Весёлое мореплавание Солнышкина - Коржиков Виталий Титович (мир книг txt) 📗
— Не уйдёшь! — пропыхтел боцман и схватил Ваську за обезьяний галстук.
— Уйду! — отчаянно крикнул Васька и, выдернув голову из галстука, прыгнул за борт. — Лучше гибель, чем Шахрай!
Боцман схватил его за туфлю, но Васька заорал и сиганул вниз, в мазутную воду, на которой качались отражения облаков.
— Утонул! Убился! — заволновались кругом. — Васька убился!
— Не, не утоп! — с досадой сказал Шахрай и запустил Ваське вдогонку туфлю, которая осталась у него в руках.
Все перегнулись через борт и смотрели в глубину. Скоро там появилось белое пятно, и через минуту вынырнул Васька. На голове у него, как берет, лежала медуза, а изо рта торчал пучок морской травы.
— Пф, пыф, — плевался Васька, — пф, помогите! Стёпа, друг, помоги!
— А ты вот так, вот так, — показывал рыжий Степан своему товарищу и размахивал в воздухе руками.
Но это Ваське не помогло. Он не умел плавать.
И вдруг над толпой что-то со свистом пронеслось. Это Солнышкин схватил ящик и швырнул вниз. Васька ухватился за него. И тут рыжий артельщик заорал:
— Оставь! Оставь, говорю! Ящик два с полтиной стоит!
— Не бойся, уплачу, — с достоинством сказал Солнышкин.
И все повернулись к нему, а Васька добрался на ящике до берега, вскарабкался на причал и скрылся в дырке забора.
НЕОЖИДАННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ
— Солнышкин! Явился? Великолепно! — сказал капитан Моряков и похлопал его по плечу. — Герой, настоящий матрос!
Все заговорили:
— Молодец!
Тут капитан сердито нахмурил брови и повернулся к артельщику, у которого кривые ноги сразу сделались колесом.
— А ваше поведение, ваше поведение мы ещё разберём. Не помочь утопающему, позор! — И хотя сам он презирал Ваську, но выполнение морских законов считал святым долгом.
— Явился, — злобно прошипел Стёпка Солнышкину и стал расталкивать толпу.
— Ну что ж, Солнышкин, сейчас мы тебя к кому-нибудь определим, — сказал Моряков.
— Ко мне! — звонко предложил маленький, с острым носиком радист Перчиков. — Конечно, ко мне!
Он вообще отличался гостеприимством, а новый матрос сразу же пришёлся ему по душе.
Солнышкин пошёл за Перчиковым в каюту.
Каюта была чудесная: слева стояла двухэтажная койка, перед столом, вделанный в палубу, вращался великолепный стул, а за иллюминатором слышался плеск волн. Солнышкин был готов обнять Перчикова, но тот стеснялся подобных вещей. Он заторопился:
— Ну, теперь за работу! Грузить продукты.
И они вышли из каюты. Навстречу им уже мчались Петькин и Федькин с ящиками на плечах. А с палубы доносились крики артельщика. Он бегал и суетился.
Вечером пароход должен был отправиться на Камчатку, а сделать достаточные запасы артельщик вовремя не успел.
Подъёмный кран опустил на палубу груду ящиков. Солнышкин бросился к одному из них, но Степан широко расставил ноги:
— Этот не трожь.
Солнышкин бросился к другому. Но артельный только ухмыльнулся:
— Ишь, сарделек захотел? Половину слопаешь!
Солнышкин поставил ящик и собирался сказать, что, во-первых, лопают свиньи, а во-вторых, он не такой обжора, как Степан. Но за его спиной раздался громовой вскрик:
— Ба-тюш-ки! Опять сардельки! Да куда вы их? Лопнете — придётся хирурга вызывать! — И мимо, качая головой, прошёл капитан Моряков.
Следом за ним шли три штурмана. Моряков торопился в пароходство, больше он ничего не сказал, но артельщик сразу прикусил язык.
Солнышкин взмок. Вместе со всеми он носил ящики и муку, и теперь из его рубахи можно было печь пирог: мука на спине превратилась в тесто. Но он этого не замечал. Он бегал по трапам, таскал с Перчиковым в холодильник бараньи туши, пока на палубе вдруг сно ва не зашумела толпа.
Солнышкин отёр лицо, просунул голову в толпу. Сзади, положив ему руки на плечи, стоял Перчиков, и они услышали потрясающую новость: полчаса назад «скорая помощь» увезла из пароходства капитана Морякова. Произошёл редчайший в медицине случай: у сорокалетнего капитана неожиданно обнаружилась младенческая болезнь — корь!
Перчиков хотел от удивления всплеснуть руками, но они прилипли к спине Солнышкина.
Команда заволновалась. Солнце уже стояло в зените, до вечера оставалось немного времени. Как быть без капитана?
Вдруг все повернулись к трапу. У Перчикова покраснел нос, а рыжий артельщик захихикал и потёр руки.
— Хе-хе! — сказал артельщик, и его толстые ноги стали выбивать твист. — Хе-хе, вот это капитан! Вот с ним мы заживём! И сарделечки он уплетает — будь здоров.
По трапу с чемоданчиком в одной и с клеткой в другой руке поднимался новый капитан. В клетке вертелся бесхвостый белый попугай, который показался Солнышкину очень знакомым. Что касается капитана, то тут не было никаких сомнений: сегодня утром Солнышкин так мило беседовал с ним в парикмахерской.
— Вот это повезло! — Артельщик бросился к капитану: — Счастливы приветствовать! Но капитан прошёл мимо.
— Плавали — знаем! — сказал он. Потом он выпучил глаза на Солнышкина, потёр небритую щёку и стал подниматься к себе в каюту.
ПЕРВАЯ КОМАНДА ПЛАВАЛИ-ЗНАЕМ
Боцман парохода «Даёшь!», седой, крепкий Бурун, последним подошёл к трапу. Уже за несколько шагов он стал присматриваться к следам, оставленным капитанскими сапогами. Он плавал со всеми капитанами и точно знал, кто как ставит ногу. Сейчас он увидел криво й и неровный след.
— Что? — испуганно спросил Бурун. — Плавали-Знаем?
— Да! — ответил Перчиков.
— Ну, всё! Начинается весёлое плавание!
Имени нового капитана никто не знал. Весь флот звал его по кличке Плавали-Знаем. Кто бы ни обращался к нему с советом, что бы ему ни говорили, все слышали от него один небрежный ответ: «Плавали — знаем». Знаний у него было с гулькин нос, но важности хватило бы на сто капитанов. И, говорят, капитаном он стал только из-за своей важности. Когда на экзаменах ему задавали какой-нибудь вопрос, он так важно отвечал: «Плавали — знаем», что старым профессорам становилось неловко спрашивать его и они в смущении ставили ему пятёрки.
Но боцман Бурун знал его лучше всех преподавателей, поэтому он и почесал себе затылок. Солнышкин тоже сощурил глаз. Такая перемена обещала ему мало хорошего, но он не привык унывать. Тем более что он был на палубе настоящего корабля и корабль уже готовился к отплытию.
И едва он об этом подумал, в рубке появился Плавали-Знаем и крикнул в микрофон:
— Машинисты, заводи примус! Палуба, по местам!
Боцман бросился на бак. Солнышкин за ним, сзади побежали Петькин, Федькин и Стёпка-артельщик с куском сардельки во рту. Через несколько минут на палубе всё было как в бою: поползли цепи, загрохотали якоря. Бурун шумел на артельщика:
— Брось сардельку, держи трос!
Солнышкин изо всех сил тянул мокрый и толстый канат; от лебёдок шёл пар и дым, как от подбитых танков, и пароход потихоньку отваливал от причала. Оставалось убрать последний трос, когда на причале раздался спокойный голос:
— Стойте! Стойте!
Из-за пакгауза вышел доктор Челкашкин с чемоданчиком в руке.
— В чём дело? — спросил строго Челкашкин, так что все притихли, и посмотрел на часы. — До отхода ещё ровно две минуты.
Плавали-Знаем молчал.
— Я спрашиваю: почему убрали трап?! — сказал Челкашкин.
— Явились после меня и хотят, чтобы я ждал медицину! — закричал Плавали-Знаем.
— Во-первых, явился я вовремя! Во-вторых, я спасал человека, и, в-третьих, я не собираюсь бегать впереди вас стриженым бобиком!
— Что?! — спросил капитан, и щетина у него на подбородке стала вдвое длиннее.
— Трап, — показал Челкашкин пальцем. Боцман побежал на помощь, но Плавали-Знаем крикнул:
