Полыновский улей - Власов Александр Ефимович (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
— Вот и мне это как-то не по душе, — согласилась с ним Акулина Степановна. — Мы с тобой единого слова за всю жизнь не написали. А тут книги целые настрочены — буковка за буковкой выведена. Старались, — значит, нужно было!
— Собирают их, а не сжигают! — сказал Карп Федотович. — Я намедни целый воз документов с разных учреждениев в архив пригнал. Подшитые приняли, а что навалом было, — вернули. Сказали: пусть в порядок приведут. И предупредили, чтоб ни одна бумажка не пропала.
— Так сдай ты и сундучок туда, в архив этот.
— Пойми, о чем толкую! — рассердился Карп Федотович. — Не берут навалом! Надо разложить по порядку, номера проставить! Ты, что ли, их выставишь?
— Старый, а горячий! — упрекнула его жена. — Я не выставлю. А позовем Митрия — сына соседского, он и выставит тебе что хочешь!.. Сдадим — и руки освободятся. Добро, может, не велико, а все на совести лежит, заботы требует.
Карп Федотович еще раздумывал над этим предложением, когда в дверь постучали и из темной прихожей вошел в комнату Митька. Он бы пришел и раньше, да понимал, что надо выждать несколько дней после письма с печальным известием.
— Это я! — бодро сказал он и с лукавым видом помахал в воздухе букварем.
Акулина Степановна, конечно, не помнила про Митькину угрозу ликвидировать их неграмотность, а Карп Федотович вообще ничего не подозревал.
— Видим, что ты! — произнес он. — Сам бы не пришел, — пришлось бы звать. Как раз тебя тут вспоминали.
— Раз я сказал, — значит, приду! — ответил Митька, гордый тем, что его ждали. — У меня в отряде даром слов не бросают! Сказано — сделано! Месяца не пройдет, а вы уже читать начнете. Сначала по слогам, а потом будете не хуже чтеца-декламатора шпарить!
Карп Федотович ничего не понял. Акулина Степановна всплеснула руками и ахнула:
— Да ты что это — в самом деле из нас грамотеев задумал сделать?
— А то как же! — загорячился Митька. Он уже догадался, что его ждали не для занятий по букварю. — Сейчас всем неграмотным конец! Ликвидируют их! Ни одного темного человека не останется!
— Ликвидируют — туда и дорога, — сказала Акулина Степановна. — Только ты нас, сынок, не неволь. Да и тебе какой интерес с нами возиться? У тебя дружков целый город — с ними и играй-воюй!
— Как же так, тетя Акуля! — взмолился Митька, увидев, что лихим наскоком и страшным словом «ликвидация» ее не проймешь. — Ведь ты сама сказала: «Приходи, приходи!» Помнишь?
— Я думала, пошутил ты. И сама пошутила... За добро твое спасибо и за заботу тоже. Но лучше ты нам в другом помоги — поставь номерки на бумагах.
Митька даже покраснел от волнения. Он успел нахвастать ребятам, что ликвидирует сразу двоих неграмотных. Отступать было некуда, и он переметнулся на Карпа Федотовича.
— Дядя Карпуша! Послушай хоть ты меня! Сам посуди: письмо пришло — надо бежать к соседям. Ответ писать — опять беги! Номерки поставить — снова проси, кланяйся! Разве это жизнь? Да я вас за месяц... Вы у меня не то что номерки — стихи писать сумеете!.. И потом, слово же я дал!.. Всем растрезвонил, что двоих ликвидирую!.. Ну что вам стоит?
Карп Федотович был большой добряк. Не любил огорчать людей. К тому же он надеялся, что через пару вечеров мальчишка поостынет и все прекратится само собой.
— Ладно, мать! — сказал он. — Пусть Митрий поучит нас маленько, авось умнее станем.
Он притянул к себе Митьку, усадил его за стол рядом с собой, добавил:
— А насчет номерков — уважь нашу просьбу! Когда мы еще сами до этой мудрости дойдем...
Митька отбарабанил на столе победную дробь, профанфарил губами сигнал сбора и, вспомнив входившее в моду словечко, объявил:
— Ликбез считаю открытым!.. А с номерками... Да я вам, хотите, все стены цифрами разрисую — от единицы до триллиона!
Митька окончил первый класс пять лет назад и уже забыл, с чего начинались первые уроки в школе. Когда Акулина Степановна и Карп Федотович придвинули стулья к столу и, как настоящие ученики-первогодки, смущенно уставились Митьке в рот, он растерялся, покраснел и спросил:
— Неужели вы ни одной буквы не знаете?
Карп Федотович понял, что неопытный учитель попал в затруднительное положение, и пришел к нему на помощь.
— Помню я букву «сы», — сказал он. — Она над заводскими воротами стояла. Большая такая, с завитушками, а остальные маленькие — завод Сахарова. Вот «сы» я и запомнил.
Митька ухватился за эту букву. Он написал ее на чистом листке бумаги.
— Такая?
— Вроде «сы», — неуверенно произнес Карп Федотович.
Митька написал еще три буквы: «а», «л», «о» — и пояснил:
— А эти буквы — «а», «лэ», «о». Запомнили? «А», «лэ», «о»! Ну-ка, дядя Карпуша, прочитай, что из четырех букв получилось.
Карп Федотович подвинул лист бумаги к себе.
— Сы-а-лэ-о... Вроде нет такого слова...
— Да сало это, дядя Карпуша! Просто — сало!.. А это? Совсем легко...
Митька написал: «лоб».
— Первая буква — «лэ», вторая — «о», третья — «бэ»... Ну?
— Лэобэ, — произнес Карп Федотович. — Не по-русски что-то... Может, ты спутал — вместо русских французские буквы пишешь? Сахаров и тот французскую грамоту не осилил, а ты нас...
— Что ты все этого Сахарова суешь! — вспылил Митька. — Сахаров, Сахаров... Буржуй он и кровопивец! И вспоминать о нем нечего!
— А что делать, коль вспоминается? Нам он зла не чинил, не грех и вспомнить.
У Митьки даже дух захватило.
— А белые — это, по-твоему, что? А деникинцы? Они же из таких недорезанных буржуев и состояли!
— Не путай! — возразил Карп Федотович. — Сахаров как уехал в семнадцатом в Париж, так и живет там. Не воевал он с нами.
Митька разгорячился еще больше.
— Пусть в Париже! А деньги и оружие мог он посылать белякам? Мог! И посылал! Как пить дать — посылал! — запальчиво выкрикнул он и, забыв о букваре, размахивая руками, обрушил на стариков все свои сведения о гражданской войне и вообще о классовой борьбе.
Митьку возмутило миролюбивое, уважительное отношение стариков к Сахарову. Еще больше разобиделся он, когда Акулина Степановна вставила свое материнское словечко:
— Ты говоришь: «Сахаров — кровопивец, Сахаров — душегуб», а при нем наши сынки живы были!..
— А я не верю этому письму! — выпалил Митька. — Врет Самохин! Не могли красноармейцы так простони за что ни про что — порубать ваших сыновей!
— Верь не верь, а нету их...
Так в тот вечер урок русского языка и не состоялся.
На южной окраине города стояли приземистые кирпичные цеха завода Сахарова. До 1918 года основное оборудование предприятия оставалось на прежних местах. А после того как в городе побывали деникинцы, все станки и машины исчезли. Но заводские строения, подсобные помещения, даже двери и рамы уцелели.
К северной окраине города примыкал шахтерский поселок. Здесь картина была другая. Деникинцы сравняли с землей все наземные постройки. Шахты затопило водой. Иногда из глубины залитых штреков доносились тяжкие вздохи, приглушенные всплески, бульканье — это газ прорывался сквозь толщу воды или рушилась где-нибудь порода.
В зимнюю непогоду, а то и летом темными ночами старые шахты становились ловушками. Собьется с дороги пеший или конный — и, глядишь, пропал человек: набрел в темноте на бывший ствол и сгинул. Были несчастные случаи и с ребятами: заиграются, задурят у опасного и потому привлекательного места, а к вечеру плачет-надрывается безутешная мать, кляня все на свете.
После одного такого случая пионерский форпост школы решил выявить опасные места и обнести провалы изгородью. Часть учителей согласилась помочь ребятам.
Пионеры разбились на партии: одни составляли карту опасного района, отмечали на ней колодцы-ловушки, а другие, вооружившись пилами и топорами, заготовляли колья, жерди и огораживали горловины затопленных шахт.
Больше месяца работали ребята. Увлеклись, но и про неграмотных не забывали. Конечно, бродить по степи, снимать карту местности, заглядывать в таинственную глубь колодцев интереснее, чем следить, как неумелые пальцы выводят кривые буквы алфавита. Но у Митьки от дела не отлынишь. Он и сам не пропускал занятий с Голосовыми и других проверял строго, придирчиво.
