Новосёлы - Мисько Павел Андреевич (е книги .txt) 📗
«А МОЖЕТ, ЭТО СМОРЧОК?»
У дяди Коли – Николая Николаевича – отпуск. Я сам об этом догадался: разве может человек в будний день, если он не пенсионер, с утра ковыряться в машине? И Женя ему помогает. А может, не так помогает, как мешает? Николай Николаевич то посмотрит на мотор, то распрямится – на Женю. И что-то говорит ему, говорит, даже пальцем грозит. Может, он лазил в машину сам и что-нибудь испортил? А может, отправляет Женю, чтоб быстрее садился за уроки?
Нет, наверно, собираются куда-то ехать… Выбегу, вдруг и меня возьмут с собой, как тот раз на рынок!
Перепрыгивая через ступеньки, пулей лечу вниз.
И только подбежал – замолчали. Ни один ничего не говорит, ни другой.
Лицо у Жени красное, нахмуренное, у дяди Коли – суровое и бледное, только шрамы горят, полыхают.
– Ну хорошо, я – «без клёпки в голове»… Я – «мог сам взлететь и детей подорвать», как ты говоришь… – первый не выдержал Женя. – Но ты ведь тоже рисковал, когда горящий самолёт сажал! И ты мог взорваться в любую секунду!
– Сравнил! У меня другого выхода не было. И штурман, и стрелок-радист ранены… Бросить их вместе с самолётом, свою шкуру спасать? – Дядя Коля грохнул капотом, начал вытирать тряпицей руки.
– И у меня выхода не было! – почти кричал Женя. – На кого я мог оставить снаряд! Ты бы доверил вот ему? – ткнул Женя мне в грудь пальцем.
– Не выкручивайся… Ты говорил, что Галка там была…
– Галка… Галка… – не захотел почему-то о ней говорить Женя.
– Надо всегда иметь мужество признать свою ошибку. Ты же не на войне был! Это на войне иногда всё решают доли секунды… И у тебя не пылал самолёт, не лопалась от жары кожа на лице! Мог бы утопить тот снаряд где-нибудь на мелком месте, а сам бегом в военкомат!..
– А-а, легко тебе говорить! Я тогда чувствовал себя не лучше, чем ты в самолёте… – Женя повернулся, чтоб идти домой.
– Стой! Вернись сейчас же… Садись в машину! – приказал Николай Николаевич. – Хоть ещё раз покраснеешь, в военкомате.
– А чего мне краснеть? Я делал всё честно. – Женя медленно возвратился к машине.
– «Честно»!.. – повторил с издёвкой Женин отец. – «Честно»! Лишних хлопот ты испугался, вот что! Хотел поскорее избавиться от этого снаряда. А на него может и теплоход напороться…
– Не напорется, там глубоко!
– …и землечерпалка, которая дно углубляет. Видишь, насколько ты сразу усложнил задачу: теперь не просто сапёр нужен, а сапёр-водолаз. Легко, думаешь, такого найти?
– Я так не думаю…
– Вот-вот, не думаешь. Садись! А если б подумал, что Неман не ручеёк, не так легко отыскать тот снаряд, то не делал бы глупости.
– Я помню где. Покажу…
Ни Женя, ни Николай Николаевич даже не смотрели в мою сторону, я был лишним при разговоре…
Стукнула дверка – сначала правая, с Жениной стороны, потом левая. «Москвич» газанул с места, поехал не на нашу улицу, а круто развернулся и мимо гаражей, через чужой двор двинулся на Партизанскую.
Я забыл даже, зачем к ним выбегал. Я сразу помчался домой, рассказать бабушке об услышанном. У меня ещё гудело в ушах от голосов дяди Коли и Жени, стояли перед глазами их взволнованные лица.
Это же такой герой Женькин отец, такой герой! Ничего, что нет на груди Золотой Звезды…
И всем ребятам расскажу. Как летел Николай Николаевич бомбить фашистов. Как подбили его самолёт, ранили двух дяди Колиных товарищей… Пылает самолёт, выбрасываться с парашютом надо, а Николай Николаевич летит, «тянет» на свою территорию. Чтоб сесть и успеть товарищей вытащить, пока самолёт не взорвался: они не могли сами выпрыгнуть с парашютом… Горел уже заживо дядя Коля, кожа на лице трещала, а штурвала из рук не выпускал, вёл самолёт! И посадил машину, спас людей…
Потому на лице у него такие страшные шрамы…
Я застал бабушку уже у порога: собралась идти в магазин. Выпалил всё одним духом.
Бабушка выслушала, вздохнула и сказала:
– Говорят, его лечили целый год. Десятки операций врачи делали, кожу пересаживали на лицо. – И вдруг спохватилась, погрозила мне пальцем: – Ты смотри у меня, не вздумай лезть к Николаю Николаевичу с расспросами!
– Не! – круто повернул я назад. Бабушка ещё звенела ключами, а я уже был на первом этаже.
Расскажу своим дружкам про Николая Николаевича и тоже помахаю перед носом, чтоб ни-ни…
Рассказал, и всем сразу захотелось увидеть дядю Колю. Но мы так и не дождались его, надо было идти в школу. Зато после уроков долго околачивались возле «Москвича». Может, какая помощь нужна? Может, подать что? Или куда сбегать?
Ай-яй-яй, месяц почти прожили в одном доме, а только сейчас узнали такое!.. Просто удивительно: если не очень хороший человек, он сразу бросается в глаза. А такой…
И назавтра с утра мы торчали возле «Москвича» дяди Коли. Одного Васи с нами не было, пропадал, наверно, у Левона Ивановича.
Кончил осматривать машину Николай Николаевич, и из дому вышла его жена. С корзинкой в руке и спиннингом. Я ни разу ещё не видел Жениной мамы. Она болезненная, бледная и почти не выходит из квартиры.
Уселись Гаркавые и уехали куда-то на лесное озеро. На разведку: как там грибы, как рыба?
Они уехали, а мы почувствовали, что нам стало скучно, стало чего-то не хватать. Все разошлись искать Васю, а меня позвала бабушка учить уроки.
Бабушка стояла надо мной, как привязанная, пока я не сделал все уроки. Это, наверно, Мария Сергеевна просила так мне помогать.
Выбежал я опять во двор: нигде никого. Пусто!
У Ивана Ивановича открыт гараж. Видно, как ходит Дервоед вокруг своей машины, стёкла протирает. И студент с ним – тот, что сидел на крыше гаража в пляжной шапочке и джинсах, достраивал гараж. Сегодня парень сверкает всеми цветами радуги: голубая тенниска, розовые и блестящие расклешенные штаны, на голове жёлтая шляпа. Ковбойская, надо думать: поля огромные и свёрнуты над ушами в трубочки, верх приплюснутый.
Я обежал вокруг дома. Может, хлопцы опять в овраге ковыряются? Но там было пусто, не было и оврага. Склон выровняли, заложили квадратиками дёрна. Каждый квадрат прибит колышком.
Куда они подевались?
Возвратился я во двор, и тут вышел из подъезда Павлуша. Никто его никогда не гонит садиться за уроки, сам делает.
– Наверно, у дяди Левона они, – подошёл я к нему.
– Нету! И самого его нету. Я стучал, – сказал Павлуша.
Вот так новость! Что они – сквозь землю провалились?
Мы шли вдоль стены и ломали голову: где искать компанию? И вдруг услыхали глухие голоса. Как из-под земли! Прислушались – из подвала!
Ткнулись в окошко, а там уже рама со стеклом, голову не просунешь. Побежали к подъезду.
В подвале светло, горят лампочки. К тому окошку, через которое я летел кувырком, три раза направо свернуть и раз налево. Тогда, когда я выбирался, мне надо было не вправо повернуть, а влево, потом раз вправо и три раза влево.
Проще простого.
Что мы здесь увидели!
Сидит на глиняной трубе Серёжа. На коленях у него лежит обсыпанная крошками булки Мурка, мурлычет песенку. Возле кошки трое котят: толкают лапками в Муркин живот – правой-левой, правой-левой… Сосут! Малюсенькие, как мыши. И слепые! Один котёнок жёлто-белый и два серых.
Мы сразу присели на корточки возле Мурки, начали гладить её и котят. Мы не смотрели, чего это там дальше топчутся возле труб Вася, Жора и Левон Иванович.
– А ну не трожь! – подошёл Вася с перемазанным лицом, начал забирать у Серёжи грязными, в глине, руками Мурку и котят.
– Сам не трожь! – не давал Серёжа. Я помогал ему защищать кошку с котятами.
– Ты прогнал морскую кошку? Прогнал! Она стала ничья, и теперь моя. Я заберу её домой.
– А ты потом у него котёнка возьмёшь, – подошёл к нам и Жора. У него руки были не чище.
– Никого я не прогонял! – На мои глаза навернулись слезы. Сколько пережил-перенёс из-за этой Мурки, а меня же и обвиняют! – Сама удрала… А она моя, а не твоя, я за неё деньги платил.
