Семь фунтов брамсельного ветра - Крапивин Владислав Петрович (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Я не знала, что ответить. Бормотнула что-то вроде “да ладно, о чем разговор…” А он пнул на асфальте сигаретную коробку и признался, глядя под ноги:
– Я сперва не хотел брать. А ты сказала, что он брата… Я и подумал…
– Что? – шепотом спросила я.
– Это… подумал… может, ты поглядишь на меня, и тебе покажется, что я тоже… немного брат…
Я обняла его за плечо, придвинула, и мы пошли совсем рядышком, вплотную. И ничего больше не говорили. Лоська посапывал на ходу и облизывал губы. И шли бы мы так, наверно, до края города, но повстречали еще одного брата, большого.
Илья двигался навстречу не один, а с той самой девицей. Бодро обрадовался.
– О, привет, мучача и мучачо! Далеко собрались?
– Гуляем. Вы тоже? – светски осведомилась я.
– Мы были на оргсобрании в универе… Это Таня. Таня, это моя сестра Евгения.
– Мы знакомы, – сказала она и поулыбалась. Я тоже.
– А это будущий Капабланка Всеволод, я говорил… Дружище Всеволод, я беседовал о тебе с местным шахматным лидером, он просит, чтобы ты записал для него несколько своих партий.
Лоська набычился:
– Я не умею…
– Вот досада, я не учел… Ладно, позже встретимся, поговорим…
Мы распрощались. Лоська проводил меня до дома, выпросил копию “Фрегата “Виолы” (“У тебя же есть пока библиотечная”) и отправился постигать корабельную премудрость. А я поморщилась и легла. Нога опять болела, правда слабее, чем утром… Ну и пусть болит! Все равно в душе была сплошная улыбка – широченная такая, во весь рот.
Ввалился Илья с пачкой учебников под мышкой. Уронил их на стол.
– Груз философии, – сказала я.
– Ох, не говори. И это лишь малая часть…
– Слушай, братец, ты можешь хотя бы при своих девицах не называть меня мучачей?
– А что такого?.. Ладно, исправлюсь. Просто я сегодня замотанный и недальновидный. С Лоськой тоже ляп выдал. Не сообразил, что он не знает шахматной теории.
– Он занимался в кружке, да, видно, мало… Иль, а ты не обиделся, что он в твоем костюме?
Илья пальцем поправил очки (очень похоже на Пашку).
– Я и не обратил внимания… То есть, обратил, но подумал, что просто похожий. Мало ли таких продают для пацанят.
– Это твой…
– Ну и ладно. Чего ему лежать без пользы?.. Женька, я помираю от голода!
– Сейчас разогрею суп и макароны… Постой-ка! – Я дотянулась до книги “Алые паруса”. – Вчера Лоська надел твой наряд и нашел в кармане таинственную записку. Вот эту…
– Смотри-ка ты… – осторожно заулыбался Илья. Взял бумагу, сел со мной рядом. – Это мы с папой играли в отгадки. Он меня поддразнивал, говорил, что никогда не разгадаю его компьютерный пароль.
– Разгадал?
– Нет. Сразу не смог, потом стало не до того… Папа говорил: в пароле зашифровано имя из трех букв. Оно одинаковое у трех человек – у знаменитого артиста, у какого-то доктора и у морского капитана. Видишь, я сокращенно записал: ар… до… кап.
– Может быть, Кук?
– Если бы так просто… А разве есть известные артисты и врачи с таким именем?
– Не знаю. Надо посмотреть в энциклопедиях…
Илья погладил бумагу.
– Теперь не все ли равно… А листок ты сбереги на память.
– Он всегда в этой книге.
Стаканчик и Том
1
Итак, от всей корабельной коллекции у меня остались две монетки. Одна для себя, одна… не знаю для чего. Будто про запас. И запас этот вскоре пригодился. В начале сентября.
В школу мне ужасно не хотелось. Ну, первый день – еще ладно. Речи, встречи, цветы, улыбки. Наша Липа – Пять Колец ходила с благосклонным лицом и всем говорила “моя хорошая”, “мой хороший” (даже Левке Дубову по прозвищу Пень – видимо машинально).
А потом начался “учебный процесс”. И уроков выше головы, и всякие “радости общения” с педагогами. Особенно с Олимпиадой. Она невзлюбила меня еще в прошлом году, из-за одной-единственной запятой.
Дело было так. Олимпиада задала нам сочинение на тему “Прогулки по городу”. Ну, дело не хитрое, я написала, будто иду по улице Гоголя через Театральную площадь, потом по мосту через Таволгу и дальше, к Рябиновому бульвару. Конечно, о всяких встречных людях, о сосульках, о весенних воробушках, о картинах, что продают художники на бульваре…
Через неделю наша Пять Колец раздала проверенные тетради, я смотрю – четверка. Это за сочинение-то? Не алгебра же! В чем дело? Оказывается, у меня лишняя запятая. В предложении: “А на старинном здании Управления таможни полощется флаг, он похож на флаг кораблей пограничной службы – зеленый с косым, андреевским крестом. Я конечно сразу вопрос: “Почему запятая после “с косым” не нужна?”
– Ты, Мезенцева перечти учебник! Это не однородные прилагательные, они запятой не разделяются!
– Как же не разделяются? Здесь же уточнение! “Косым”, а потом еще “андреевским”! Иначе получится, что бывают и другие, не косые андреевские кресты!
– А их не бывает?
– Представьте себе, нет!
– Тогда вообще зачем слово “косым”? Оно лишнее.
– Оно не лишнее, потому что не каждый знает, что такое “андреевский крест”.
– Да! Например, такой темный человек, как я!
– Я не сказала, что вы темный человек. Но запятая-то нужна.
– А я считаю, что нет! Если недовольна, иди жалуйся завучу!
К завучу я не пошла (ненормальная, что ли?), но пошла к директору Якову Николаевичу. Он преподавал русский старшеклассникам и руководил литературным кружком, в который я одно время ходила. Яков Николаевич послушал, прочитал, поскреб седую бородку.
– Ладно, Мезенцева, иди пока… Тетрадку оставь…
На следующий день в начале урока Олимпиада молча кинула мне тетрадь на парту. Запятая в ней была “реставрирована” толстым красным фломастером, но четверка на пятерку не исправлена, а рядом с ней алела большущая надпись: “Ненужное многословие, неоправданные “красоты” стиля!”
Ну и ладно! Своего я все же добилась. А Пять Колец с той поры все свои речи начинала словами: “Конечно, я не такой эрудит, как Евгения Мезенцева, но скажу что…”
Правда в этом учебном году она улыбалась мне, как и остальным.
Но не долго…
Класс у нас какой-то пестрый. Недружный. Наверно, потому, что очень разные люди. Скажем, Левка Пень (пень пнём!) и маленький музыкант по прозвищу Ласковый Май (настоящее имя – Март, Мартик) – что общего? Или вечный призер математических олимпиад Вадик Светличный и тип из компании “тёртых” Федька Булыскин – Синий Буль (или просто Синий, или чаще всего просто Буль)?
Среди девчонок тоже особой дружбы никогда не наблюдалось. У меня вообще-то со всеми в классе были нормальные отношения, однако по настоящему дружили мы втроем: Люка Минтаева, Кристина Брусницына и я. Но в прошлом году Кристинка уехала в Самару, остались мы вдвоем.
Мальчишки иногда поддразнивали меня за мой рост, но необидно. Только Синий Буль меня не любил по-настоящему – за то, что я отлупила его в третьем классе. Придумал мне кличку “Лосиха” (как после этого было не подружиться с Лосенком?) Никто эту кличку не поддерживал, но Буль меня никак иначе не называл.
Был он не самый рослый в классе, но крепкий. И с особым “уголовным” взглядом из-под набыченного лба. А губы всегда шевелящиеся, мокрые и розовые, как дождевые черви. Впрочем, некоторым девчонкам Буль нравился. Даже после того, как в прошлом году крепко подзалетел со своими дружками, когда в школе наконец “распотрошили” рэкетирскую компанию.
Оказывается, в эту банду входила куча народа! Самые старшие из одиннадцатого, а младшие – аж из третьего. Они обложили данью чуть не половину ребят и трясли с них немалые деньги. Но наконец дело дало сбой. Рэкетиры “наехали” на новичка-восьмиклассника, а его папа оказался крупный милицейский чин. Уж за своих-то милиция всегда готова заступиться, началась “раскрутка”. Трое самых старших чуть не загремели в колонию, но потом их родители, видать, “распоясали кошельки”. Про Буля девчонки шепотом говорили, что ему “светит спецшкола”, и вздыхали. Олимпиада закатывала глаза и вопрошала: “Достукался, голубчик?”
