Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
— Не вздрагивай… Давай-ка, вот так… — Медный кружок прижался к припухшей косточке. Медь и правда была холодная. Этот холод почти совсем успокоил боль, растворил ее в себе.
— Ну что?
— Ага… хорошо…
— Я ж говорил! Теперь подержи минут пятнадцать, и все пройдет.
— Ага… Только я не могу пятнадцать минут, — виновато объяснил Симка. — Мне надо скорее…
— Платка-то небось нету?
— Не-а…
Фатяня распрямился и, глядя на Симку с высоты, вытянул из кармана белый с полосочками платок. Мятый, но довольно чистый. Рванул его на несколько полос. Опять присел.
— Давай…
Не туго, но плотно Фатяня примотал к ноге пятак, затянул узелок. При этом шумно дышал. От Фатяни ощутимо пахло куревом и чем-то еще — вроде горелой изоляции. Он полюбовался своей работой. Симка тоже смотрел с удовольствием. Повязка героически белела на загорелой ноге. Фатяня поднял Симку за локти, поставил на тротуар.
— Потопчись-ка…
Симка потоптался. Осторожно, потом смелее. Остатки тупой боли в ноге угасали. Монета держалась плотно.
— Все в аккурат… Спасибо… — Симка поднял с доски сумку, глянул вопросительно: я пойду?
— На здоровье, — хмыкнул Фатяня. — Не кашляй, не хромай… Да сперва-то слишком не скачи. Куда торопишься с утра?
— К мамке в больницу, с передачей… — Симке сразу стало противно. Из-за этого «к мамке». Никогда он маму так не называл, а сейчас вот дернуло за язык. Наверно, чтобы подладиться к Фатяне, оказаться с ним «на одной доске».
Фатяня, видать, сразу учуял эту неуклюжую хитрость. Ехидство проступило на косом лице — теперь уже настоящее… но тут же и пропало.
— А что с мамой-то? — сказал он, деликатно ставя глупого Зуйка на привычные рельсы.
Симка заговорил торопливо и с облегчением:
— С мамой-то ничего. Это она из-за Андрюшки, из-за брата, ему полтора года, он скарлатиной заболел, да так тяжело, что маму положили вместе с ним… Теперь-то уже все в порядке, но еще не выписывают, потому что полагается не меньше месяца… А идти надо скорее, потому что скоро там перерыв в приемном пункте…
— Ладно, двигай… — Фатяня повернул Симку к себе спиной, приятельски хлопнул между лопаток. — Да больше не спотыкайся.
— Ага… — Симка оглянулся. — А пятак я тебе завтра принесу. Я знаю, где ты живешь.
— Да на фиг он мне! У меня этого добра… Возьми себе, сгодится как биток для чики..
— Спасибо, — опять сказал Симка. И пошел (все-таки прихрамывая) по крайней упругой доске. И размышлял о странном поведении Фатяни. С чего он такой добрый?.. Но с другой стороны — а чего ему быть недобрым? Что он, Симка, знает про Фатяню? Мало ли что говорят, а сам-то Симка разве видел от него что-то худое? Да и другие мальчишки… Ну, ругается порой так, что уши в трубочку, а то и пинка может дать самым настырным, кто лезет к мопеду. Зато иногда и прокатиться дает…
— Эй, Зуёк! Тормозни на минутку!
Симка «тормознул». Оглянулся. Фатяня подошел. Высокий, костлявый, странно потоптался рядом.
— Ты… это… Просьбочка к тебе одна… Можешь помочь?
Ага, вот оно! А Симка-то, глупый, размяк, думал, что Фатяня
лечит без всякой выгоды…
— Ну… я могу. Если смогу…
— Да ты не бойся, дело-то вовсе ерундовское. Только не говори никому, а то подумают, что я совсем… того этого… — Фатяня крутнул пальцем у виска.
— Я не скажу… а что надо-то? — Стало и страшновато, и любопытно.
— Сегодня к трем часам понесу документы в училище. Новое открыли, при судостроительном заводе… Ну, известно, какие у меня документы. Седьмой класс-то я закончил, да только там еще справки и характеристики всякие нужны, а сам понимаешь, что у меня за характеристики… Дядька мой, брат отца, он на заводе в управлении, обещал похлопотать, но сказал: «Точно не обещаю. Начальство будет смотреть и решать». Ну вот, сегодня я и пойду на беседу. Это не совсем экзамен, но вроде того… Врубаешься в суть?
Симка кивнул, хотя не очень врубался.
Фатяня совсем по-ребячьи ковырнул брезентовым башмаком тротуар. Выговорил:
— Я это… вообще-то не суеверный, но тут, говорят, есть одна верная примета. Чтобы на экзамене все было нормально, надо такое… в общем, надо, чтобы кто-то ради того, кто сдает, макнул палец в чернила и не смывал, пока экзамен не кончится… Может, это и глупость, но я слыхал, что помогает… А ты не слыхал?
— Не-е… Я слышал, что надо новенькую денежку, нынешнего года, в ботинок положить. Лучше всего двадцать копеек. Я так и делал на контрольной по арифметике. И помогло…
О том, что главным образом помогла мысленная музыка, боевая песня «Легендарный Севастополь», Симка говорить не стал.
— Всякому свое… А мне вот палец… Русский когда сдавал, его один… одна знакомая мизинец в чернилку макала. И помогло. Да потом я с ней малость поссорился. А надо, чтобы тот макал, кто на тебя никакой обиды не держит. Ты ведь ко мне ничего не имеешь?
Симка так мотнул головой, что фуражка крутнулась и осела на уши. Никакой обиды на Фатяню у него никогда не было.
— Я макну! Трудно, что ли!
— Ты не думай, что я это за пятак прошу. Я уж потом подумал, что хорошо, если ты…
Симка теперь и не думал, что эта просьба — за пятак. Ясное дело, мается Фатяня от беспокойства и неизвестности.
— Я макну, честно! Ты не бойся! По самый корешок!
— Да не надо по корешок. Можно по первую костяшку. И сразу замотай, будто порезал, чтобы никто не спрашивал… Только не позднее трех, ладно?
— Ладно! Какой палец макать-то, на какой руке?
— Какой хочешь. Лишь бы обязательно.
— Я обязательно, не сомневайся… Только знаешь чего?
— Чего?
— Ты… в этой рубахе в училище лучше не ходи. Скажут — вот стиляга явился. Тогда и палец не поможет.
— Само собой! В белой пойду, как юный пионер… А в училище форму дают знаешь какую? Не как в обычной ремеслухе, а флотскую. Судостроители потому что. А можно, говорят, и на матроса выучиться и даже в мореходку оттуда пойти, если занимаешься нормально…
— Здорово! — одобрил Симка, хотя и не был уверен в будущем прилежании курсанта Вовы Фатунова.
— Еще бы не здорово!.. У тебя, видать, к флотскому делу тоже есть притяжение? Вон сколько якорей…
Якорей было три. Два скрещенных — на фуражке, третий, с наложенным на него штурвалом, приделан к пряжке школьного ремня, продетого в петли потрепанных (но зато заграничных) штанишек, которые в нынешние времена назывались новомодным словом «шорты».
Симка повел плечом: может быть, мол, «имею притяжение», но чего об этом говорить.
Фатяня хлопнул его по этому плечу.
— Договорились, значит?
— Железно… Ни пуха ни пера!
— Само собой, к черту. Не обижайся.
— Да что ты! Ну, пока!
— Бывай…
И они разошлись.
Шагов через двадцать Симка оглянулся. Фатяни уже не было, свернул на Запольную. Симка шагнул еще, еще… и снова остановился. Можно, конечно, опоздать в больницу, но… Он с торопливым прихрамываньем вернулся к зловредной рейке. Выпрямил, прислонил ее к брусу. Торчавший гвоздь заупрямился, не хотел лезть в прежнее гнездо. К счастью, за штакетником, в густых одуванчиках, притаился обломок кирпича. Этим обломком Симка вколотил гвоздь и выпрямился. Теперь не будет на душе опасения. А то вдруг кто-нибудь вроде Симки побежал бы тем же путем и тоже — бряк ногой! Или еще хуже: если еле научившаяся ходить кроха вроде Андрюшки…
ВОДА И ОГОНЬ
Симка вышел на взгорок, с которого виден был плоский берег с Заречной слободой и уходящие к горизонту дали. Они поблескивали озерками и старицами, курчавились рощами, зеленели лугами и пестрели рассыпанными в зелени деревнями. Над этим простором висели несколько пухлых желтых облаков.
Неподалеку глубокий лог, что тянулся на задах Нагорного переулка, соединялся с рекой. Соединялась с ней и речка Туренька, журчавшая на дне лога. По имени этой речки и был назван город, в котором все свои одиннадцать лет прожил Симка Стеклов.
