Солнышкин плывёт а Антарктиду - Коржиков Виталий Титович (читать онлайн полную книгу .txt) 📗

Виталий Коржиков

Солнышкин плывёт а Антарктиду

КАЮТА ДЛЯ РОБИНЗОНА

Пароход «Даёшь!» торопился на юг, к жарким тропическим водам. Перед ним вежливо раскланивались медузы, и молодые акулки, сворачивая налево и направо, почтительно уступали ему дорогу.

Над мачтами качалось солнце, ныряло в каюты, и настроение у матроса Солнышкина было самое солнечное. Он усердно мылил стены каюты, в которой совсем недавно обитал драгоценный попугай бравого капитана, и вокруг разлетались радужные мыльные пузыри.

Теперь попугай шатался со своим хозяином по Океанску, а Солнышкин смывал их следы и слушал доносившуюся с палубы песенку, которую сочинил матрос Федькин:

Солнышкин окатывал переборки водой, и по ним золотистыми медузами расплывались солнечные пятна. Он представлял, как внесёт в каюту Таин чемодан и поставит на прежнее место, как она всплеснёт руками, а Марина скажет: «Молодец, Солнышкин!»

Солнышкин засмеялся, и его руки забегали ещё быстрей.

Наконец он вытер пол, отжал тряпку, выставил на палубу ведро и постучал к Марине в каюту.

— Да-да, входи, Солнышкин! — сказала Марина, и Солнышкин улыбнулся: она узнала его стук!

Он распахнул дверь.

— Разрешите ваш чемоданчик! — попросил он, протягивая руки к Тае.

— Зачем? — удивилась Тая.

— Можете перебираться в свою каюту! Тая всплеснула руками, Марина хотела что-то сказать. Но Солнышкин уже подхватил чемодан и, высоко подняв голову, шагал к Таиной каюте.

В коридоре торжественно посвистывал встречный ветерок.

Через несколько шагов Солнышкин вскинул голову ещё выше: с противоположного конца коридора к нему приближался его друг, старый инспектор Океанского пароходства Мирон Иваныч, по прозвищу Робинзон.

— Здравствуйте, Солнышкин!

— Здравствуйте, Мирон Иваныч! — радостно кивнул Солнышкин. Но вслед за этим на его лице появилось лёгкое недоумение и на носу проступили крупные веснушки.

В руке у Робинзона тоже был чемоданчик. Под мышкой торчала свёрнутая медвежья шкура, из которой внимательно поглядывал глазок подзорной трубы. И остановился Робинзон у той же самой каюты.

— Кажется, эта каюта свободна? — спросил Робинзон.

Солнышкин мигнул, не зная, что сказать. Он готовил каюту для Таи. Но не мог же он выпроводить и своего старого друга! Солнышкин покачал чемоданчиком и смущённо оглянулся.

Марина и Тая остановились.

Робинзон тоже качнул чемоданчиком и усмехнулся:

— Вот так дела! Кажется, я забрёл не на своё место!

Солнышкин готов был провалиться сквозь палубу. Он думал, что бы предпринять. Но сзади раздался голос Марины:

— Что вы, Мирон Иваныч! На своё! Солнышкин исподлобья посмотрел на неё.

— Но кажется, вы тоже направляетесь в эту каюту? — учтиво поклонился Робинзон, поглядывая на чемоданчик в руке Солнышкина.

— Конечно! — сказала Марина.

— Конечно! — подтвердила Тая. — Мы пришли посмотреть, как Солнышкин приготовил для вас каюту!

— Неужели для меня? — лукаво спросил Робинзон. — Но зачем же тогда ваш чемодан?

— А увидите, — сказала Тая.

— Ну что ж, тогда прошу, — пригласил Робинзон. — Прошу! — И распахнул дверь.

По переборкам струились солнечные блики. За иллюминатором перекатывались зелёные волны, а с лёгким сквознячком в каюту влетал громкий крик чаек.

— Спасибо, Солнышкин! — сказал Робинзон и приподнял фуражку.

— Молодец, Солнышкин! — сказала Марина. А Тая вынула из своего чемоданчика белую скатёрку.

— Вот видите, — сказала она и одним взмахом накрыла ею стол.

Солнышкину показалось, что всё вокруг наполнилось солнцем. Он готов был мыть и драить все каюты, все корабли, все флотилии на земле.

И сверху раздался крик боцмана:

— Солнышкин, ко мне!

ЦИРКОВЫЕ ШТУЧКИ БОЦМАНА БУРУНА

«Даёшь!» был чист, сиял, как ложки перед обедом. Но боцману Буруну не терпелось начать покраску. На кормовой стреле с кистью в руке сидел матрос Петькин. А на носовой стреле раскачивался матрос Федькин. Оттуда и доносились его песенки.

Сам Бурун на коленках ползал по коридору с лупой в руке и приглядывался к палубе, высматривая царапины. У машинного отделения он чуть не прилип к палубе носом. Прямо перед ним краснело пятно с целый пятак, а рядом ржавело несколько закорючек вроде запятых. Красить, немедленно красить!

Бурун крикнул!

— Солнышкин! — и поднял вверх глаза. Солнышкин стоял перед ним. Он ждал любого, самого отчаянного приказа. И Бурун приказал:

— Спать!

Этого Солнышкин не ожидал.

— Ты что, боцман? — удивился Солнышкин. Раньше он не замечал за Буруном любви к шуткам.

— Спать! — сказал Бурун и вскинул брови. — Сейчас спать, а ночью красить. Чтоб не топтали. Раскатаем под зелень. — И боцман улыбнулся: — Как в цирке!

Старый Бурун скучал по своим медведикам, которых оставил в Океанске. Ему всюду мерещился цирк, и, если бы мог, он превратил бы в цирковую арену весь пароход.

Боцман приготовил ведро краски и пошёл в каюту, засыпая уже на ходу…

Солнышкин тоже прилёг. Приказ! Но ему не спалось. Запахи краски кружили голову. Он видел, как из его рук выплывают разноцветные корабли и, поводя боками, идут к Антарктиде.

Наконец за иллюминатором потемнело. В небе покачнулась звезда, за ней вторая, третья. И скоро тысячи звёзд приплясывали над огоньками парохода.

На палубе смолкли разговоры. Сделав обход, захлопнул дверь лазарета доктор Челкашкин. Взялся за ключ рации Перчиков. И как только наверху затихла последняя песня Федькина, Солнышкин бросился в красилку.

Ведро было полнёхоньким. Солнышкин три раза отдыхал, оглядываясь по сторонам. Но через несколько минут он уже макал кисть в ведро и размазывал краску по палубе.

«Пусть старый поспит подольше, и всё будет как в цирке!» — думал Солнышкин.

Палуба становилась ярко-зеленой.

— Как ковёр! — говорил Солнышкин и добавлял: — И как мокрая трава в тайге.

Палуба зеленела, словно луг после дождя. Не хватало только пения лягушек.

Солнышкин водил из стороны в сторону языком и быстро пятился. Он оглянулся только тогда, когда его пятки упёрлись во что-то твёрдое. Сзади был трап! Солнышкин выплеснул на палубу остатки краски, растёр её и, выйдя из коридора, довольный, присел на краешек трюма.

Выходила луна. Влажный ночной ветер дул ему в лицо, и Солнышкин, усмехнувшись: «Всё как в цирке», опустил голову…

Он дремал наверху, боцман похрапывал в каюте.

Сквозь сон до боцмана донеслись нежные запахи краски. Бархатной, зелёной! Рука боцмана сползла с одеяла и от лёгкой качки двигалась влево-вправо, влево-вправо.

«Хорошо получается! — думал боцман. — Очень хорошо!»

Ему снилось, что это он сжимает кисть и красит коридор. Но рука ударилась о край койки, и боцман вскочил: а ведь и в самом деле пора красить!

Бурун нащупал ногами деревянные колодки и шагнул в коридор.

Он хотел повернуться и идти направо, но его ноги не сдвинулись с места. Он попробовал оторвать их от пола, они не поднимались. Колодки намертво приросли к палубе.

Ошарашенный Бурун вылетел из колодок, ухватился за фонарную решётку и, боясь опустить ноги, словно летучая мышь, повис под потолком. Пароходик подбросило.

— Кажется, начинает покачивать, — заметил в рубке молодой штурман Безветриков, по прозвищу Тютелька в тютельку, который любил необыкновенную точность. — Полбалла есть!