Воин из Киригуа - Кинжалов Ростислав Васильевич (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗

Царевна побледнела, Кантуль злобно стиснул зубы и метнул на горбуна испепеляющий взгляд, в толпе знати недоуменно зашептались.

— Я знаю, — продолжал новый верховный жрец, — что ты при жизни носил другое имя. Но теперь, когда ты далек от нас и никто не может обвинить меня, твоего верного слугу, в лести, я говорю громко, перед лицом всех: да, ты был новым Ах-Кин-Маи, и твоею святостью и мудростью держался светоч мира, наш славный Тикаль.

Теперь речь горбуна лилась плавно и безостановочно. Он восхвалял усопшего по всем правилам заупокойного обряда.

Удивленные необычным началом речи представители знати теперь успокоились, и только в сердцах Кантуля и Эк-Лоль бушевала буря. Злой намек Ах-Каока коснулся самого больного места и брата и сестры. Оба бледные, с опущенными глазами, они, казалось, внимательно слушали похвалы покойному, но мысли их в действительности были далеко отсюда.

Наконец речь верховного жреца была закончена, и наступил последний этап обряда. Труп надлежало облечь в украшения, спустить вниз в склеп и замуровать. По обычаю нефритовую маску на лицо покойного возлагал либо самый близкий к умершему человек, либо наиболее знатный из присутствующих. После заключительного возгласа Ах-Каока: «Получи же теперь маску вечной жизни» — Эк-Лоль протянула руки к жрецу, чтобы взять маску, но перед ней неожиданно вырос брат с искаженным от гнева лицом.

— Уйди! — прошипел он. — Прочь! Я возложу маску!

Эк-Лоль гордо выпрямилась.

— Почему ты? — гневно спросила она. — Я должна сделать это. Отойди!

Услышав эти слова, собравшиеся отхлынули к другому краю площадки. Положение становилось слишком напряженным, и никто не хотел оказаться свидетелем щекотливого разговора двух детей властителя Тикаля.

Кантуль был вне себя. Его трясло от бешенства.

— Ты женщина, тебе не подобает вообще быть здесь, — заявил он. — Уйди прочь отсюда!

— Мне, старшей дочери правителя, уйти из храма Покоб-Иш-Балам? — презрительно произнесла Эк-Лоль. — Ты действительно потерял рассудок, Кантуль!

Говоря это, сестра наступала на брата, а тот медленно пятился. Они уже были у самого края площадки. И вдруг обезумевший от злобы Кантуль с криком: «Прочь!» — сильно ударил Эк-Лоль в грудь. Слабый вскрик — скорее удивления, чем ужаса — вырвался у царевны. Какую-то неуловимую долю мгновения тело ее балансировало на краю уступа, руки судорожно хватались за воздух. Она не удержалась на ногах, скатилась с уступа, с силой ударилась о выступ следующего этажа и… рухнула вниз.

Так умерла царевна Эк-Лоль из рода Челей.

Многоголосый вопль вырвался из груди стоявших на вершине пирамиды. Нелепость происшедшего и невозвратимость потери не вмещались в сознание. В последовавшем затем всеобщем смятении, когда людской водоворот забурлил на площадке — все стремились протиснуться к краю, — никто не заметил, как Ах-Каок, дернув за руку убийцу, незаметно исчез с ним. Предсказание Вукуб-Тихаша оправдалось: все парадные пышные одеяния оказались перемятыми и поломанными. Но кто мог сейчас думать о таких пустяках, как внешний вид!

Здесь же, около так и оставшегося непогребенным тела верховного жреца, состоялся совет, в котором приняли участие Ах-Меш-Кук, Ах-Печ, након и незаметно вернувшийся Ах-Каок. Было решено немедленно сообщить о случившемся правителю; выбор пал на Ах-Меш-Кука. С лихорадочной быстротой заторопились все вниз, чтобы сопровождать к дворцу вестника горького события. На чей-то вопрос о Кантуле горбун ответил, что он видел, как тот прыгнул за сестрой вниз. И хотя этого не было, сразу же нашлись десятки очевидцев, в ярких красках расписывавших самоубийство наследника.

Изуродованное тело царевны было поднято у подножия пирамиды и отнесено прислужницами во дворец. Толпа народа, стоявшая внизу, испуганно рассеялась…

Как только около храма Покоб-Иш-Балам наступило обычное безлюдие, Ах-Каок, оставшийся на вершине, спустился в склеп и вывел оттуда прятавшегося там Кантуля. Убийца был переодет в одежду младшего жреца. Достойная пара спустилась с пирамиды и исчезла. На вершине остался только забытый всеми труп верховного жреца, пристально смотревший безжизненными глазами в яркое синее небо.

Глава семнадцатая

ВОССТАНИЕ

Изношенное сердце правителя Тикаля не выдержало страшной вести о нелепой смерти любимой дочери. Ему даже не успели рассказать о самоубийстве царевича Кантуля. Глухо застонав, он свалился на руки окружавших его придворных, и через полчаса старого властителя не стало.

Спешно был созван совет знатных родов, который после долгих прений постановил (основываясь на достигнутой раньше тайной договоренности): временным правителем Тикаля — до совершения официальной коронации — считать владыку Ах-Меш-Кука; его наследником и преемником, ахау-ах-камха — владыку Ах-Печа. Были удовлетворены (хотя и не без споров) и притязания и пожелания других членов совета. По всем улицам Тикаля помчались быстроногие и звонкоголосые глашатаи, возвещавшие о смерти правителя и воцарении Ах-Меш-Кука.

Дел у совета оказалось немало. Ах-Каоку, впервые присутствовавшему на таком блестящем собрании, было поручено довести до конца похороны верховного жреца и позаботиться о погребении царевны Эк-Лоль. По предложению Ах-Печа ее решили захоронить в том же храме Покоб-Иш-Балам, в одном склепе с верховным жрецом. Ах-Меш-Куку предстояла более трудная задача — устроить торжественные похороны правителя, но он и был заинтересован в этом больше других: только после этой церемонии могло состояться его возведение на престол Тикаля.

Уже к концу заседания кто-то обратил внимание, что среди присутствующих нет накона. Стали выяснять, где он. Оказалось, что сразу же после смерти правителя након, собрав большой отряд наиболее опытных воинов, ушел из Тикаля в неизвестном направлении. Многим это не понравилось. В довершение ко всему придворные царевича Кантуля, тщетно проискав его тело, явились в совет и заявили об этом странном обстоятельстве. Начали допрашивать очевидцев (об Ах-Каоке не вспомнили). Те путались и совершенно явно сочиняли небылицы. Дело все больше и больше запутывалось. Только Ах-Меш-Кук, по-прежнему с улыбкой на лице, уверял, что никаких оснований для тревоги нет, что накону стало известно о волнениях в одном из подчиненных городов, и он туда выступил, а тело царевича унесено каким-нибудь преданным слугой. По его приказанию, выраженному в форме учтивого совета, участники совещания наконец разошлись по домам.

Время близилось к вечеру; Хун-Ахау и его товарищи еще ничего не знали о случившемся. После длительных упражнений они, ожидая еды, отдыхали. Шбаламке, уединившись с Хун-Ахау, горячо убеждал в чем-то своего названого брата.

— Мы скажем, что ты сын правителя Ололтуна, случайно попавший в плен, — говорил он.

— Я не хочу этого, — ответил Хун-Ахау.

— Почему? — искренне удивился Шбаламке.

— Ты же знаешь, что я не из знатного рода, мой покойный отец был простым земледельцем.

— Так это знаю только я, а никто больше знать не будет! А что ты сейчас раб — это ничего не значит! Немало было случаев, когда и царевны становились рабынями. Военное счастье переменчиво…

— Нет, — сказал Хун-Ахау, — не хочу!

— Почему же, — настаивал Шбаламке в отчаянии, — почему ты упрямишься?

— Я хочу быть сыном своих родителей, а не чужих. Я горжусь своим отцом и своими предками. Мой отец погиб, защищая родное селение, а трус — правитель Ололтуна — не послал нам на помощь ни одного воина!