Давно закончилась осада… - Крапивин Владислав Петрович (прочитать книгу .TXT) 📗
Но досады и печали не было. И… страха никакого не было. Совсем. Не было так, что Коля даже удивился: неужели это он обмирал недавно, шагая по пустой Екатерининской?
Насвистывая, Коля перешел площадь, оказался на Морской. Было красиво, лунно, даже сказочно. Было по-прежнему безлюдно, однако в этом безлюдье не пряталось никакой угрозы. Проходя мимо развалин, Коля знал, что в их черной пустоте нет никого и ничего. А если и есть какие-то трюмники или другие загадочные существа, то они безобидны, стесняются людей и никогда не вылезут наружу…
Коля поднялся по лестнице, вдоль которой стояли маленькие черные кипарисы. Оказался в переулке, где заборы были сложены из темного, пористого, как губка, камня. Прошел еще два квартала и – вот он, Косой переулок.
В лунном свете навстречу шла девочка. Это была Саша.
– Господи… Куда ты подевался? Я не знала, что и думать! – Саша часто дышала.
– А как ты догадалась, что меня нет? – снисходительно сказал Коля. Он чуял Сашино беспокойство, но оно казалось пустяком.
– Я… не догадалась, а увидела… Тетя Таня дала мне ключ и сказала: «Сходи посмотри, не забыл ли этот бездельник прикрутить лампу. Заснет, а лампа начнет коптить…»
«Не за лампу она боялась, а за меня», – понял Коля.
– И что было дальше?
– Я пошла, а замок открыть не смогла. Ключ такой… хитрый… Пошла к твоему окошку, чтобы взглянуть, и вижу – тебя на постели нет. И окно прикрыто еле-еле… Я так перепугалась.
– Отчего же? Вот глупая, – ласково сказал Коля.
– Может, и глупая, а… я же знаю, что бывают такие люди, лунатики называются. Когда полная луна, ходят, будто во сне, по крышам да по карнизам. Падают и разбиваются…
– Никогда они не разбиваются, на то и лунатики, – наставительно сказал Коля. – Да я и не лунатик, не бойся. Просто решил прогуляться вечером ради интереса… А ты перепугалась и пошла искать?
Саша опустила голову. Засопела и чуть ли не всхлипнула.
– Ну-ну, без сырости, – сказал Коля и взял Сашу за ладони. Они были холодные.
– Ты, небось, продрог, – прошептала Саша. – Одет еле-еле…
– Нисколько! Я и думать забыл про холод! А вот ты продрогла. Пальцы как ледяшки… – Он приподнял ее руки и жарко подышал на пальцы. – Теплее стало?
– Теплее…
«Саша, а я видел девочку и нашел ей котенка!» – чуть не сказал Коля. Но удержался. Потому что она сразу: «Страх какой…», и тогда придется щелкать по носу. К тому же ясно, что это не та девочка. Просто случилось удивительное совпадение. Хотя… если Женя Славутский станет снова рассказывать про барабанщика, Коля уже не будет думать, что это просто сказка.
– Пошли, – сказал он Саше. И они, держась за руки, двинулись к дому. Яркая луна смотрела на них с высоты.
– Коля, хочешь, я тебе рубаху сошью? – вдруг тихонько спросила Саша.
– Какую рубаху? – удивился он.
– Флотскую. С большим синим воротником. В таких иногда матросы ходят, которые с заграничных судов… Красиво так…
– Небось мальчишки засмеют…
– Да с чего же? Над флотским ни над чем не смеются. Хоть над нашим, хоть над заграничным…
– Ну сшей…
Они вошли во двор. На крыльце стояла Татьяна Фаддеевна.
– Нагулялся? – устало сказала она. – Вот и ладно… Сашенька, спасибо тебе, ты иди домой, спать пора. А мы поговорим…
В комнате Коля сразу сказал:
– А чего такого? Я решил погулять в ночных развалинах, чтобы прогнать из себя всякий страх. А то вы постоянно намекаете, что я трус.
– Видимо, не трус, раз не побоялся нарушить мой запрет и не стал лежать, как было велено… Ладно! Поскольку ты все равно не спишь, вернемся к дневным делам. Нам пора поговорить со всей ответственностью…
Коля был спокоен и внутренне весел. Оленька сказала правду: он и правда ничего не боялся. По крайней мере, в данный момент. И самой чувствительной тетушкиной кары не боялся тоже. Поэтому сказал беспечно:
– А может быть, лучше завтра? Иначе придется спать на животе, а я не умею…
Татьяна Фаддеевна стиснула пальцы.
– Ты можешь хоть на пять минут стать серьезным?!
А он разве не серьезен?
Татьяна Фаддеевна смотрела в темное окно.
– Я хочу сказать вот про что… Сядь. – (Коля быстро сел на постель). – Я… Борис Петрович… он сегодня… предложил мне стать его женой.
– Да? – скучновато сказал Коля.
– Да… и я не понимаю твоего молчания.
– Тё-Таня… – внутри у Коли предательски щекотались смешинки. – Я то при чем? Не мне же он предложил.
– Ты в самом деле несносный мальчишка, – скорбно сказала Татьяна Фаддеевна.
– Но почему? Я… просто не знаю, что сказать. В чем тут новость? Все к тому и шло…
– Но сегодня он это сделал официально.
– А вы что ему сказали… официально?
– Я сказала, что посоветуюсь с тобой.
– Зачем?!
– Николя?… Мы одна семья, это изменило бы всю нашу жизнь, и я считаю себя не вправе… если ты не согласен…
– Да согласен я, согласен!.. Только дайте одно обещание.
– Какое же?
– Что вы с доктором не станете отправлять меня в Симферополь, на пансион. Если окажусь вдруг тут не ко двору…
– Николя?! Как у тебя поворачивается язык… такое…
– Обещаете не отправлять?
– Обещаю… хотя, наверное, следовало бы отправить. Борис Петрович никогда не позволит такого. По-моему, он к тебе слишком снисходителен.
– Он ко мне справедлив… А мы поместимся здесь втроем?
– Это ведь еще не сейчас… Вдова Кондратьева готова недорого уступить нам дом, и можно будет сделать пристрой для гостиной и ванной…
– Вот видите, вы уже все обдумали, – снисходительно сказал Коля. – Ой! У меня еще одно условие…
– Не слишком ли много условий, друг мой? – тетушка, видимо, обрела уже прежнюю уверенность.
– Не много! Летом вы позволите мне гулять босиком!
Татьяна Фаддеевна возвела глаза к потолку…
Катенька
Саша и правда сшила Коле рубашку с иностранным матросским воротником. Не сразу, а к лету.
Давно уже прошла Пасха, пробежал май – с густеющей зеленью трав, цветом акаций и еще каких-то южных деревьев. На дворе у Лазуновых два неторопливых каменщика пристраивали к дому помещение из широких брусьев инкерманского камня. В отношениях доктора и тетушки, кажется, ничего не изменилось. Венчание было отложено до того срока, когда будет готова пристройка.
В конце мая Коля с Татьяной Фаддеевной съездили в Симферополь, и третьеклассник Вестенбаум сдал весенние экзамены. Не столь блестяще, как зимой, но все же успешно. А когда вернулся, Саша, смущаясь, протянула ему сверток:
– Вот… Помнишь, я обещала перед Пасхой…
Воротник был ярко-синий, с пристроченными по краям белыми тесемками. А на груди был такой же синий с белыми полосками галстучек. Коля вспомнил, что видел такую форму на матросах с голландского парохода, который весной приходил в Севастополь.
Рубашка оказалась в самую пору. Свободная, легкая. Носить ее с суконными штанами было глупо, и тетушка вместе с Лизаветой Марковной соорудила для Коли холщовые летние брючки длиною пониже колен. Вроде тех, что носили многие городские мальчишки. Только Тё-Таня еще украсила каждую штанину снизу двумя синими пуговками. Так, мол, гораздо приличнее. Коля возмутился – засмеют. Сошлись на том, что пуговки заменили трофейными английскими гудзиками с якорями. В общем, получился вполне морской наряд.
Коля натягивал этот костюм прямо на голое тело. Конечно, мальчику из приличной семьи полагалось носить еще нательную рубашку и нижние штанишки с кружевами. Но Коля с ужасом представил, как эти кружева увидят ребята, когда надо будет раздеваться перед купаньем. Нет уж, надо быть как все. Женька вон тоже… И босиком бегает, как остальные.
Увидев босого Женю Славутского, Татьяна Фаддеевна махнула рукой и больше не мешала племяннику «деградировать» окончательно.
Купались обычно за Артиллерийской бухтой, где Хрустальный мыс опоясывали галечные пляжи. Здесь было удобно. Девчонки и тетушки поблизости оказывались редко. А если поодаль, то и наплевать. Сбросил с себя все, кроме нательного крестика, – и с разбега бултых в зеленую глубину. К медузам, юрким ставридкам и суетливым замшелым крабам.
