Тайной владеет пеон - Михайлов Рафаэль Михайлович (читаем книги TXT) 📗

Пивовар Чокано встретил Риверу и Донато вопросом:

— Когда мы можем начать?

— Хоть завтра, — ответил Ривера. — Армасовцы во­рвались в Гватемалу через Сакапа, пусть Сакапа же и заявит им о своих чувствах.

— Мы готовы к карнавалу и сегодня. — Пивовар ши­роко улыбался. — А я уж думал, что сеньор Молина забыл про нас. Да, скажи мне. Почему вчера было рано, а завтра можно? Разве завтра армасовцы будут добрее?

— Завтра они будут злее, — вкрадчиво ответил Ри­вера. — Завтра они будут метаться, как игуаны в сетях. Я думаю, что эти сети расставляют сейчас им люди в ко­фейной зоне, в столице и еще кое-где.

Чокано провел приезжих в маленький садик и подвел к густому кустарнику, раздвинул куст и предупредил:

— Не скатитесь в яму: внизу — дверца.

Они оказались в цокольном помещении дома; прошли мимо чанов, пахнущих пивом, отворили другую дверь и увидели смугло-черного, белозубого мальчишку, который лежал на топчане и что-то рассказывал обступившим его женщинам.

Завидев вошедших, Нарахно смолк и выжидательно посмотрел на Чокано: Риверу и Донато он не знал. По знаку пивовара, женщины вышли.

— Эти люди от сеньора Молина, — пояснил Чокано.

— Ягуар залез ногой в капкан, — ответил сказкой верный себе Наранхо. — Залез и взмолился: «Охотник, я не хищник, я птица; злой чародей оплел меня шкурой ягуара. Выпусти меня, охотник». «Будь по-твоему,— засмеялся хитрый охотник, — взмахни одним крылом, и я развяжу второе».

Наранхо лукаво прищурился:

— Если они от сеньора Молина, пусть взмахнут хоть одним крылом.

Ривера погладил мальчика по круглой голове и что-то шепнул ему со смехом. Наранхо оживился.

— Я так и говорил! — вскричал он. — За мной приедут! Не то я и сам сбежал бы от сеньора Чокано: он мне носа высунуть не позволял.

Ривера его остановил:

— Ты уедешь с нами. Но раньше расскажи все, что знаешь и по­мнишь о Барильясах. Донато при­ехал за этим.

Наранхо со злостью сказал:

— Бешеные люди. Враги. Ста­рик бил свинцовой плеткой, молодой напустил на команданте солдат.

— Мальчик, — строго  сказал Донато. — Мне важно каждое слово. Что они говорили об Адальберто?

— Я не очень понял, — признался Наранхо. — Моло­дой Барильяс кричал в трубку: «От Адальберто люди приехали. Вышлите наряд».

Ривера и Донато долго молчали.

— Мало, — сказал Донато. — Очень мало он кричал в трубку. Адальберто мог не знать, что его старший бра­тец связан с армасовцами. Если вы позволите, товарищ, я сам встречусь с братцем Барильясом.

— Хорошо, — Ривера кивнул. — Лучше вне их дома. И лучше, если это произойдет, когда карнавал начнется.

Нет карнавалов разудалистее сакапанских. Нет масок более ярких и чудовищно страшных, чем те, что гвате­мальцы готовят для своих карнавалов. Из окна домика Чокано Наранхо видел прохожих, которые держали в ру­ках картонные и восковые маски рогатых быков, лошадей, кондоров; он видел маски ли­хих наездников, и хохочущих клоу­нов, пикадоров и матодоров, древ­них индейских вождей и средневеко­вых испанских завоевателей. А чья это постная рожа, вытянутая книзу, болтается на оглобле? О, Наранхо видел лицо этого человека в каком-то журнале, который занес к ним в  ранчо  болтливый  сосед  Эбро. Сеньор американский посол, я вас узнал; только почему вы на оглоб­ле? Маска солдата; белый крест на черной накидке — и вас видел, сень­ор интервент, когда вы сгружались на берег в моем порту. Интервент! Да что же это будет за карнавал?

Наранхо не подозревал, что с таким же вопросом обратится к алькальду Сакапа группа армасовских офицеров.

— Нам не нравится то, что про­исходит здесь, — заявил старший из них. — Армия    возражает    против карнавала.

Алькальд развел руками. Фернандо Дуке невозму­тимо смотрел в окно, но молчал.

— Карнавалы — наша традиция. — мягко сказал аль­кальд, — не стоит лишним запретом раздражать город.

— Возможны столкновения, — с угрозой пообещал офицер.

Капитан Дуке стремительно обернулся.

— Армия, — резко сказал он, — настоящая армия будет стоять на страже порядка.

Когда офицеры, бранясь и жестикулируя, вышли от алькальда, один из них, молодой Барильяс, зло бросил:

— Красной краски мы им на карнавале не пожалеем.

Армасовец просчитался. Но последуем за ним. У ка­бачка «Пивная кружка» его остановил Донато и робко попросил уделить ему минуту внимания. Барильяс хотел отмахнуться, но неизвестный сказал, что он от Адаль­берто, и Барильяс вошел с ним в кабачок. Их заслонила от посторонних глаз шумная компания, и трудно было догадаться, что она подсела намеренно.

Донато начал с того, что он близкий друг Адальберто и имеет поручение к сеньору офицеру. Адальберто сейчас трудно, товарищи ему не дове­ряют, суд чести отстранил его от студенческих сходок и посадил под домашний арест.

— Дурачина! — лениво отозвал­ся Барильяс. — Пусть приезжает сюда, здесь он будет в безопасности.

Донато возразил: Адальберто хочет учиться. Кроме того, он лю­бит одну из студенток и вряд ли захочет с нею расстаться.

— Черта с два! — расхохотался офицер. — Рина нуж­на была, чтобы втереться в доверие...

Он понял, что сболтнул лишнее, и неуклюже попра­вился:

— Рина или Лина, не знаю, как кличут даму его сердца. А вообще-то у нас с братцем мало общего, и я не знаю, зачем он вас прислал. Да и от него ли вы, сеньор студент?

Своим вопросом офицер сам пришел ему на помощь.

Донато нащупал в кармане конверт с вложенным ле­пестком розы: Наранхо говорил, что Барильясы полу­чают от своего студента такие весточки.

Донато сказал себе: «Мальчик боится, подросток ко­леблется, мужчина действует» — и выбросил на стол ла­донь с конвертом. Увидев лепесток, офицер даже не дрогнул. Залпом осушив кружку, он потянулся за сига­ретой. «Я просчитался», — подумал Донато.

— Послушайте, — небрежно заметил офицер, — мо­жет быть, вам остановиться негде?

— Мне-то есть где, — пробормотал Донато, стараясь скрыть волнение. — Но к вам придет один парень. Между восемью и девятью вечера. Адальберто просил, чтобы его приняли как полагается....

Лицо Барильяса прояснилось, но секундой позже стало напряженным, слегка нахмуренным.

— Вы лопочете непонятное, — наконец отозвал­ся он.

Донато увидел, что взгляд офицера подозрителен, а нотки доверия, зазвучавшие было в его голосе, усту­пили место прежнему надменному тону. «В чем-то я ошибся, — встревожился Донато и тут же приказал себе, — ищи. Что я попросил? Принять парня как пола­гается... Каждый волен это понимать по-своему. Один предложит чашку кофе, другой вызовет полицию... Почтальона раздражали лепестки. А они нагрянули в те самые дни, когда ожидался товарищ с Севера. Объяви­лись лепестки — и Барильясы погнались за Наранхо. Я выложил ему лепесток и предложил очередную жертву. Чем он недоволен?»

— Видимо, вы неверно меня поняли, — быстро сказал Донато, ожидая, что офицер объяснится. — Адальберто считает, что вы его можете выручить.

Молодой Барильяс бросил мелочь на стол и собирался уйти, но последние слова Донато его задержали.

— Я так и понял, что братцу нужна помощь. — Он помедлил. — Мы умеем принимать его друзей. Что это даст?

«Наконец-то, — Донато облегченно вздохнул. — Тебе хочется сцапать очередного визитера и при этом понять, как это отведет подозрения от Адальберто. Сейчас я тебе преподнесу конфетку!»

— Не знаю, — беспечно заметил он вслух. — Краем уха я слышал, что парня прислали навести справки об Адальберто.

Барильяс кивнул и разгладил лепесток.

— Любопытно, — небрежно заметил Барильяс, играя лепестком, — что особенного мог узнать этот сеньор.

— Я, право, в стороне от этого дела, — уже более уверенно ответил Донато. — Но парень подпоил какого-то сеньора из казарм, и тот что-то выболтал.