Большие каникулы - Сынтимбряну Мирча (книги без сокращений txt) 📗
Или наконец:
— Знаете, что сегодня случилось? Прямо на площади! Трамвай наехал на лошадей с телегой!
Волнение и беспокойство, которые всех нас охватывали, какое-то время мешали нам заметить нечто очень важное. Все, абсолютно все эти несчастные случаи происходили в одни и те же дни недели и приблизительно в одно и то же время: в среду и в пятницу, от 8 до 8,30. Ровно в половине девятого словно какие-то волшебные часы отмечали конец твоих злоключений и ты появлялся на пороге. Странно, но нам казалось, что эти волшебные часы стучат в нагрудном кармане нашего учителя, потому что в тот момент, когда он закрывал журнал и, взглянув на часы, говорил: «А теперь перейдем к новому уроку» — ты направлялся к парте. И мы ждали, затаив дыхание, какая новая катастрофа с тобой приключилась, и слышали твои слова:
— Часы… старушка… цветочный горшок… трамвай…
Но вот в прошлую пятницу магический пароль — «А теперь перейдем к новому уроку» — был произнесен, а ты… не появлялся. Над застывшим классом черным крылом распростерлось беспокойство. Потом послышался шорох: это перелетало из сердца в сердце мрачное Предчувствие: наверняка случилось что-то гораздо более страшное, чем какие-то там часы… старушка… цветочный горшок… или трамвай. Волнение стиснуло все сердца и становилось с каждой минутой все невыносимей, а минуты так медленно ползли между дробями и формулами, мрачные и черные, как вязкий мазут…
Прошел еще один урок, но ты так и не появился. И еще один. Не пришел ты и на четвертый. Кончился школьный день.
— Что-то случилось. Да, что-то очень страшное. Мы должны помочь своему товарищу!
Ровно в час группа скорой помощи вышла из ворот школы. В руках мы держали карту, на которую нанесли твой обычный маршрут. Все опасные места были отмечены красным карандашом. В голове у нас билась одна-единственная мысль: «На юг! Все время на юг! К твоему дому, по следам твоих опозданий».
Мы сделали шагов двести в направлении, отмеченном на карте пунктиром, озабоченно поглядывая на всех лошадей, старушек и цветочные горшки, и оказались на площади, у трамвайной остановки. Мы с волнением вспоминали, сколько раз ты говорил плачущим голосом:
— Там, на площади… трамвай сошел с рельсов… и столкнулся с телегой!
Мы подошли к контролеру:
— Извините, пожалуйста… скажите, сегодня он тоже… сошел?
— Кто — сошел?
— Трамвай! Сегодня он тоже сошел с рельсов?
— Как это сегодня тоже? Он никогда…
— Вы в этом уверены?
Он посмотрел на нас так пристально, что мы не решились продолжать.
Кто-то все же пролепетал:
— Знаете, наш одноклассник… из-за этого…
— Врет!
Мы открыли карту и на кружочке, возле которого было написано «Несчастный случай — трамвай», — поставили вопросительный знак. Потом сверились с картой и, немного поостыв, все разом воскликнули:
— Все же — вперед! К зданию с цветочными горшками!
Через несколько минут мы находились в указанном месте, обозначенном на карте другим кружком и словами «Несчастный случай — цветочный горшок».
— Скажи, пожалуйста, — обратились мы к игравшему на улице мальчику, — не падал ли сегодня цветочный горшок на голову одному ученику?
Мы указали все его особые приметы. Мальчик пожал плечами:
— Нет, не падал…
— А в среду… а в прошлую пятницу?
— Не слыхал. А его я знаю, он частенько здесь проходит. Иногда мы играем с ним в классы — с полчаса, не больше…
Мы снова поставили вопросительный знак и пошли дальше, к пункту «Несчастный случай — старушка». Сомнение грызло нас, когда мы вступали к ней во двор.
— Вы больны? — спросили мы старушку.
— Да, больна. Едва на ногах держусь.
Мы победоносно взглянули друг на друга. Значит, вот в чем все дело! Честь и слава нашему товарищу, помогающему старому человеку!
— Не правда ли, сегодня к вам заходил наш товарищ?
— Который это?
Мы подробно описали его.
— Нет, этот никогда не приходит. Я несколько раз просила его, но напрасно…
На нашей карте появился еще один вопросительный знак. Многовато, честно говоря…
«Может быть, дело все же в часах» — думали мы не слишком уверенно, входя в двери твоего дома. На стене ровно тикали часы, которые при нашем появлении как раз пробили два раза.
— В таком случае с ним случилось, конечно, что-то гораздо более серьезное, — встревожились мы, ставя последний вопросительный знак.
И тут ты вошел в комнату.
— Что с вами? Что случилось? — спросил ты испуганно.
— А с тобой?
— Трамвай… горшок… старушка…
Часы медленно тикали.
— А может быть, просто — математика?
— Нет! То есть, да… Вам я могу сказать, но это — между нами. Я боялся, что меня спросят…
— И все-таки сегодня наверняка произошло что-то более серьезное: ведь ты не пришел совсем!
— Да, более серьезное… Переменили расписание! Разве вы не знаете? Теперь у нас в пятницу — два урока математики.
Мы замолчали. Потом взглянули на карту. И вдруг перед нами сантиметр за сантиметром предстала, как на ладони, карта твоих опозданий. Мы стерли вопросительные знаки и вместо них написали: Ложь… несерьезность… беспечность… сачкование.
Потом показали ее всем одноклассникам. Некоторые решили, что ее нужно озаглавить: «Маршрут прогульщика», другие заявили, что «Карта бесчестия» будет правильнее. Но мы ограничились заглавием «Карта твоих шагов» и посылаем ее тебе. Если ты внимательно поизучаешь ее с полчаса, этого достаточно. Мы уверены, что на этом твои опоздания закончатся.
ПОРТРЕТ СОСЕДКИ ПО ПАРТЕ
ПОСЛЕ КАНИКУЛ КАЖДАЯ УЧЕНИЦА должна была написать сочинение, тема которого — литературный портрет соседки по парте. С точки зрения ее внешности и характера. Как она выглядит и что она за человек…
Две девочки, сидевшие на одной парте, да к тому же и жившие по соседству — Викторица и Дана — принялись за дело. Вот уже написаны первые фразы… вот сочинения уже кончены… «с точки зрения внешности».
Викторица вытягивает шею и заглядывает в тетрадь своей соседки.
— Прочитай мне, — просит она. — Ужасно хочется узнать, что ты про меня написала.
— Но потом ты тоже мне прочитаешь, ладно?
— Конечно. Давай!
— А ты не рассердишься?
— Зачем мне сердиться?
— Честное слово?
— Честное слово!
Девочка глубоко вздыхает, смахивает с тетрадки несколько воображаемых пылинок и начинает:
— Слушай. «Моя соседка по парте очень от меня отличается».
— Верно, давай дальше, умираю от любопытства, так хочется узнать, как ты меня представляешь…
Соседка не заставляет себя долго упрашивать. И продолжает:
— «Она кругленькая и полненькая…»
— Как?! — хмурится вдруг оскорбленная Викторица и щупает свою талию. — Разве я кругленькая?
— А ты думаешь, нет? Ведь недаром все зовут тебя пышкой.
— Это ты придумала, — сердится Викторица. — Сейчас же сотри слово «кругленькая»!
— А чем же я его заменю? Пышкой?
— Нет! Не надо пышку.
— А как? Кубышкой?
— Нет! Не хочу кубышку. Пиши…
Закрыв глаза, она ищет подходящее слово. Подруга ей помогает:
— …Тетеха? Тумба? Честное слово, все-таки лучше кругленькая…
— Нет, напиши так: «Она похудела на два килограмма триста грамм…»
— Не заметно… Право же, совсем не заметно.
— Нет, заметно, — возражает Викторица. — Если хочешь, я покажу тебе на платье…
— Зачем это? Разве я про платье пишу?
Викторица сдается. Она кисло улыбается:
— М-да! Знаешь, мне очень любопытно, что ты написала дальше…
— Ну давай, я тебе прочитаю. Я написала так, — безмятежно продолжает Дана: —«Она широколицая…»
— Как это широколицая?
— А как? Узколицая, что ли? Посмотрись в зеркало! «Нос у нее картошкой, а уши топорщатся…» Вот и все.
