Слава героям труда!», а затем луч расширился во всю стену, и ребята увидели большие фотопортреты знатных людей горы Железной: Григория Васильевича Пестова, Степана Полукрюкова, горнового Самохина, сталевара Носова и многих других. Шумно аплодировали пионеры и улыбался Сталин, окруженный героями труда.
Потом случилось непонятное, чудесное. Всего на секунду-другую погас свет, что-то зашуршало, и когда прожектор загорелся вновь, все ахнули от удивления: на стене вокруг портрета товарища Сталина висели карты великих строек пятилетки, написанные самыми яркими красками. Волга вилась сверкающей лентой, разливалась морями у плотин Куйбышевской и Сталинградской электростанций; голубой канал соединил воды Волги и Дона; от берегов полноводного канала в наступление на серые степные пески катились волны зелени.
Ребята так зашумели, аплодисменты так взорвались, что Паня не слышал самого себя, когда кричал «ура». А тут еще луч прожектора поднялся выше, и во всю стену загорелась надпись: «Да здравствует сталинская вахта мира! Юные ленинцы, будьте достойны строителей коммунизма!»
— Ну, братцы, изокружок сработал — лучше не надо! — подвел итог Вадик. — Как это они сделали: сначала портреты, потом карты?
— Что ты не понимаешь? Карты были на рейке навернуты, а потом развернулись, — объяснил Гена и тут же признал: — А хорошо получилось, я не спорю… Честь и хвала!
«У нас бы так…» — подумал Паня.
Зал осветился.
— Да-а, техника! — вздохнул Вадик. — Смотри, смотри, Пань!
«Техника» окружала костер, разложенный на невысоком постаменте посередине зала. Здесь были и экскаватор № 14, совсем настоящий, если не считать величины, и домна «Мирная», и станок ударно-канатного бурения, и на полу блестела железнодорожная колея. У Пани защемило сердце, он бросил взгляд на «Уральский хребет», стоявший возле сцены, и омрачился. На холщовом чехле, закрывающем коллекцию, была нарисована горная тайга с гранитными скалами — шиханами и серебряными ниточками водопадов. Это теперь показалось Пане таким неказистым…
Поглощенный своей тревогой, Паня все дальнейшее видел, как в полусне. Ростик Крылов принял рапорты председателей отрядных советов… Перед фронтом участников сбора пронесли знамя дружины… Запылал костер, а попросту говоря, взвились поддуваемые вентилятором красные и желтые шелковые ленты, освещенные снизу… Ребята сели на стулья, поставленные рядами под стенами, и возле костра появился Григорий Васильевич. Он поднял руку, чтобы прервать аплодисменты, ничего не добился и сделал вид, что греет руки у костра. Ребята встретили эту шутку смехом, и аплодисменты затихли.
— Не знал, что в школе настоящий рудничный карьер имеется, — сказал Григорий Васильевич, рассматривая технику. — Работает? — спросил он у старосты кружка «Умелые руки» Вани Еремеева.
— Работает, Григорий Васильевич! — отрапортовал худощавый, долговязый Еремеев, и его лицо, усеянное крупными веснушками, сразу раскраснелось. — Можно начать?
— Начали! — разрешил Григорий Васильевич.
Тотчас же техника ожила. Экскаватор зашумел, ковш зачерпнул из кучи песка, и когда экскаватор повернулся на сто восемьдесят градусов, днище ковша открылось, и песок посыпался золотой струей. Из-под широкого постамента, на котором бесшумно и бездымно пылал костер, выбежал паровоз с тремя вагонами, и под его колесами защелкали стрелки. Станок ударно-канатного бурения принялся мерно стучать долотом в кусок известняка, из летки домны полился чугун, а на колошник домны по наклонному мосту пошли вагончики-скипы, подающие руду и кокс.
— Надо было мне в кружок «Умелые руки» записаться. Их верх! — завистливо сказал Вадик, хлопая в ладоши.
— Чего ты панику разводишь! — оборвал его Гена, сердитым блеском глаз выдавая свое волнение.
Раздались требовательные голоса:
— А коллекция почему закрыта? Почему краеведы прячутся? Покажите коллекцию!
— Кто прячется? — в ответ зашумели краеведы. — Старосты, откройте коллекцию!
— Держись, бедняга! — напутствовал своего друга Вадик.
Старосты краеведческого кружка Паня и Гена встали, подошли к коллекции и взялись за края холщового чехла. Лишь теперь Паня увидел Николая Павловича, стоявшего у двери рядом с директором школы. Николай Павлович улыбнулся старостам и высоко вскинул голову, призывая их к спокойствию и уверенности; Паня заставил себя подтянуться, а Гена и без того держался, как в строю, — прямой и невозмутимый.
Все лампы в зале погасли, лишь костер давал немного света.
— Подождите, Паня и Гена… — сказал Ростик Крылов и громко объявил: — Ребята, послушайте стихи о предоктябрьской вахте!
Длинное стихотворение написал прославленный школьный поэт Миша Анциферов; заканчивалось стихотворение так:
«Ох, еще стихи!» — подумал Паня, которому уже не терпелось открыть коллекцию: будь что будет! Но стихотворение другого, тоже знаменитого, школьного поэта — Светика Гладильщикова понравилось Пане, потому что оно славно подошло к случаю.
звонко выкрикнул Светик, и в ту же минуту Паня и Гена быстрым движением убрали холщовый чехол, точно сняли с Уральского хребта лесной покров.
Дальше Паня, будто со стороны, неподвижный, напряженный, отмечал происходящее. Сначала тут и там раздались аплодисменты, но как-то сразу затихли. Почему? Потому что ребята вскочили, бросились к коллекции, окружили ее, возбужденно переговариваясь, и застыли.
— Ну, затейный, рукодельный народ! — сказал кто-то знакомый, и Паня не сразу узнал голос отца. — Это же такой подарок Дворцу культуры!
— Пань, слышишь? — чуть слышно спросил Гена.
Слышал ли Паня! Он взглянул на коллекцию, точно впервые увидел ее, и не поверил тому, что увидел. Да полно, неужели все это сделано кружковцами?
На столе возвышаются три горы, разделенные неглубокими перевалами. И что с того, что горы невысокие, всего на семьдесят сантиметров, — все же это настоящие Уральские горы, как они рисуются геологам и горнякам: все горные тайны открылись, все богатства объявились, все заветные клады великой сокровищницы стали доступны взгляду.
Горы сияют… Невидимые, скрытые в нишах, лампочки отраженным нежным светом озаряют уступы, террасы, скаты. Свет, переливаясь, становится то слабее, то сильнее, и в безмолвной игре разноцветных отблесков, охвативших горы сверху донизу, Урал показывает свои богатства.
