Приключения профессора Зворыки - Чуковский Николай Корнеевич (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
Профессор стал упрашивать, умолять.
— Есть у вас дети, товарищ? — спросил он. — Ах, у вас есть дочка. Задержите его ради вашей дочки. Задержите его ради вашей собственной жизни. Этот злодей замыслил небывалое преступление… Он хочет… Тридцатого апреля…
Начальник станции сокрушенно покачал головой и, многозначительно подмигнув мне, постучал по лбу пальцем.
— К сожалению, ничего не могу сделать, — сказал он. — Извольте садиться в вагон. Поезд сейчас тронется.
Из-за поворота железной дороги показался паровоз. Он летел на всех парах, рассыпая по снегу искры.
— Это он! — закричал профессор. — Я сам остановлю его. Эй, Ипполит, бегите в вагон и принесите бутылку с постным маслом. Да живо! Коровьего он не любит, так пусть попробует постного.
Я помчался в нагон и через секунду вернулся с большой бутылью. Профессор выхватил ее у меня из рук и спрыгнул на рельсы.
Возле этой станции было только две колеи. На одной из них стоял наш поезд, по другой должен был проехать паровоз Шмербиуса. Профессор вдохновенно и щедро поливал рельсы этой второй колеи маслом. Паровоз приближался с невероятной быстротой.
— Сойдите с рельс! — закричал я. — Он вас раздавит!
Но профессор, не торопясь, выплескал на рельсы остатки масла и сделал несколько шагов по шпалам, как бы уходя от настигающего его паровоза; Затем он остановился и, попрежнему не сходя с рельс, повернулся лицом к грохочущему чорному чудовищу.
Паровоз, окруженный клубами пара, как вихрь подкатил к станции. Начальник станции, стараясь предотвратить гибель профессора, поднял красный флаг, знак остановки, но паровоз не желал останавливаться. На всем ходу наскочил он на место, вымазанное маслом. Не больше двух сажен отделяло его от профессора. Еще секунда — и профессор погибнет.
Но Зворыка знал, что делал. Паровоз остановился. Он продолжал сыпать искры, выпускать облака пара, греметь, грохотать и вертеть колесами. Но с места не двигался. Колеса скользили по намасленным рельсам.
— Ага, забуксовал! — ликовал профессор. — Ну, что, взял, плешивый? Ах ты дырявая калоша, хо-хо-хо! Товарищ начальник станции, арестуйте его!
— У меня нет на это никаких оснований.
— Как нет никаких оснований?! А вы не видели, что он хотел раздавить меня? Разве он подчинился вашему сигналу?
— Ступайте в вагон, гражданин, поезд сейчас отходит. Нечего скандалить на рельсах.
— В чем дело? — завизжал Шмербиус, высовываясь из окошка. — Что это значит? У меня срочные директивы из Москвы, и я не позволю…
— Смотрите, смотрите! — закричал я. — У него в паровозной будке связанные люди.
— Э, да здесь дело не чисто, — пристально вглядываясь, сказал начальник станции. — Как ловко он их перевязал. И затычки во рту. Ба! да это машинист Васильев с товарного поезда номер шестнадцать.
Шмербиус понял, что надо удирать. Он надавил на рычаги, колеса завертелись еще стремительнее, но паровоз не двинулся с места.
— Вылезай-ка, гражданин хороший, показывай свои документы и директивы, — продолжал начальник станции. — Эй, Федор Иваныч, будь любезен, вытащи его из паровоза.
Широкоплечий, здоровенный смазчик вошел в паровозную будку и выволок Шмербиуса за шиворот, как котенка.
В эту минуту раздался свисток, и наш поезд тронулся.
— Ипполит, бежим! — закричал профессор, — они теперь сами с ним расправятся.
Он помчался за отходящим поездом и вскочил на подножку нашего вагона.
Шмербиус как волчок завертелся вокруг державшего его смазчика. Тот вскрикнул и разжал руку. Шмербиус помчался догонять поезд. Я за ним. Ему удалось вскочить на площадку заднего вагона. Я схватил было его за фалду, но он со всей силы ударил меня ногой в грудь.
Я упал на платформу и остался лежать на спине, а он паясничал и кривлялся, глядя на меня из уходящего поезда.
Глава седьмая. Один на паровозе
Я кричал, я метался по станции, как угорелый, я чуть не плакал. Наконец, опомнившись, подошел к домику начальника и отворил дверь.
— Дайте мне паровоз! — закричал я.
— Т-ссс! — зашикали на меня со всех сторон.
В углу на кровати лежал человек. Из-под одеяла видны были только его растрепанные волосы, два горящих глаза и большой белый-белый нос. Он дышал хрипло и так редко, что все присутствующие замирали, ожидая его дыхания.
— Вот как он его заморозил, — сказал стоявший рядом со мной смазчик.
Это умирал машинист Васильев.
Я тихо отворил дверь и вышел во двор. Волнение мое улеглось, и после жаркой избы мне показалось еще холоднее. Паровоз Шмербиуса попрежнему стоял перед платформой. От нечего делать я встал на подножку и вошел в паровозную будку. С удивлением рассматривал я рычаги, стеклянные трубки, какие-то круглые инструменты, похожие на часы. Угли в топке еще тлели. Отчаянный план мелькнул у меня в голове.
Я огляделся по сторонам — никого. Тогда я схватил лопату и стал наполнять топку углем. Пламя вспыхнуло сразу. Я вылез из паровоза и стал лопатой расчищать снег между шпалами. Через минуту я добрался до земли. С невероятным трудом мне удалось откопать кусок смерзшегося, твердого, как камень, суглинка. Добрые четверть часа я крошил его, ударяя ребром лопаты. Когда он, наконец, искрошился, я набрал полные горсти ледяного песку и стал усыпать им рельсы перед паровозом. Теперь колеса скользить не будут.
У меня были самые смутные представления об устройстве локомотивов. Правда, я слышал что-то о котле, о каких-то шестернях, о клапанах, но этого было мало. Войдя снова в паровозную будку, я стал торопливо передвигать рычаги. И, о радость! паровоз закряхтел, засвистел, вздрогнул — и сдвинулся с места! Я принялся с бешенством наполнять топку углем. Фу, как жарко! Пот градом катил с меня.
Избы, стрелки, семафоры замелькали по сторонам. Побежали телеграфные столбы, поплыли леса, мосты загремели под колесами. Но мимо, мимо! Еще угля в топку, еще! Лети паровоз! Мы скоро увидимся, профессор!
Дым из трубы валил красный и жаркий. К топке нельзя было подойти. Но мне все было мало. И только когда уже некуда было швырять уголь, я сел в углу на скамеечку отдохнуть.
В окна дул ледяной ветер, а топка дышала невыносимым жаром. Не мудрено, что машинист, более суток пролежавший под самым окном, не перенес такой разницы в температуре. Мне хотелось понять, отчего Шмербиус так поступил с ним — из жестокости или из равнодушия? Вряд ли он питал злобу к этому ни в чем неповинному человеку. Что сделал ему машинист Васильев? Но, с другой стороны, неужели он мог быть так занят собой и своими делами, чтобы не заметить, как рядом в ужасных пытках мучается живой человек?
Никогда еще я так быстро не ездил. Лес казался; сплошным неразборчивым темно-зеленым потоком, стремительно несущимся мимо меня. Телеграфные столбы пробегали со скоростью пулеметных выстрелов. Я мчался гораздо быстрее пассажирского поезда, в котором ехал профессор. Но меня начало одолевать беспокойство. Сумею ли я, если понадобится, остановить паровоз? Не грозит ли мне столкновение? А что если мой паровоз едет не по той колее? Много раз стрелки гремели у него под колесами, и много раз он перескакивал с колеи на колею. Я отгонял тревожные мысли и снова подкладывал уголь в топку. Профессор должен быть настигнут во что бы то ни стало. Лети, мой милый паровоз, лети! Никакие опасности не остановят меня.
Как пустынна эта страна! Проходит час за часом, а кругом ни жилья, ни дымка. Только лес да одинокие серые скалы, обросшие бурым мхом. Железнодорожная насыпь порой так высока, что сосны едва достигают ее половины, но минута — и паровоз в глубоком ущелье, которое встречает его гулом тысячегласого эхо. Где же он, поезд профессора?
В пять часов стало темнеть. Я беспрестанно выглядывал в окно, но впереди ничего нельзя было разобрать, кроме однообразной линии рельс, теряющихся в сумерках. Ну, так еще, еще угля в топку! Греми, мой огненный конь, пожирай сотни и сотни верст, сегодня вечером я должен обнять моего милого, толстого друга.
