Давно закончилась осада... (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книга жизни TXT) 📗
— А разве нет?
— А если да, то почему же мистер Брайтон ходит здесь не как победитель, а как турист?
Англичанин выпрямился и сказал с высоты роста:
— Это следствие великодушной европейской политики… если русский мальчик, понимает, о чем речь.
— Русский мальчик не понимает, — сообщил Коля, не меняя позы и взгляда (а на щеках холодок), — почему господа считают, что они взяли город. Всем известно, что русская армия сама оставила южную сторону и отошла на северный берег, чтобы закрепиться на новых позициях. Союзники их даже и не пытались штурмовать… Французам удалось штурмом взять Курган, но вот и всё. А храбрым солдатам ее величества в этой кампании вообще ни разу не везло…
Коля выговорил это, почти не сбиваясь и достаточно хладнокровно. Хладнокровие по-прежнему сохранял и англичанин (а француз — тот аж подпрыгивал от веселого возбуждения). Брайтон рукоятью трости потрогал бритый подбородок. Глянул на Дюваля.
— Не правда ли, месье, такое умение постоять за честь соотечественников достойно понимания?.. Спросите у юного россиянина (на вас он смотрит более дружелюбно), сколько он хочет за эту свою находку. И скажите, что я не собираюсь торговаться… — Джентльмен все еще держал медаль в лайковых пальцах.
Коля прыгнул с парапета, встал, положив локоть на ракушечный столбик, изогнул талию с изяществом инфанта. Посмотрел между англичанином и французом, на рыбачьи шхуны.
— Гость нашего города мистер Брайтон может взять эту вещь просто так, на память. Возможно, она принадлежала его знакомому… которого, кстати, никто не звал на наши дикие берега.
Англичанин, не меняя выражения лица, аккуратно согнулся. Аккуратно положил медаль рядом с пулями и осколками. Неторопливо выпрямился. Глядя Коле в лицо, коснулся двумя пальцами полей цилиндра. И пошел прочь — прямой и невозмутимый, как циркуль. А Дюваль на прощанье торопливо развел руками: что, мол, поделаешь с этой британской гордостью.
Мальчишки всю перепалку выслушали с открытыми ртами.
— О чем это ты с ними? — слегка завистливо спросил Фрол.
— Да ну их… Все еще считают себя полными победителями. Забыли, как их тут чистили в хвост и в гриву.
— Ты с ними говорил… будто барон какой-то… — заметил Фрол со смесью уважения и насмешки.
— Почему «будто»? — хмыкнул Коля. — я и есть барон.
— Ох уж!..
— Ничего не «ох уж», — небрежно отозвался Коля. Запал недавнего спора с иностранцами еще не угас в нем. А насмешка Фрола слегка разозлила. — Барон фон Вестенбаум, последний представитель старинного обрусевшего рода. Черный с золотом дуб на зеленом поле, девиз: «Верность и прочность». По латыни, конечно…
Федюня и Макарка, слушали, мало чего понимая. Фрол неуверенно сказал:
— А чего ж ты тогда… Лазунов?
— Это тетушкина фамилия. По закону нельзя сразу в двух школах, вот она здесь и записала меня Лазуновым. А в гимназии — Вестенбаум.
— Фон? — язвительно сказал Фрол.
— Представь себе… Не веришь, спроси в гимназии. Если будешь в Симферополе, зайди и спроси.
— Ага, когда я там буду… И кто нас пустит в гимназию, с таким рылом… Это же не «ваше сиятельство»…
Пассажиры первой шлюпки уже ушли с пристани, вторая еще не подошла, можно было переругиваться, не отвлекаясь на торговлю.
Коля, демонстрируя хладнокровие (как недавний англичанин), разъяснил:
— Баронам не говорят «сиятельство», не велик титул. Достаточно «благородия».
— Виноват, ваше благородие!
— Тимберс, — сказал Коля и спиной оттолкнулся от столбика.
— Чего?
— Давай я оставлю в сторонке «фона» и «Вестенбаума». Пойдем вон за сарай, стыкнешься с Лазуновым. Думаешь, если выше на полбашки, значит, можешь болтать языком как рында-булинем? Я тебе теперь не тот, что осенью…
Коля понимал, что Фрол сильнее, но страха сейчас не было ни крошки.
— Вы чего! — взвился Поперешный Макарка. — Забыли, что обещались еще зимой жить без ссоры-драки?!
— Пусть тогда не скребет, — буркнул барон фон Вестенбаум и босой пяткой стукнул о парапет.
— А я чего. Я только спросил, — добродушно объяснил Фрол и щелкнул себя по губе. — «Фон» так «фон», мне жалко, что ли…
Снизу от пристани двинулась новая компания пассажиров. Видимо, с американского парохода. Более шумные, чем недавние европейцы, в более пестрой и свободной одежде. На мужчинах широкие шляпы, у многих вместо галстуков цветные, небрежно повязанные платки… Американцы, бесцеремонно отодвигая друг друга локтями, обступили мальчишек с их товаром. Торговля пошла громкая и азартная. Русские деньги были не у всех. Предлагали американские центы, английские пенсы, французские су и франки, греческие драхмы и даже какие-то монетки с арабской вязью. Ребята не отказывались. Брали всякую «деньгу», прикидывая по размеру и весу ее стоимость в копейках.
После можно будет обменять иноземную валюту у небритых жуликоватых дядек, что ждут иностранцев у гостиничных подъездов и трактирных дверей. Эти дядьки всегда норовят надуть мальчишек, ну да «мы тоже не лыком шиты».
Колина колониальная медаль мигом ушла за серебряный доллар. Коля уступил ее рыжебородому здоровяку, который оказался из Канады и слегка понимал по-французски. Коля доступно изложил ему историю медали, которую только что слышал от мистера Брайтона. Бородач пришел в восторг, похлопал Колю по плечу, сунул ему монету и бросился догонять спутников. Коля слегка озадаченно вертел доллар с отчеканенным профилем Джорджа Вашингтона и пытался понять: совершил ли он выгодную сделку или оказался в дураках?
— Простите… Я случайно услышала, что вы говорите по-французски… — раздался рядом с Колей чистый голосок. Он вскинул глаза. Перед ним стояла девушка в бело-розовом полосатом платье, в похожей на скомканную газету шляпке и с кружевным зонтиком у плеча. У нее были темные локоны и веселые серые глаза. Коля впервые за все лето застеснялся пыльных босых ног. Соскочил с парапета.
— Да, мадемуазель… Я могу быть чем-то полезен?
— Право, я даже не знаю… Я и мой спутник с парохода «Грейт Миссури»…
За девушкой возвышался крепкий румяный мужчина лет тридцати. С шапкой русых волнистых волос и такими же светлыми усами (их концы были чуть загнуты). Он был без галстука, воротник белой рубахи свободно лежал поверх серой куртки, похожей на матросскую. Смотрел незнакомец добродушно и с легкой виноватинкой: ничего, мол, я не понимаю…
— Значит, вы не из Франции? — уточнил Коля.
— О нет! Мои родители да, из Марселя, но они давно переехали в Штаты и я родилась уже там. А мистер Клеменс вообще всеми корнями в Америке… — Она живо оглянулась на спутника. Тот, видимо, решил, что его представляют юному торговцу сувенирами и нагнул голову:
— Сэмюэль… о Сэм…
— Он говорит, что его можно называть просто Сэм, — разъяснила девушка. — А я… мадемуазель Софи, если угодно. Простите, а как ваша имя?
— Николя, — сообщил Коля и поморщился. Но что он мог еще сказать?
— О, Николя… А можно «Ник»? Как это принято в Америке.
— Разумеется! — обрадовался Коля.
Мадмуазель Софи обернулась к Сэму и указала на Колю:
— Ник…
— Ол райт! — Сэм протянул мимо девушки ладонь. Она была широкая и твердая. Сэм крепко потряс Колину руку — так, что она чуть не выскочила из плечевого сустава. Коля осторожно освободился и спросил:
— Вас, наверно, интересуют сувениры?
— Да… и они тоже, — кивнула Софи. — Но прежде всего мы хотели бы видеть интересные места. Мы много читали про осаду. Она чем-то похожа на нашу недавнюю войну…
— В которой освобождали негров?
— Да-да… Но мы не хотели бы ходить с толпой. Тем более, что мы уже отстали… Не могли бы вы показать нам знаменитый Малахов курган и… вообще, что сочтете нужным. Вам, наверно, известны здешние примечательные места?
— Конечно, мадемуазель!
Прогулка обещала быть интересной. Софи и Сэм казались славными. К тому же — из-за океана, из тех краев, где индейцы, Кордильеры, мустанги, Ниагара…
Софи обернулась к Сэму и что-то пощебетала по-английски. Сэм ответил, озабоченно сведя брови.
