Выстрел - Рыбаков Анатолий Наумович (читать полную версию книги txt) 📗
Опять фальшь! Граф превращается в дворового мальчика. Что за чушь?!
– Витька безобидный парень, – сказала Люда, – я его знаю тысячу лет. Просто он тщится изображать из себя грозу Арбата, вожака и атамана. И у нас очень хороший двор, мы в нем выросли, и никакого особенного порядка наводить нет нужды.
Валентин Валентинович с удивлением посмотрел на нее; ее вызывающий тон был для него неожидан, что то он упустил, что то ускользнуло от него, где то дал промашку? А может быть, все это относится не к нему, а к матери, к отцу… Нет, она прямо и неприязненно смотрит на него…
Валентин Валентинович даже на мгновение растерялся, не зная, что сказать. Выручило появление Андрея в запачканной мелом рубашке.
– Я тебе велела быть дома! – строго проговорила Ольга Дмитриевна.
– Я дома, – ответил Андрей простодушно.
– Каждый раз тебя приходится звать – так нельзя, Андрюша. Ты очень грязный. Умойся, поужинай – ужин на кухне, – сделай уроки и ложись спать. Дверь на цепочку не бери, чтобы не было, как в прошлый раз…
– Я догадываюсь, что было в прошлый раз, – улыбнулся Валентин Валентинович – он уже овладел собой. – Богатыри именно так и должны спать.
Ольга Дмитриевна подняла с пола портфель мужа, поставила на письменный стол.
– Пора, наверно? Трамвай довезет нас только до Охотного.
– У нас еще достаточно времени, – ответил Навроцкий.
Его неторопливость объяснилась, когда они вышли на улицу.
У тротуара стоял открытый легковой автомобиль. За рулем сидел шофер в кожаной куртке и кожаных крагах.
Валентин Валентинович открыл дверку:
– Прошу!
– Зачем это? – поморщился Николай Львович.
– Не хотелось, чтобы наших дам толкали в трамвае.
19
Дети еще спали. Николай Львович и Ольга Дмитриевна пили утренний кофе. Ольга Дмитриевна в халате, Николай Львович в домашней куртке.
Вчерашний спектакль ему понравился, давал повод для размышлений. И перед ним в свое время стояли те же вопросы: сотрудничество с новой властью, признание новых хозяев страны. Были годы разрухи, казалось, все пошло прахом. Но восстановлено хозяйство, заводы и фабрики работают, как работали раньше, отчуждение между властью и технической интеллигенцией сглаживается. И надо работать. Для блага России.
Ольга Дмитриевна чувствовала его настроение, улыбалась и молчала…
Бог послал ему хорошую красивую жену, верную спутницу жизни. Она училась пению, ее даже приглашали в оперетту (опять оперетта, везет ему на оперетты), но сама не пожелала для себя такой судьбы. Они дважды ездили за границу, в Париж и Лондон, но и эти поездки она никогда почти не вспоминала, наделенная редкостным даром радоваться тому, что у нее есть, любить то, чем обладает, и не говорить о том, чего нет; даже тогда, когда было трудно, она выкручивалась, как могла, что то продавала, тянула семью и сумела сохранить веселый характер, как будто прожила легкие, беспечные годы, не знала голода и лишений, страха детских болезней и всего, что она знала и пережила.
– Налить еще кофе? – спросила она шепотом, чтобы не разбудить Андрюшу, спавшего на диване.
– Налей. Вкусный кофе сегодня.
Она кивнула кудрявой головой. И эту черту она сохранила – любила, когда ее хвалили. Но ей не терпелось обсудить вчерашний поход…
– Ну, как он тебе?
– Обходительный чересчур, – ответил Николай Львович.
– Но без лакейства…
– И еще: чересчур собран, чересчур начеку… Мне кажется, что Люда не слишком им очарована.
– Да, мне это тоже показалось… Мне кажется, он просто ей неинтересен, так же, как тебе и мне. Но он ей почему то нужен… Хочет иметь при себе постоянного поклонника? Это льстит ее детскому самолюбию? Непонятно. Желание кружить голову? На нее это не похоже. Она и не кокетничает вовсе. С мальчишками из ее класса, если ты помнишь, она кокетничала гораздо смелее. Выйти замуж за него? Нет, она не собирается выходить за него замуж. Перед тем, как он пришел к нам, я спросила ее: зачем он тебе? Она напустила таинственности, сказала: значит, нужен. Но вид был чересчур таинственный, и ничего за этим, я думаю, нет.
– Тогда остается понять, зачем это нужно ему?
– Ну вот, это типично мужская постановка вопроса. Посмотри на Люду, я думаю, что этот Валентин Валентинович не последнее разбитое сердце.
– Что то не похоже на разбитое сердце.
– Похоже, похоже, – сказала Ольга Дмитриевна безапелляционно. – Возможно, поэтому он и был так ненатурален – от смущения… А в общем я думаю, все скоро пройдет.
– И чем быстрее, тем лучше, – добавил Николай Львович, – ей в этом году поступать в вуз. И не надо забывать, какой конкурс – ей придется все лето готовиться; тут, я думаю, не до молодых людей.
– Конечно, как только кончится школа, уедем на дачу, и пусть сидит и занимается до самых экзаменов… Кстати, надо бы нам с тобой съездить на дачу, помочь маме. Дачей пользуемся, а все на маме – и дом и сад.
У тещи была дача на Клязьме по Ярославской дороге; теща жила там круглый год, они выезжали летом.
– Не знаю, сумею ли я выбраться. Поезжай с Людой. Весеннее солнце, загар вам будет к лицу.
– Мне хотелось с тобой, тебе тоже загар идет, – пошутила Ольга Дмитриевна.
Николай Львович пересел к письменному столу, закурил, решил посмотреть документы, отданные ему вчера Красавцевым, поискал глазами портфель. Портфеля на столе не было. Наклонился, посмотрел, нет ли портфеля возле стола, – там его тоже не оказалось.
Ольга Дмитриевна кончила пить кофе, ушла в спальню, присела к трельяжу, начала причесываться.
– Оля, ты не видела моего портфеля?
– Портфеля? Сегодня не видела.
Николай Львович вышел в переднюю, зажег свет, посмотрел под вешалкой – портфеля не было.
Он вернулся в столовую, еще раз посмотрел вокруг письменного стола, осмотрел диван, за диваном. Портфеля не было.
Он прошел в спальню, посмотрел и там.
– Что ты ищешь? – по прежнему шепотом спросила Ольга Дмитриевна.
– Все тот же портфель. Куда я мог его засунуть?
– Может быть, ты оставил его на работе?
– Ты сама вчера, перед театром, переставила его на стол.
– Да, верно, вспоминаю. Тогда он на столе.
– Его нет на столе.
– Почему ты так обеспокоен? Там что нибудь важное?
– Служебные бумаги.
– Но он никуда не мог деваться. Давай искать вместе.
– Я все обыскал.
– Хорошо, ты садись, я сама буду искать. Я найду, что мне за это будет? Оставайся здесь.
Ольга Дмитриевна вышла из спальни, скоро вернулась.
– Нигде нет. Я разбужу Андрея?
– Разбуди, – попросил Николай Львович.
– Господи, значит, это так важно! – воскликнула она и подошла к дивану, тихонько позвала сына: – Андрюша, проснись! Проснись, малыш! Проснись и вспомни, что было. Ты выходил во двор?
Андрей поднялся, протирая глаза кулаками.
– Андрюша, когда мы уехали в театр, ты выходил во двор?
Андрей протирал глаза.
– Ты выходил во двор?
– Какой двор? – недовольным, заспанным голосом переспросил Андрей.
– Ну, проснись, мальчик, вспомни, ты выходил во двор?
– Никуда я не выходил.
– Это правда?
– Правда.
– Да, я знаю, ты всегда говоришь правду, – сказала Ольга Дмитриевна.
– А к тебе кто нибудь приходил? – спросил Николай Львович.
– Нет.
– Товарищ какой нибудь?
– Нет.
Николай Львович показал на стол.
– Вот здесь стоял мой портфель. Где он?
– Кто?
– Портфель.
– А я откуда знаю?
– Андрюша, понимаешь, это очень важно для папы, – сказала Ольга Дмитриевна.
У мальчика сделалось встревоженное лицо, ему передалась тревога родителей.
– Я его даже не видел, портфеля.
– Но не мог же он улететь в форточку! – воскликнула Ольга Дмитриевна.
Николай Львович открыл окно и свесился через подоконник. Пожарная лестница проходила между окнами спальни и столовой, однако перелезть с нее было невозможно – прут, крепящий лестницу, проходил много выше окна.
