Хронометр (Остров Святой Елены) - Крапивин Владислав Петрович (е книги .TXT) 📗
– Уедем, – сказала мама. Притянула Толика, прижалась к его плечу теплой щекой. – Там нам всем будет лучше… Варя наша выходит замуж, мы поедем к ней…
Толик с полминуты молчал, переваривая новости. Он чувствовал, что шумно удивляться не стоит, не к месту это. И сказал наконец тихонько:
– Ай да Варюха. Послушалась меня, значит…
Вот что он узнал. Варя давно дружила со студентом Юрой, они на одном курсе. И наконец решили пожениться. Когда Толик был в лагере, мама не просто так ездила в Среднекамск, а чтобы с этим Юрой познакомиться и с его отцом. И очень Юра ей понравился…
– Ну, Варюха наша плохого не выберет, – вставил Толик.
– Да… Варя с Юрой после института останутся работать в Среднекамске, это уже решено, а жить будут в Юрином доме. То есть в доме его родителей. У них свой, большой. И нас туда очень зовут.
Толик беспокойно шевельнулся. Он был не малый ребенок и за свои годы успел наслушаться житейских историй. И подумал, что Юра, наверно, и в самом деле неплохой, но как его родители уживутся с мамой и с ним, с Толиком? Сперва-то зовут, а потом как не сойдутся характерами… Всякое ведь бывает, скажут: въехали тут не на свою жилплощадь…
Мама опять взяла Толика за подбородок, улыбнулась:
– У тебя, как всегда, мысли на носу напечатаны. Ты, наверно, думаешь, что если у человека свой дом, то он обязательно какой-нибудь толстый хозяин, с коровой и огородом… А у них дом еще от дедушки, он был известным врачом. И Юрин папа врач. Хирург Гаймуратов, о нем даже в газетах писали.
– А они что, нерусские?
– Н-не знаю… Почему ты решил?
– Ну, фамилия…
– Может быть, кто-то из дедушек-бабушек был татарин или башкир. По Юре и по отцу незаметно, отец на Чехова похож… А, собственно, какая разница?
– Да никакой, – вздохнул Толик. – Просто вспомнил. – Он вспомнил Рафика Габдурахманова, синеглазого робингуда, веселого художника. И грусть по отряду опять, несмотря ни на что, царапнула его. Но он прогнал эту грусть, только подумал: хорошо, если бы Юра оказался похожим на Рафика…
– Что ты вспомнил? – спросила мама.
– Да так… А мать у Юры кто?
– Мамы у него нет…
“Вот оно что”, – подумал Толик и высказал еще одно опасение:
– А если они это… начнут из тебя домохозяйку делать? Или у Варьки ребенок родится, а тебя нянчиться заставят…
Мама засмеялась:
– Разве ты меня дашь в обиду?.. И домохозяйкой я не сделаюсь, я уже узнавала о работе, там машинистки везде нужны.
– Все без меня решили, – ворчливо сказал Толик.
Мама ответила серьезно:
– Ничего пока не решили. Давай думать вместе… А Среднекамск – город хороший, в пять раз больше нашего.
– Подумаешь…
– Река громадная, пароходы…
– Да?!
– А ты не знал? Ты же ездил…
– Я забыл, – смутился Толик. – Я зимой ездил, подо льдом реку не видно…
– А у Андрея Владиславовича, у Юриного папы, такая библиотека! Весь дом в книгах. И Жюль Верн есть…
Толик вздохнул:
– Ладно. Считается, что я тоже решил ехать. Недаром я чувствовал… Ой!
– Что?
– А Султан?
Султан, услыхав про себя, выбрался из-под стола, замахал хвостом. Толик обнял пса за шею.
– Как мы его оставим?
– Да никак, – сказала мама. – Куда же мы без него…
ЧЕРНАЯ РЕЧКА
Часть вещей решили оставить пока на хранение Эльзе Георгиевне, кое-что из мебели раздали соседям с первого этажа. За громоздким имуществом потом приедут Варя и Юра. Мама же и Толик должны спешить: скоро сентябрь, Толика надо в школу записать…
– Поедем налегке, – сказала мама.
Сказать-то легко.
Ужас как обрастает вещами человек!
Прошлой осенью, когда переезжали в эту комнату, Толик устроил генеральную чистку. А теперь опять вон сколько добра накопилось. И для этого добра мама дала всего-навсего маленький чемодан, с которым он ездил в лагерь.
– Как я сюда все запихаю?
– Все и не надо, возьми только самое необходимое. Всякого барахла в Среднекамске насобираешь снова.
Но он и берет лишь самое необходимое.
Кольцевые подшипники для самоката отдал Назарьяну, незаконченную подводную лодку из соснового полена – Юрке Сотину. Раздал и многое другое: мотки цветной проволоки, всякие инструменты и наковальню из куска рельса, старую велосипедную динамку, руль от “эмки”, самодельный проекционный фонарь из ящика от посылки… Даже снарядную гильзу, которую зимой у Васьки Шумова выменял на трубку от противогаза, отдал прежнему хозяину просто так.
Но заслуженную фляжку не оставишь! И конструктор, который мама купила два года назад на толкучке (старый, еще довоенный, без многих деталей, но все равно замечательный)! И фонарик, и коробку с диафильмами, и магнит от разобранного репродуктора… А еще надо краски положить и альбом для рисования, в нем больше половины листов чистые… А что такое в него засунуто? Ой, это же сложенный вчетверо портрет Крузенштерна!
Толик присел на пол у чемодана, развернул портрет на коленях, задумался. Но долго сидеть было некогда. Он опять сложил портрет и заметил, что из альбома торчит угол фотоснимка.
Это была карточка, которую Шурка дал Толику через день после концерта. Накануне похода.
Вот они стоят, “красные робингуды”, в то время, когда все еще было хорошо.
Кажется, это было давным-давно… И лучше бы совсем не было! Толик взялся за края снимка, чтобы разодрать его пополам, и еще пополам, и потом на мелкие кусочки. На клочки все, что связано с робингудами!
Но пальцы остановились, не порвали карточку. Потому что понял Толик: он хочет забыть не одних робингудов, но и свою трусость в самолете. А это была бы уже новая трусость. Нельзя забывать то, в чем виноват, нечестно это. Забудешь, а потом где-нибудь опять сдашься страху…
А еще стало жаль того солнечного дня, когда читал Толик с расшатанной дощатой сцены свои стихи, а потом стоял с ребятами вот так, в обнимку, и радовался своей хорошей жизни и друзьям. Где-то в самой глубине души проснулась догадка, что через годы он будет смотреть на этот снимок уже иначе: без большой обиды и, может быть, с грустной улыбкой…
Да и сейчас, по правде говоря, особой обиды не было. Если подумать всерьез, разве робингуды враги? Что они плохого Толику сделали? Мишка Гельман, например? Или Рафик, или Люська! А Витя? Ну, принес тогда порванный герб да сломанный меч, так ведь не сам же хотел этого, поручили.
А Шурка, тот вообще… Вот о ком всегда будет жалеть Толик. Грустно, что не получилась у них дружба. Но все равно хорошо, что Шурка есть на свете…
Но Олегу и Семену Толик никогда ничего не простит… Хотя наплевать на Семена, он тюфяк и делает все, что велит Наклонов. А Олег – тот и в самом деле враг. Лагерные дни и “волчью яму” Толик не забудет.
Одно плохо, уедет Толик и не скажет Олегу Наклонову последнего решительного слова.
Мама попросила:
– Толик, принеси воды. Хоть полведра, надо чайник вскипятить.
Полведра – это же цыплячья доза. Через час опять бежать за два квартала на колонку… Толик налил ведро до верха и поволок перед собой, вцепившись в тонкую дужку двумя руками.
…Ух и помотали ему руки эти ведра, пока он жил здесь, на Запольной. На пальцах от железной дужки – затвердевшие мозоли. А из плечевых суставов, наверно, все жилы вытянуты. Может, в Среднекамске колонка поближе от дома? А вдруг там прямо в доме водопровод есть? Вот красота-то была бы!..
Ноги стукались о ведро, вода плескалась на штанины, они противно мокли и делались жесткими. Руки вот-вот, казалось, отвалятся. Толик поставил ведро, выпрямился и тихонько застонал от облегчения.
И увидел Шурку Ревского.
Тот шел по другой стороне улицы, задумчиво балансировал на крайней доске тротуара и Толика не замечал… Знакомый такой Шурка в своей вечной тюбетейке, дрожащей на кудряшках…
И Толик сказал:
– Шурик…
Тот остановился, крутнулся на пятке, взмахнув руками. Прыгнул с тротуара и зашагал к Толику через пыльную дорогу.