Первое лето - Попов Георгий Леонтьевич (серия книг .TXT) 📗
Несколько раз мы пробовали мыть песок в лотке. Дядя Коля вчера показал, как это делается. Но нам не везло. Глядишь, блеснет золотая песчинка, и опять идет пустая порода. Мы брали песок с одного берега, с другого, со дна ручья — все безрезультатно.
Наконец нам надоела эта работа, которая больше походила на забаву, чем на работу. Мы сели в тенечке под обвисшей от ягод черемухой, посидели. Димка вынул из кармана вчерашний самородок и стал вертеть его, разглядывать со всех сторон.
— Что, колдуешь?
— Нет, приучаю глаза к золоту,— ответил Димка.— Посмотри и ты. Подержи.
Я взял и ощутил на ладони приятную тяжесть.
— Ну как?
— Маловат,— сказал я.
— Говорят, мал золотник, да дорог... А теперь идем дальше, нечего рассиживаться...
Мы пошли.
Нам, чего скрывать, и правда очень хотелось найти большой самородок, самый-самый большой, какие только бывают на свете. Дядя Коля говорит, что золото — это валюта. Что такое валюта, мы в то время представляли смутно. Но раз она, по словам дяди Коли, может сработать на нашу победу, значит стоит потрудиться.
— А собственно, почему мы трем друг другу бо-ка?— Димка разбежался и перепрыгнул через ручей.
Я остался на этом, левом берегу.
Мы оба шли и видели только то, что было у нас под ногами. На какое-то время мы и переговариваться перестали, до того увлеклись делом, и не заметили, как очутились в дальнем ущелье.
Странное это было ущелье, глухое и дикое. Казалось, гора здесь раскололась на две части и из глубокого разлома ударили родники. Они били в нескольких местах, растекались по глинистому грунту, нащупывая дорогу, и наконец сливались в быстрый ручей.
Кварца здесь было больше, кое-где он лежал навалом, и желтые мазки на сколах тоже попадались чаще.
Вдруг Димка остановился и замер на месте. Так замирает ястреб при виде зайчонка. Я подумал: «Ну, сейчас скажет, что нашел!» — и замедлил шаги.
— Давай сюда! — позвал Димка.
— Неужели и в самом деле нашел?
Я разбежался и тоже перепрыгнул через ручей, который разделял нас.
Димка стоял и напряженно, обалдело смотрел то на меня, то куда-то мимо меня, но ничего не говорил. Лицо его как-то странно вытянулось и на нем резче обозначились скулы.
— Присмотрись хорошенько... Ничего не видишь?
Я пожал плечами:
— Хватит разыгрывать-то!
— Тогда возьми и переверни вон тот камушек, ну? — не обращая внимания на мои слова, продолжал Димка.
Я подошел и перевернул камушек, на который указал Димка. Но и после этого не увидел ничего такого. Порода, порода, куда ни глянешь — одна порода.
— А этот? Разве не похож?
— На самородок?
— Да-да, на самородок,— чуть не заорал Димка.
Выступавший из мутной лужи угловатый и точно сплющенный камушек действительно чем-то походил на золотой самородок. Но я не верил, даже в мыслях не допускал, что это самородок. Это было бы уж слишком. Мне казалось, не верил и Димка. Мы оба стояли над тем обыкновенным с виду камушком, с добрый кулак величиной, и не решались прикоснуться к нему.
Наконец я опустился на корточки и... погладил камушек кончиками пальцев. Димка тоже опустился на корточки и тоже погладил. Потом я встал и зачем-то отступил на шаг. Встал, отступил на шаг и Димка. Засмеялся: «Вот факиры!» — опять опустился на корточки, осторожно вывернул камушек, взял его, как берут что-то живое, трепетное, какую-нибудь птицу, которая может выпорхнуть из рук и улететь. И по тому, как он выворачивал и брал, я догадался, нутром почуял, что это именно то, что мы искали.
— На, подержи!
Я взял обеими руками и ощутил несвойственную камням такого размера тяжесть.
Да, это был самородок, настоящий золотой самородок, заветная мечта каждого старателя. Я тогда не знал, сколько он весит, но — думал — килограммов шесть, а то и больше. Как теперь выяснилось, я ошибся ненамного. Тяжесть особенно чувствовалась, когда я держал самородок на вытянутых руках.
— Посидим?
— Да, давай посидим,— согласился я.
Мы выбрали место посуше. Димка дышал часто и точно через силу, я тоже, и мы оба не знали, о чем говорить. Было невероятно и странно, что все кругом осталось по-прежнему, что так же, как и раньше, светит солнце, шумит тайга и в двух шагах от нас булькают роднички.
— Интересно, сколько они здесь добыли?
Димка, конечно, имел в виду дядю Колю и Федора.
— Да уж немало, наверное, если такие булыжники на земле валяются,— ответил я, снова беря находку себе на колени.
Димка забрал самородок, обернул его носовым платком и засунул в карман. Он уже забыл, что, не далее как вчера, назначил меня казначеем-хранителем.
— У тебя нет булавки?
Английская булавка у меня нашлась. Отправляясь в тайгу, я на всякий случай закалывал с внутренней стороны кепки иголку с ниткой и пару булавок. Когда лазаешь по деревьям, так просто порвать штаны или рубаху.
— Теперь порядок?
— Порядок...
Но самородок был слишком тяжелый. Это особенно стало заметно, когда Димка, зашпилив карман, встал, чтобы идти дальше. Казалось, штаны вот-вот с него свалятся.
— Давай я...
— Ладно, как-нибудь...— Димка вынул самородок из кармана и понес на руках.
— А на этот... самолет купить можно?
Димка молчал. Наверное, он был занят своими мыслями. Тогда я сам себе ответил:
— Да нет, вряд ли, танк или пушку и то ладно!
Он и эти слова пропустил мимо ушей. Самородок не только не утолил, а еще больше распалил в нем жажду золотоискательства. Держа находку обеими руками, прижимая ее к груди, Димка начал кружить по ущелью. Я отошел немного и тоже начал кружить, глядя себе под ноги, поддевая носком ботинка каждый подозрительный на вид камушек. Мы оба были убеждены, что найденный нами самородок здесь не последний. Где-то среди этих камней лежат, ожидая своего часа, его родные братцы, младшие и старшие. Дело за немногим — наткнуться на них и... взять.
— Пойдем, хватит... Больше здесь ничего нет,— сказал я, оглядывая обрывистые края ущелья.
— Да, больше здесь ничего нет,— согласился Димка. Однако уходить отсюда он и не думал. Перешагивая через лужи, иногда увязая по щиколотку в глине, он тыкался то туда, то сюда, все высматривал и ощупывал. У меня было такое чувство, что мы по десять раз перебираем одни и те же камни.
Вчера, сидя у костерка, дядя Коля разговорился.
— Сибирь, пацаны, велика, и мы еще не прощупали ее как следует. Там копнули, здесь ковырнули... Вы — молодые, вы еще доживете до тех времен, когда от глухих углов вроде этого и следа не останется. Придут сюда люди и все, что им надо, возьмут. И золото, и то, что дороже золота.
— А что дороже золота? — спросил я.
Дядя Коля сначала замялся, а потом сказал, что он не знает, но, говорят, алмазы дороже золота. Тогда я спросил, есть ли у нас алмазы.
— Может, и есть, кто скажет,— уклонился от прямого ответа дядя Коля.— Покопаться, так все можно найти.
Вчера я не придал словам дяди Коли особого значения. Сейчас же, вспоминая этот разговор у костра, на бревнышке, подумал, что так оно и есть. Ну, насчет алмазов — это бабушка надвое гадала. А вот золото... Сейчас я верил в существование речных берегов, усыпанных золотыми самородками. Нам бы с Димкой попасть на один из таких берегов, вот было бы дело!
Мы настолько увлеклись поисками, что не заметили, как подошел дядя Коля.
— Ну, старатели, пора и домой. Федя, наверное, заждался. Он всегда раньше приходит и первым делом начинает проворить ужин. На это он бо-ольшой мастер!
Мы молчали, хотя нам обоим не терпелось рассказать о находке. Вид у нас с Димкой был если не ошалелый, то, во всяком случае, и не совсем нормальный. Но дядя Коля не обращал на нас, на наш вид никакого внимания. Он шел впереди нас и, по обыкновению, зыркал по сторонам.
Наконец молчание стало Димке невыносимо. Да и я все время подталкивал его в бок, показывал глазами на самородок. Нагнав старателя и пряча находку за спиной, Димка сказал:
