Острова и капитаны - Крапивин Владислав Петрович (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
Ауниньш ни разу не посмотрел вверх, но Гай ощутил, что первый помощник видит его как облупленного. Будто на темени Станислава Яновича третий глаз.
Гай пристыженно полез вниз. Толик проследил за ним обещающим взглядом. Ауниньш, так и не взглянув на Гая, сказал:
— Впрочем, гости не знают судовых правил. Но вы-то, Александр Яковлевич, могли объяснить мальчику…
— Я и объяснил, — невозмутимо сообщил Ревский. — Велел соблюдать осторожность. Это я послал мальчика на ванты: тренировка для съемки.
Гай, который переминался в стороне, приоткрыл рот.
Ауниньш не сдержал удивления:
— Он что, уже ваш артист? Так быстро?
— Товарищ первый помощник, — назидательно проговорил Ревский. — Вы привыкли считать деятелей кино неорганизованными людьми, и в этом суждении есть доля горькой правды. Но иногда мы действуем оперативно.
— А вы уверены, что съемка ребенка на вантах находится в соответствии с техникой безопасности?
Ревский сказал печально:
— Станислав Янович. Кино ни с чем не находится в соответствии. Даже с самим собой. Оно как религия, искать в нем логику бессмысленно. Можно только или отрицать его, или верить в него со всем пылом преданной души.
— Я не склонен к религиозному экстазу, — сумрачно возразил Ауниньш. — У меня масса земных проблем. Кстати, вынужден вас опечалить. С берега сообщили, что днем катера не будет, только после двадцати часов. Так что готовьтесь кормить правоверных служителей киноискусства здесь… Гости наши тоже оказались неожиданными пленниками.
Гай тихо возликовал. А Ревский взвыл:
— О боги! Чем кормить-то?! Это диверсия!..
— Ну, только не с моей стороны, — усмехнулся Ауниньш. — Я попросил изыскать возможности на камбузе… Но остатки курсантского рациона — это не меню ресторана «Приморский».
— Мы всегда обедаем в «Волне», — вздохнул Ревский. — Но я прощаю вам неосведомленность. И неверие в магическую власть кинематографа. Несмотря на ваш унылый педантизм, в вас все же мелькает порой нечто человеческое.
— Я тронут. — Ауниньш кивнул и зашагал прочь. И лишь тогда глянул на отскочившего с пути Гая. В лице у первого помощника появилось что-то необычное. И он украдкой (совсем непохоже на себя и очень похоже на Толика) показал Гаю кулак.
Гай мигнул и… среагировал: сделал дурашливо-послушное лицо и встал по стойке смирно.
Толик ничего этого не заметил. Виновато посмотрев на Ревского, он сказал Гаю злым полушепотом:
— Башка дырявая. Из-за тебя Шурику… Александру Яковлевичу пришлось врать.
— А я не врал! — живо отозвался Ревский. — Я его в самом деле возьму в работу.
— Ой! Как?! — подскочил Гай.
— Ты что? Вправду? — не поверил Толик.
— Есть идея! Славка Карбенев завоет от радости! Понимаете, мы ломали головы: что-то не получается с пиратским экипажем, пресный он какой-то. Чего-то человеческого нет. Не всерьез, а будто оперетта… А тут пацан в экипаже! Юнга, воспитанник. Представляете, какая деталь, а?
— Но для съемок-то время надо, — попытался возражать Толик. — Не говоря уж о таланте…
— Какое время? Один-два эпизода! Сейчас и начнем! А талант — что? В этом возрасте все талантливы, вспомни, как в Новотуринске шпионскую пьесу ставили!.. Гай, ты не бойся, будешь сам собой, вот и все!
Режиссер-постановщик «Славка» Карбенев оказался молодым высоким мужчиной со впалыми щеками и скорбным взглядом. Он выслушал идею Ревского и без восторга произнес:
— Хуже не будет. Давай…
Затем он поставил Гая между колен и толково разъяснил, что он, Гай, вместе со взрослыми флибустьерами будет стоять в шеренге, мимо которой понесут умершего капитана. Юнга этого капитана не то чтобы любил, но крепко уважал и теперь, конечно, печалится.
— Ты только не пытайся что-то нарочно изображать, притворяться, — наставлял Карбенев. — Представь, что это по правде. Ну и… в общем, смотри сам.
Потом он сказал Ревскому:
— Ты давай преобрази его слегка. В одиннадцать начнем…
В тени кормовой рубки стояли фанерные сундуки с трафаретными названиями «Молдова-фильм» (без мягкого знака). На сундуках ворохами лежали разноцветные плащи, кружевные рубахи и драные тельняшки. Среди этого хозяйства сердито хлопотала симпатичная темноволосая девушка. Увидев ее, Ревский присмирел.
— Настенька, тут такое дело. Надо этого отрока превратить в пиратского юнгу… А?
— А где вы раньше были, Александр Яковлевич? Откуда мальчик? Я знала, что на него нужен костюм? Как на охоту ехать, так собак… — Настенька замолчала, зацепившись глазами за обаятельную улыбку Толика.
— Мадемуазель, — бархатисто сказал Толик. — Позвольте представиться. Анатолий Нечаев, инженер-конструктор, давний друг вашего беспутного второго режиссера и дядюшка этого юнги. Не гневайтесь за нарушение графика. Здесь стихийные обстоятельства, форс-мажор, как говорят моряки…
Настенька хмыкнула, пряча улыбку, и скрылась в рубке.
— Волшебник, — шепотом сказал Ревский. — Иди в помрежи, а? По линии укрощения строптивых костюмерш…
Настя появилась опять, и не одна, а с пухлой белокурой тетенькой. За ними шагнул старый толстый дядька с седой шевелюрой. Он, словно быстрыми пальцами, ощупал Гая веселыми голубыми глазами. Так, что захотелось хихикнуть, будто от щекотки.
— Прекрасно!.. — пророкотал дядька. — Шурик, это вы добыли пиратское дитя?.. Хорош. Настенька, добудь юному джентльмену какое-нибудь рубище с матросского плеча. Питомцу флибустьеров совсем не обязательно выглядеть инфантом.
— Игорь Васильич, это годится? — Настя извлекла из тряпичных ворохов драную легкую фуфайку крупной вязки. Фуфайка была похожа на тельняшку, только полосы — шириной в ладонь. Гаю велели надеть ее на голое тело, чтобы не просвечивала современная майка. «Рубище» повисло на нем крупными складками.
— Вполне, — сказал Игорь Васильевич.
— А штаны не слишком современные? — подала голос Настя.
— Сойдут, — решил Игорь Васильевич. — Все равно их почти не видать. А голые ноги и ободранные колени суть признаки мальчишек всех времен и народов… Меня смущают только кеды. Они явно несовместимы с парусной эпохой…
— А можно босиком! — Гай раздернул шнурки и дрыгнул ногами, кеды разлетелись по палубе. Гай трепетал от счастливого возбуждения и полон был желания делать все как можно лучше.
— Гм… — Игорь Васильевич огорченно взялся за мясистый подбородок. — Вы, сударь мой, как все нынешние дети, мало ходите босиком. Ваши нежные ступни весьма контрастируют…
— Покрасим, Игорь Васильич, — деловито сказала белокурая тетенька по имени Рая. — Крем номер пять, средний загар…
Гай опасливо хихикнул, заранее боясь щекочущих пальцев.
— Нет, нужны башмаки, — сказал Ревский. — Иначе ступеньки на вантах будут ноги резать.
— Как на вантах? — заволновался Толик. — Шурка, ты что, по правде решил его на верхотуру загонять?
— Не бойся. Есть идея, потом объясню…
— Мы в самом деле попали в плен к пиратам, — печально сказал Толик. — Живыми не выпустят… Еще немного, и ты, Шурик, заставишь сниматься и меня.
— А что? Вполне подходящий типаж. Молодой матрос, попавший в пираты из интеллигентов. Волею обстоятельств…
— Сам ты пират из интеллигентов! Джек-потрошитель с дипломом!
— Да ты подожди! Я серьезно! Мужиков-то в массовке не хватает! Двое заболели, один где-то загулял. Пиратская шеренга как картечью повыбита… Давай, Толик!
— Толик, давай! — подскочил Гай.
— Да идите вы! Какой я артист!
— Не артист, а статист, — разъяснил режиссер Ревский. — Мы тебя вместе с Гаем в ведомость запишем. Гонорар получишь. Лишний он тебе, что ли?
— Толик, давай, а? — попросил Гай. — А то я один боюсь.
— Надо же! Он боится.
Ревский сдвинул брови, сморщил веснушчатую переносицу и с кавказским акцентом закричал на Толика:
— Ты, дорогой, сюда зачем приехал, а?! Катера до вечера не будет, ты здесь что делать будешь? Просто так будешь, да?! Кушать захочешь, думаешь, тебя тут даром кормить будут, да?! Ты спроси, кино когда кого кормило даром, а?
