Вернейские грачи - Кальма Н. (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
Так прижавшимися друг к другу и нашли их спустя некоторое время Корасон и Этьенн. Мальчики угрюмо взглянули на друзей: точно две темные кочки среди лопухов. Мутон бросился к ним, прося помощи.
Но что они могли? Жюжю, случалось, плакал от досады или огорчения, но Клэр… Они еще никогда не видели ее в слезах.
— Клэр, — прошептал Этьенн, — Клэр…
Корасон нагнулся и погладил Жюжю по спине. Спина была горячая-прегорячая. Этьенн неуклюже и нежно взял Клэр за плечи, попробовал оторвать ее от земли, повернуть к себе ее голову. Теплые капли побежали у него по рукам. Он вздрогнул: «Как тогда, в машине, в дождь». Нет, не сметь вспоминать! Это было давным-давно. Тогда оба они были такими беспечными, такими легкими. И впереди тогда сиял только свет, было только счастье…
— Послушай, Гюстав зовет вас обоих, — сказал Корасон. — Вы оба ему срочно нужны.
— Гюстав?
Клэр отозвалась первая. Какой у нее чужой, хриплый голос! Она поднялась, делая вид, что отряхивает приставшие к платью травинки. Этьенн и Корасон сурово смотрели в сторону.
— Я сейчас, — встал и Жюжю. Он побледнел, глаза у него запали. Уже никакого сходства с девочкой: ни круглых щек, ни гримаски баловня. Печальный, сразу повзрослевший мальчик.
— Есть дело, Жюжю, — обратился к нему Корасон.
— Дело? Какие могут быть дела, когда нет Матери?
— Да. «Отважные» поручают тебе написать песню.
— Да, песню, боевую, гремящую, грозную, такую, чтобы всех пронимала. Песню для народа. Чтобы можно было ее спеть завтра в Турьей долине. Чтобы, услышав такую песню, все тюремщики, все враги поняли бы силу народа и побледнели от страха! — Синие глаза Корасона сияли. Нет, он не только утешал Жюжю и придумывал ему дело по сердцу, он сам в эту минуту верил, что можно написать такую песню.
— Жюжю напишет. Жюжю сможет. Правда, Жюжю? — Клэр взглянула на мальчика.
— Не знаю… Попробую, — пробормотал Жюжю, поспешно выбираясь из лопухов. Он стыдливо запрятывал в карман то, что было у него в руке: мокрый лоскуток, который когда-то был платком Матери.
— Попробую, — повторил он, убегая.
В «лопухах» остались трое «старейшин».
— Что ж, пойдем к Гюставу? — спросила Клэр. Она все еще стояла так, чтобы мальчики не видели ее лица.
Корасон переглянулся с Этьенном.
— Знаешь, Клэр, ведь тебе придется завтра выступать, — сказал Корасон.
— Выступать? Мне? Да разве я умею? Ты с ума сошел, Корасон! — воскликнула Клэр. Она повернулась, и мальчики увидели непросохшие следы слез, припухшие веки, искусанные в плаче губы.
— Это нужно, Клэр, — настойчиво повторил Корасон. — Все наши этого хотят. Ты должна рассказать о Матери. О том, какая она была. Как партизанила, как собрала и воспитывала всех нас. И Кюньо еще до отъезда просил передать, что хорошо было бы выступить кому-нибудь из нашей молодежи. А теперь, когда Матери нет с нами…
— Дядя Жером так сказал? В самом деле? — Клэр растерялась. — Но я же не умею говорить. Я ничего не знаю. Там будут сотни, может, тысячи людей, а я выступала до сих пор только перед своими. Нет, нет, я ни за что не смогу! — твердила она взволнованно.
Этьенн, который молча слушал ее, вдруг сказал сердито:
— Пускай хоть сотни, хоть тысячи людей придут, ты все-таки обязана выступить, Клэр! Твое имя — сила. Твоего отца знал народ. К тебе будут прислушиваться. Чем больше людей услышит тебя, тем лучше. Отец и мама тоже будут говорить, и Рамо, и Фламар. Надо, чтобы люди узнали правду. Народ должен потребовать освобождения наших. От тебя тоже многое зависит, Клэр!
Клэр слушала его, не веря своим ушам. А она-то воображала, что знает мальчика Этьенна, очень своего, доброго, наивного, с детским взглядом, с полудетскими еще представлениями. Она воображала, что умнее и старше, чем он. Но сейчас перед ней стоял совсем новый, незнакомый юноша с твердой волей, с глазами взрослого. Он говорил так убежденно и сильно, что его нельзя было не послушаться.
— Но… я не знаю, что говорить, — пробормотала она нерешительно.
— Об этом мы посоветуемся с дядей Жеромом и Рамо, — сказал Корасон. — Они скажут нам.
Клэр, видимо, сдавалась.
— Хорошо, тогда я… попробую, — шепнула она, точь-в-точь как Жюжю несколько минут назад.
Оба мальчика обрадованно переглянулись: теперь Клэр не будет плакать. Теперь она будет действовать!
ДЕНЬ, ПОЛНЫЙ ЗАБОТ
А пока в «лопухах» шел этот разговор, в доме Хомер не оставлял в покое Рамо. С утра учитель вдруг совершенно преобразился и переменил тон. Теперь каждому, кто хотел его слушать, он говорил, будто страшно возмущен несправедливостью властей и произволом полиции, что такую благородную женщину, как госпожа Берто, не смеет коснуться никакая клевета, что он сам пойдет к властям и будет защищать ее и т. д. и т. п. Однако для этого надо перебросить его в город. Ведь машина пришла, он сам ее видел. Чего же медлить?
— Очень сожалею, но не могу вам помочь. Машина не в порядке, — сказал Рамо, у которого и без того было по горло всяких дел: его рвали на части. — По-видимому, нужен ремонт. Попытайтесь выбраться отсюда другим способом.
Какой другой способ? Хомер снова чуть не раскричался, но вовремя одумался. Ехать на чужой, попутной машине? Но шоссе сегодня переполнено возбужденными рабочими, которые снуют туда и сюда. Некоторые несут какие-то плакаты, флаги. Иногда они заходят в Гнездо, совещаются о чем-то с самим Рамо или с женщиной по имени Франсуаза, с женой самого главного здешнего коммуниста, которого, кажется, слава создателю, посадили за решетку. И ни одного полицейского! Хомер чувствовал себя как в западне.
Рамо велел позвать Корасона.
Нельзя ли подремонтировать «Последнюю надежду»?
Корасон мельком глянул на Хомера: «А, крысы бегут с корабля? Не рановато ли?» Он пожал плечами:
— Мотор не работает. Этьенн и ребята с трудом впихнули машину в гараж. Сейчас заниматься ремонтом невозможно: у меня и у Этьенна занятия.
Но ведь у вас есть Мэйсон. Он не хуже моего понимает в моторе, — прибавил он, обращаясь уже прямо к Хомеру. — Пускай посмотрит! Я уверен, все можно наладить при желании.
В самом деле, может, пойти сказать Мэйсону, чтоб посмотрел машину? Хомер обрадовался было, но его тотчас одолели сомнения: согласится ли высокомерный мальчишка? Он ведь белоручка, грязной работы не выносит. И вот как отчужденно держится все последнее время…
За последние дни вера Хомера в стойкость питомцев сильно поколебалась. Мальчишки положительно отбились от рук. На Тэда и Дэва он уже давно махнул рукой: эти ребята не такого сорта, чтобы следить, с кем они водятся. Если они выбрали себе в товарищи грачей, пускай, это касается только их самих. Хомер только издали будет наблюдать за ними и делать свои выводы. Но Мэйсон — другое дело… На взгляд Хомера, Рой вел себя загадочно. Он не принимал никакого участия в его беседах с Фэйни, был вял и молчалив, почти как Юджин Гарденер, а если Хомер заводил разговор о Гнезде и его обитателях, уходил, не давая себе труда ответить. Притом Хомер отлично заметил, что уезжать из Гнезда Рою вовсе не хочется. Что его здесь держит? Клэр Дамьен? Но Фэйни сказал, что между девочкой и Мэйсоном полный разрыв. Отчего? Что случилось? И что тогда удерживает здесь Мэйсона?
Заботил Хомера и Юджин Гарденер. Со времени ареста Марселины Берто сын майора как будто вышел из своей апатии. Теперь он беспрерывно помогал то Лолоте на кухне, то Жюжю в каких-то мелких работах. Лолота радовалась: наконец-то у нее нашелся слушатель! Юджин примащивался где-нибудь в углу кухни на соломенном стуле или на обрубке принесенного им полена и молча слушал ее болтовню и сетования. А Лолота, не чинясь, плакала перед мальчиком и рассказывала без конца о Матери. Потеряв Юджина из виду, Хомер начинал метаться по Гнезду, как наседка: куда исчез сын майора? Что он делает? С кем он? Глаза Гарденера всюду мерещились Хомеру.
Словом, на душе у Хомера было довольно кисло, когда он отправился разыскивать Мэйсона. Он нашел Роя в «резиденции». Все утро мальчик провел у окна, выходившего во двор.
