Кусатель ворон - Веркин Эдуард (читать книги бесплатно .txt) 📗
– Кричат!
Александра замерла и поглядела на меня с надеждой.
– Кажется, на помощь зовут, – сказала Александра. – Там.
Она указала пальцем.
– Кажется, кого-то бьют.
Я отправился выяснять, хотя мне было ясно, что бьют Пятахина, других кандидатов-то не было. Туман немного расступился, и я убедился в своей правоте – били на самом деле Пятахина. И бил его, конечно же, Листвянко.
– Это Гаджиев! – кричал Пятахин. – Это он! Он давно на Снежанку пялился!
Но Листвянко не обращал внимания на эти жалкие крики, левой рукой держал Пятака за ворот, правой отвешивал ему хлесткие оплеухи.
– Я ее не трогал! Честно! Мне она даже не нравится!
Мне как-то не хотелось разнимать все это дело. Во-первых, Листвянко в боевом задоре мог отвесить и мне. Во-вторых, я видел, что в удары он не шибко вкладывается, контролирует по привычке, несмотря на аффект, а значит, серьезных травм ожидать не стоит. В-третьих, я считал, что Дубина правильно его лупит. Пятахин распустился и обнаглел, надо его немножечко осадить, «Апрельский пал» «Апрельским палом», но надо и края иногда видеть.
Листвянко не останавливался. Хлоп, хлоп, шлеп, шлеп.
– Я думал, что это Жохова! – признавался Пятахин. – Честно! Они обе стриженые! Мне Жохова нравится!
Дубина остановился.
– Я бы накинул за оскорбление, – сказал я. – Спутать Снежану с Жоховой… Еще парочку.
Листвянко внял моему призыву и добавил Пятаку еще, затем отпустил. Пятахин как ни в чем не бывало поднялся на ноги, отряхнулся. Лицо у него начинало синеть, на губах пузырилась кровь, но в целом Пятахин выглядел бодренько, есть такие люди – их по щщам, их по печени – а им хоть бы хоть, дунул, плюнул и свистит.
– В следующий раз пальцы все-таки сломаю, – пообещал Листвянко и погрузился во мглу, отправился на поиски своей возлюбленной.
Пятахин показал ему вслед язык.
– А Снежанка красивая, – сказал он. – Конечно, рожу разукрасил, но это издержки…
Пятахин потрогал языком зуб.
– Правда, зуб чуть не выбил, боксеришко паршивый. Слушай, ты на мобилку не записал случайно? Роскошная быдлеска получилась бы! Я еще специально так мерзко верещал…
Пятахин жаждет славы.
А кто ее не жаждет?
– Я вот что подумал, Вить, – продолжал он, высмаркивая кровавые сопли. – Надо твои быдлески как-то модифицировать, а то у тебя все однообразно… Вот смотри, как я представляю. Я читаю свои стихи, а рядом разворачивается быдлеска. Допустим, вот такая: я откусываю головы у пенопластовых снегурочек…
– Пойдем лучше, – посоветовал я. – Листвянко у нас к снегурочкам тоже неравнодушен.
Пятахин согласился.
Мы догнали Александру, и Пятак тут же начал рассказывать ей, как он переписывался с одной девушкой из Германии, она тоже на волынке играла, а потом сломала ногу.
Александра почему-то слушала, наверное, из вежливости, а может, с той девушкой была знакома, кто ее знает.
Я почувствовал, что дорога пошла вверх – шагать стало труднее, туман начал расслаиваться на пласты, то над головой, то на уровне колена, а потом он и вовсе раздербанился на клочки, и мы увидели сосны, необыкновенно высокие и рядные, похожие на мачты. Меж острыми верхушками еще висели крупные звезды, и все это походило на картину «Звездная ночь в окрестностях Сикаранска».
Холм, кажется. Воздух, он стал свежее.
– Пришли, кажется, – сказал Листвянко.
Из земли у обочины торчал столб с деревянной табличкой, на которой было вырезано: «ЕФИМОВ КЛЮЧ, 3 вст.»
– Ефимов Ключ, три вэсэтэ, – прочитал Пятахин и ничего ехидного не добавил.
– Три версты, – поправил Гаджиев.
– По карте такого нет… – Жмуркин сверился с планшетником. – Видимо, давно не обновлялись…
– А деревеньки-то не видно, – сказал Листвянко. – Только столб.
Действительно, самого Ефимого Ключа не наблюдалось, и справа и слева продолжался лес.
– Может, это только указатель? – предположила Снежана. – Указатель есть, поселения нет. Шутка?
– Это мертвая деревня, – вдруг сказал Гаджиев. – Я такие видел в Башкирии. Ловушка. Когда убыр хочет заманить к себе…
– Что за убырь? – спросил Пятахин.
– Вроде демона, – сказал Гаджиев. – Это такой как бы дух, он вселяется в человека и жгет его изнутри. А потом вселяется в другого… Может так целую деревню выморочить. А потом подкарауливает прохожего и переходит в другую деревню, и ее тоже выжирает… И так пока его не остановят.
– А я знаю, кто у нас убыр, – громко сказал Пятахин. – Это, конечно, Жохова. Она внедрилась к нам, чтобы всех нас слопать.
– Спасибо, я пометом не питаюсь, – отозвалась Жохова.
– Пойдемте лучше, – сказал Жмуркин. – Трактор надо найти.
– Ефимов Ключ, место, где нас вырежет Жохова, – повторил Пятахин. – Запомните и запишите, ваши записки потом найдут в заброшенном доме.
– Замолчи! – занервничала Снежана.
Дубина Листвянко сунул в шею Пятахина кулаком. Мы двинулись дальше.
Подъем на холм продолжился. Тумана становилось все меньше, местность просматривалась все лучше. Леса. Леса, таких в Германии не сыщешь, один к одному, ровные, причесанные гребенкой Господа. Странно, что до сих пор не вырубили, такое-то сокровище.
И ветер. Утром так редко бывает ветер, особенно пахнущий кедром и родниками, не знаю, почему я решил, что он пахнет родниками, но уверен был. А еще я представил эти маленькие солнечные полянки в лесу, земляника, голубика, ручьи, бегущие по песку, капли смолы, застывшие…
– Перестань на меня смотреть, Жохова, – потребовал Пятахин. – У меня жилы в крови стынут. Жохова, я и не знал, что ты такая запущенная девица…
Разрушил всю романтику, зараза.
Шагающий впереди Болен принялся шевелить носом и громко втягивать воздух, тоже почувствовал.
– Чем-то пахнет, – сказала Александра. – Вкусно… Это чем?
Я втянул воздух поглубже и услышал, что он изменился. Пахло хлебом. Настоящим, самодельным, такой иногда пекла моя бабушка, а потом мы его ели просто так, ну, иногда с молоком, могли съесть целых два каравая.
– Это хлебом, – объяснил Жмуркин. – Хлебом. Кажется, пришли. Тут все-таки деревня.
Глава 15
Маленькая вечерняя музыка
Уже на следующий день я знал гораздо больше.
Поселение действительно называлось Ефимов Ключ. Когда-то это было село домов в пятьдесят, а то и больше. Имелись тут свои поля и пчелы, пруды, в которых держалась рыба, сады, где зрели яблоки, а в хороший год и груши. Неподалеку протекала река, пройдя по которой можно было добраться до Волги. Имелся промышленный объект – небольшой заводец, отливавший заготовки для противогазных стекол, оборонная промышленность. Разумеется, уже тридцать лет как все это сгинуло и ухнуло, и от пятидесяти домов осталось сильно меньше десятка, а жизнь теплилась разве что в трех.
Поэтому населением Ефимов Ключ в наши дни тоже не изобиловал, обитали в нем почти исключительно старушки, да и то в исключительно небольшом количестве, семь штук. Мужеского полу было и того меньше: пасечник Дрынов – мужик лет шестидесяти-восьмидесяти, обладатель многочисленных ульев, грибоварни, смолокурни, крупорушки, других приспособлений, позволяющих сбирать дары природы и перевоплощать их в наличность, да Давид Капанидзе, молодой человек десяти, наверное, годов.
Дрынов жил в Ключе только в сезон. Старушки собирали и сдавали ему грибы и ягоды, Дрынов чинил им печки, колол дрова, привозил запасы на зиму, осуществлял связь с Большой землей и мелкую негоцию.
Капанидзе обитал в деревеньке круглый год, потому что родители его зарабатывали где-то на Севере большие деньги, а он пребывал здесь под присмотром бабушки. Собственно, Капанидзе стал первым жителем, которого мы в Ключе увидели, утром в день прибытия, он сидел на камне возле дороги и ел огурцы. Делал он это методично – огурцов рядом с ним стояла целая корзина, и, судя по решительному виду, Капанидзе намеревался съесть большую ее часть.
– Привет, – сказал Капанидзе, когда мы подошли. – Огурцов хотите?
