Пионеры на море - Гаврилов Петр Павлович (читать книги онлайн txt) 📗
Чернов подошел к кровати сына, поправил подушку, погладил ее и слабо улыбнулся.
Всю ночь, ворочаясь на диване с боку на бок, старался он справиться с невеселыми думами:
«Как же так не доглядел? Работа, собрания, нагрузка. Думал: раз в отряде, — значит кончено. В отряд, что ль, сходить? Эх, старый шут! Как не углядел, как не увидел?»
В ТРЮМЕ
Ночью, обливаясь липким потом, Гриша проснулся, трясущимися руками зажег свечу. Во рту было горько и противно, тело совсем ослабло. Есть не хотелось. В ушах звенели надоедливые колокольчики. Долго пустыми глазами глядел Гриша в черный угол трюма. Легонько стонал во сне Мишка, и, положив морду на передние лапы, печальными слезившимися глазами смотрел Верный.
Гришка, запустив вялые пальцы в теплую шерсть, слегка тормошил собаку, не пытаясь стряхнуть с лица теплые слезинки. Шмыгнул носом и только теперь увидел, как колеблется пламя свечи в разные стороны, только теперь услышал страшный рев и вой за бортом.
Вдруг могучий удар обрушился на корабль, шторм завыл зло и протяжно. Казалось, невидимое морское чудовище пытается раскромсать корабль. Крейсер накренило. Свеча упала и потухла. В теплой черноте трюма вой и стоны ветра казались еще страшней. Гриша почувствовал, что его качает словно на гигантских качелях. То положит на бок, то стремительно вздернет ввысь, то безжалостно бросит в бездну.
Новые удары, страшнее и сильнее первых, тяжелыми молотами долбили стальные борта крейсера.
Корабль содрогался, жалобно стонал, по палубе с треском перекатывалось что-то тяжелое. Гришка закрыл глаза. Тело то знобило, то обдавало жаром, лицо покрылось липким потом, к горлу подкатывался горький ком, и отчаяннее трещали в ушах колокольчики. Гришка шевельнул похолодевшими губами:
— Вот она — морская качка! А я думал — врут…
При каждом ударе испуганно вздрагивал Верный, а Мишка тихонько всхлипывал.
— Папа!.. Па-по-чка!.. И зачем только я убежал?!. Страшно!
Гришка приоткрыл слипающиеся глаза, сквозь сон старался разобрать, чей это такой жалобный плач слышится в темноте, и вдруг узнал Мишкин голос. Не в силах больше сдерживать страхов этой бурной ночи, одиночества и слабости, Гришка закусил грубый мешок зубами и глухо зарыдал.
Приятели давно не спали. Широко открытыми сухими глазами смотрели они в темноту. Корабль трещал по всем швам, изо всех сил борясь со штормом. Качка час от часу становилась сильнее, и у мальчиков от этих диких скачков замирали сердца. Слышно было, как наверху шумит, перекатываясь, вода. Порой доносился крик, обрывки команды, и снова все тонуло в реве, вое и грохоте.
Мишка громко, несколько раз под ряд, чихнул и тихонько засмеялся. От этого смеха зашевелились Гришкины рыжие волосы. Стараясь говорить веселей и беспечней, он спросил:
— Ты… ты… не спишь, Мишуха? Буря-то какая, страсть! Трудно теперь матросам, а? Во!.. во!.. Наверное их командир на веревке привязал, а сам на мостике стоит и держит. Как в воду упадет — он его дерг! И вытащит! Иначе…
— А завтра, папка, идем на лыжах — ладно? Хорошо в Сокольниках! Ребят — словно воробьев…
У Гришки опять зашевелились волосы, и зубы дробно зацокали.
— М-м-м-ишка… Мишенька! Что с тобой, а? Давай лучше я тебе занятную историю расскажу. Хочешь, а?
Когда разгорелась свеча, он увидел, как ввалились Мишкины глаза, как потрескались сухие губы. Гришка изо всех сил затормошил друга. Мишка захлопал ресницами, открыл глаза.
— А я, Гриша, сейчас с папой в Сокольниках на лыжах катался!
— Ну? А я во сне видел, как мы с отрядом купались в речке; всех видел: и Сашку и Ваньку Крученого. Я Сашку утопить хотел, схватил его за ногу, а он как…
— Почему, Гриша, вот… тебе вода снится, а мне… снег. Это наверное оттого, что не пили мы несколько дней. Ой, как пить хочется! Маленький, маленький бы глоточек воды. Ты, Гришка, тоже хочешь пить? А? Ой, ой!.. Папка, папка — упал! Прямо головой в снег и ногами дрыгает. Вот смотри, я поеду. Не мешай, папка, пионеры никогда не падают. Ух!
Мысли в голове Гришки путались:
— Что делать, что делать?.. Вылезть из трюма, первому попавшемуся рассказать о том, что Мишка Озерин умирает, и он сам, Гришка, тоже еле держится на ногах.
Стиснув кулаки, с трудом приподнялся, встал. Первая попытка оказалось неудачной. От сильного наклона корабля Гришка кубарем полетел вниз и больно ушибся; к горлу подступила тошнота, Гришку мучительно рвало. Облегчающие слезы обильно текли по грязным щекам. Тело охватила какая-то странная лень. Гришка устало плюхнулся. Из углов трюма поползли вдруг на него ночные страхи. Ящики, мешки и канаты при свете свечи ожили, задвигались, подмигивали Гришке страшными харями, язвительно хохотали. Бухты канатов казались свернувшимися ехидными змеями; извиваясь кольцами, они тянулись к нему, высовывая жадные пасти.
Наверху никто не слыхал беспомощного крика из трюма. Там, на палубе, мокрые и окоченелые люди боролись за право жить с обезумевшим Великим океаном.
ШАГИ СМЕРТИ
Когда обморок прошел, Гришка, балансируя, двинулся к трапу. Ноги наткнулись на что-то мягкое. Послышалось злое рычанье, Гришка нагнулся, посветил свечой. В упор на него глядели не прежние добрые и преданные глаза Верного, а две злые фосфорические точки. Зубы зверя щелкали, лапы переминались, готовясь к прыжку.
Гришка увидел окровавленную морду Верного и пяток развороченных недоеденных крыс.
Звезды всех цветов и оттенков затанцевали у Гришки в глазах, огненные круги затеяли головокружительную игру. Свеча запрыгала в его дрожащей руке; казалось, что все вот-вот перевернется вверх дном и полетит в гудящую немую пропасть.
Кувыркаясь и падая, он еле добрался до трапа, зажег потухшую свечу, прикрепил ее к ящику. Ослабевшими руками перехватил две-три ступеньки трапа; на пятой руки разжались, и Гришка упал, ударившись головой об ящик. Не чувствуя боли, прижавшись к углу трюма, Гришка перевел дыхание и увидел, как шарахнулся в угол Верный с недоеденной крысой в зубах. Рядом белел развороченный бок ящика, оттуда сыпались белые стеариновые свечи. Гришка схватил одну, торопясь раскусил и проглотил. Желудок не принял этой странной пищи — выкинул обратно, сразу стало легче, и надежда придала новые силы.
Добравшись до Мишки, Гришка старался сунуть ему в рот кусок свечи. Мишка слабо стонал, стиснув зубы. Гришке захотелось бросить все, лечь на мешки, забыться и уснуть. Но то, что заставило отца его драться на далеком Дону, то, за что брату его Егорке вырезали белые звезду на спине, — все это и развернулось тугой пружиной в Гришкином сердце.
Брови так же, как у отца, сдвинулись на переносице, лицо стало суровым. Собрав последние силы, двинулся он опять к трапу. Корабль круто накренился. В двух шагах от Гришки грохнулись ящики и разбились о палубу трюма. Из них посыпались сухари и банки с консервами.
Одна из банок разбилась, и консервированное мясо потекло на сухари, распространяя ни с чем не сравнимый запах пищи.
Гришка рванулся к сухарям, сгребая их жадными руками, совал в рот. Гудящая темнота закрывала глаза. Откуда-то донеслись отрывки музыки и незнакомой песни. Гришкины пальцы разжались, выпустив ненужные теперь сухари…
Волнение медленно утихало.
В затхлом трюме совсем перестал стонать Мишка. На груде сухарей и разбитых банок распластал руки рыжий мальчуган. Пламя упавшей на мешки свечи лизнуло дерюгу, чадный огонек пополз зловещими змейками.
Дым тяжелыми клубами крутился в душном трюме. Большой пес положил лапы на плечи распростертого мальчугана и, задрав кверху окровавленную морду, жалобно завыл.
СПАСЕНЫ
В кубрике переодевалась сменившаяся вахта. Люди радовались. Наконец-то, после четырехчасовой напряженной работы можно будет развалиться на койке, раскинуть уставшие руки и заснуть до зари. Грузно вздыхая, словно устав, стихал шторм. Шипя сползали волны по черным стеклам иллюминаторов, и душный воздух кубрика был так крепок и тяжел, каким он бывает в маленьком помещении, где напиханы отдыхающие после работы здоровые люди. На двухэтажных нарах копошились голые тела. Раскачивалось от качки белье, повешенное для просушки. Звенели кружки в шкафах.
