Острова и капитаны - Крапивин Владислав Петрович (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
— Грубый шантаж, — сказал Толик. — Экономический нажим и выкручивание рук… Но чтобы никакого грима. Не терплю косметики.
— Только припудрим, — сказала тетя Рая.
Гаю тоже припудрили лоб и нос.
— Чтобы не бликовали, — объяснила тетя Рая. Гай дурашливо морщился и смотрел на Толика.
Толик был теперь в узких серых штанах, в сапогах с отворотами и белой рубашке с кружевами. Талию обматывала пунцовая шаль с бахромой. Поверх рубашки — замшевая безрукавка.
Освободившись от гримерши тети Раи, Гай восхищенно обошел вокруг Толика.
— Ух ты-ы… Ходи так всегда! Это тебе к лицу! «Причина», из-за которой ты вчера застрял в городе, будет без ума.
Толик ухватил хохочущего Гая за полосатый подол и вляпал ему ладонью по синему квадрату на месте оторванного кармана. Гай вырвался, отскочил, загремев твердыми башмаками с медными пряжками (эти маленькие, но вполне пиратские туфли отыскала для него Настя). Толик прыгнул следом.
— Стоп! Сохраняйте энергию для съемки! — цыкнул на них Ревский. — Толик, дай гляну на тебя… Тебе для полноты облика нужно оружие. Скажем, пистоль за пояс.
— А мне? — подскочил Гай.
— А вам, князь, ни к чему. Это выглядело бы опереточно. К тому же у вас нет паспорта… Толик, у тебя есть какой-нибудь документ?.. Прекрасно. Пошли!
В тени бизань-мачты на кованом (явно пиратском) сундуке прочно сидел круглолицый парень в плоском беретике и брезентовой куртке (в такую-то жару!). У парня были озабоченные глаза.
— Это Костя, — сказал Ревский. — Толик, дай этому человеку паспорт, и тогда он выдаст тебе кремневую пушку или какой-нибудь «смит-вессон». Но без документа к нему не подходи.
Костя нехотя поднялся с горбатой крышки. И сказал не Ревскому и не Толику, а почему-то Гаю:
— Если всем давать без документов, я бы уже заработал себе приговоров в общей сумме на девяносто девять лет, как в Америке…
Он взял у Толика паспорт и поднял тяжелую крышку.
Батюшки, чего только не было в сундуке! Кинжалы, шпаги с витыми рукоятями, короткие римские мечи, длинные пистолеты с узорными замками, мушкеты с гранеными стволами…
Костя дал Толику двухствольный пистолет с медными завитушками и большущим курком-собачкой. У Гая, конечно, руки сами умоляюще потянулись к этой штуке. Костя глянул на Гая и вдруг протянул ему длинный матово-серебристый револьвер.
— На, пощелкай. «Кольт», сорок четвертый калибр. Одна тысяча восемьсот девяностый год… Только в людей не целься, не полагается.
— Кому-то, значит, можно и без документа, — поддел Костю Ревский.
— Пацаны — они люди аккуратные, Александр Яковлевич. Я с ними хлопот никогда не имел. А ваш Витя Храпченко вчера толедский кинжал семнадцатого века за борт булькнул. Теперь пускай расплачивается, вещь уникальная…
«Кольт» был увесистый и прохладный. Курок у него взводился с упругой легкостью, барабан при этом поворачивался. Гай щелкал курком, пока Толик не сказал шепотом, что надо иметь совесть. Гай со вздохом протянул револьвер Косте:
— Спасибо.
Костя подмигнул Гаю. На Костином брезентовом рукаве шевелилась нашивка — синий квадрат с черным шариком посредине и язычком пламени над ним. Гай тронул нашивку мизинцем:
— Это что означает?
— Означает, что я оружейник и пиротехник на «Ленфильме». Видишь, бомба с горящим фитилем. Точнее, старинная граната…
Как одно слово может все изменить!
Воспоминание о гранате, спрятанной в норе под камнем, сделало радостное утро тусклым и неуютным. Гай отошел и зябко обхватил себя за плечи (левое плечо торчало из прорехи).
«Ну, чего ты!» — сердито и жалобно сказал себе Гай. Однако черная дробина уже забегала по белому фаянсовому дну. Видимо, она-то и шепнула Гаю:
«Сам знаешь чего…»
«Но я же не взял эту проклятую гранату!»
«А хотел…»
«Но я же не взял!»
«А спрятал…»
«Ну, я достану и отдам! — отчаянно поклялся Гай. — Завтра же! Скажу, что нашел, и отдам! — Ему страшно стало, что это утро со всеми радостями и чудесами пропадет совсем! И чтобы умилостивить судьбу и убедить совесть, он добавил с сердитой плаксивостью: — Мне вчера за это и так досталось».
«Не выкручивайся, — пробурчала совесть, но уже без прежней непримиримости. — На дракончика ты наступил случайно, с гранатой это никак не связано…»
«Нет, связано, — возразил Гай. — Если бы не граната, я бы в тот раз не вернулся в Херсонес. И не наступил бы…»
«Не выкручивайся, тебе говорят».
«Но я же сказал, что отдам!»
«Смотри…» — Совесть неохотно припрятала дробину в каком-то незаметном уголке, и Гай с облегчением вздохнул. Но прежняя искристая радость к нему уже не вернулась. Он словно избавился от опасности, но опасность эта была еще недалеко…
Ревский хлопнул его по голому плечу:
— Что, князь, невесел, что призадумался? Или входишь в образ?
Гай осторожно пожал плечом.
КАК ХОРОНЯТ КАПИТАНОВ
Хотя Станислав Янович Ауниньш и утверждал, что кино и порядок несовместимы, в одиннадцать все было готово для съемки. Часть палубы между первой и второй грот-мачтами покрасили водным раствором охры, чтобы не бликовала (как Гаев нос!). Расставили матовые зеркала. Гай изумился: неужели без них мало света? Оказалось, что для цветной пленки — и с зеркалами мало. Включили еще и кинопрожекторы.
Курсанты приспустили с нижних реев оба грота, и парусина повисла красивыми фестонами, как на старинных фрегатах.
Карбенев и темный, как мулат, оператор в полосатых плавках и белой кепочке устроились на высокой площадке у камеры. На мостик взбежал тонкий паренек в белой рубашке с распахнутым воротом, встал у поручней, на которых висел круг с надписью «FELIZATA». Сейчас «Крузенштерн» изображал пиратскую «целибату», а паренек был главный герой — юный Александр Грин.
У мачты, взявшись за толстенный канат, остановился старик в берете с помпоном и в полосатой, как у Гая, фуфайке. Ревский на ходу шепнул Гаю и Толику, что это знаменитый Симонов, который еще до войны играл Петра Первого в известном фильме. А здесь он играет старого боцмана. У знаменитого артиста было хмурое складчатое лицо. Может, он «вживался в образ»?
А Гай в грустную роль вжиться не мог. Прежней радостной прыгучести в нем не было, но ощущение праздника вернулось. И с веселым любопытством он вертел головой.
Ревский выстроил экипаж «Фелицаты» между мачтами, лицом к борту. Пираты были всякие — молодые и старые, бритые и бородатые, франтоватые и в лохмотьях. В треуголках, беретах, косынках. С пистолетами за широкими поясами. В тельняшках и безрукавках. Но больше всего — в атласных широких голландках с большими воротниками и галстуками, как у детских матросок.
Толик оказался рядом с лысым чернобородым дядькой в драном камзоле. На глазу у дядьки чернела повязка.
— Я вместе с Толиком, — быстро сказал Гай.
Ревский кивнул. И торопливо предупредил:
— В камеру только не зыркай, смотри на процессию…
Он вскочил на помост к Карбеневу и оператору. И сразу откуда-то сверху громкий голос динамика властно произнес:
— Эпизод «Похороны капитана». Все готовы? Внимание… Дубль первый. Мотор!
Упруго и очень громко ударили из динамика печальные аккорды. Толик положил Гаю руку на плечо. Гай быстро сделал грустное лицо и задеревенел. Но музыка тут же выключилась.
— Сто-оп! — сердито завопил динамик. — Какого черта? Локатор в кадре торчит! Замотайте его хотя бы!
Девица-фотограф полезла по скобам к площадке судового локатора, начала обвешивать поручни золотистой фольгой.
Одноглазый пират сказал:
— Так и будем маяться. Не могли с деревянной баркентиной договориться, вроде «Альфы». Здесь не парусник, а «Титаник».
Гай понимал, что локатор на пиратском судне — штука лишняя. Но все равно было досадно, что на «Крузенштерне» кому-то что-то не нравится. Он даже подумал: не сказать ли что-нибудь одноглазому? Но опять прозвучала команда: «Мотор!»
