Приключения Эмиля из Лённеберги. Художник Н. Кучеренко - Линдгрен Астрид (читать книги полные .txt) 📗
«Второго такого мальчишки не сыщешь во всём Смоланде, – думал папа Эмиля. – На этот раз не буду его запирать в сарай!» Папа Эмиля был в таком весёлом настроении ещё и потому, что перед самым отъездом из Виммербю повстречал приятеля, который угостил его кружкой – а может, и двумя – пива. Вообще-то он ненавидел выпивку, не такой он был человек, папа Эмиля, чтоб выпивать, но когда тебя угощают от души – дело другое. Как тут откажешься?
Папа Эмиля бодро пощёлкивал кнутом и тоже распевал:
– Я еду, еду, еду в Катхульт… Я еду, я еду…
– Вот это да! К счастью, ярмарка бывает не каждый день, – сказала мама. – Как приятно возвращаться домой!
У неё на коленях спала сестрёнка Ида. Даже во сне она не выпускала из рук фарфоровую корзиночку с фарфоровыми розочками, на которой было написано: «В память о Виммербю».
Если ты думаешь, что Эмиль, получив лошадь, перестал проказничать, то ошибаешься. Два дня он только и делал что скакал с утра до ночи на Лукасе, но на третий, то есть 3 ноября, он уже взялся за старое. То, что он в тот день натворил… ха-ха-ха, не могу удержаться от смеха, когда вспоминаю про это! Как раз в этот-то день Эмиль… но нет, стоп. Стоп! Ведь я обещала маме Эмиля никогда не рассказывать, что он выкинул 3 ноября, потому что именно после этого случая жители Лённеберги собрали, как ты помнишь, деньги, чтобы отправить его в Америку. Мама Эмиля и вспоминать этот день не хочет, она даже не записала его в синюю тетрадь, так зачем же мне о нём рассказывать? Зато ты можешь узнать, что Эмиль натворил в декабре, незадолго до Нового года.
Понедельник, 26 декабря,
когда Эмиль сделал большие потравы в Катхульте, а Командирша попала в волчью яму
Декабрь наступает, увы, лишь после пасмурной и дождливой осени. Осень нигде не бывает весёлой. И в Катхульте тоже. Дождь лил как из ведра, но всё равно Альфред каждый день выводил из хлева быков и перепахивал каменистое поле. А за ним по борозде бежал рысцой Эмиль. Он помогал Альфреду покрикивать на быков, которые были очень медлительны и упрямы и не имели ни малейшей охоты тянуть плуг. К счастью, темнело рано, и тогда Альфред распрягал быков, и они – Альфред, Эмиль и быки – все вместе отправлялись домой. Альфред и Эмиль вваливались на кухню в сапогах, облепленных грязью, и Лина ругала их на чём свет стоит, потому что они пачкали только что вымытый пол.
– Да она просто бешеная! – сказал Альфред. – Тот, кто на ней женится, не будет знать ни минуты покоя.
– И этим несчастным будешь, пожалуй, ты, – заметил Эмиль.
Альфред ответил не сразу – он думал.
– Нет, пожалуй, не я, – сказал он в конце концов. – Страх берёт. Но сказать ей это просто духу не хватает.
– Хочешь, я скажу? – спросил Эмиль, он ведь отличался смелостью и мужеством. Но Альфред отказался от его помощи.
– Это надо сказать очень осторожно, – объяснил он, – чтобы она не обиделась.
Альфред долго думал, как бы ему деликатно сказать Лине, что он не хочет на ней жениться, но так и не придумал.
Хутор рано погружался теперь в глубокую темень. Чуть ли не с трёх часов дня приходилось зажигать на кухне керосиновую лампу, и каждый занимался тут своим делом. Мама Эмиля сидела за прялкой – она пряла тонкую белую шерсть на носки Эмилю и Иде. Лина чесала шерсть, и Крёсе-Майя, когда бывала у них на хуторе, тоже. Папа Эмиля чинил башмаки, чтобы не платить денег сапожнику. Альфред был занят не менее важной работой: он штопал носки. Давно пора было за это взяться, потому что пятки у него сверкали, а большие пальцы торчали наружу, и вот теперь он терпеливо штопал огромные дыры. Лина хотела было ему помочь, но Альфред отказался.
– Вот видишь, я был твёрд, – объяснил он Эмилю. – А то потом, как осторожно ни говори, ничего не выйдет.
Эмиль и Ида сидели под столом и играли с кошкой. Эмиль уверял Иду, что кошка – это вовсе не кошка, а волк, но Ида не верила, и тогда он завыл по-волчьи. Да так похоже, что все на кухне подпрыгнули. Мама захотела узнать, что это за вой такой, и Эмиль объяснил:
– У нас тут под столом волк.
Недавно Крёсе-Майя заговорила вдруг о волках; Эмиль с Идой всё бросили и примостились возле неё, хотя заранее дрожали от ужаса: Крёсе-Майя рассказывала только страшные истории. Если речь не шла об убийствах, ворах, привидениях и домовых, то уж непременно о казнях и пожарах, о каких-то чудовищных бедствиях, смертельных болезнях или хищных зверях. Вот, к примеру, о волках.
– Когда я была маленькой, – начала Крёсе-Майя, – здесь, в Смоланде, было много волков.
– Но потом пришёл король Карл XII и всех перестрелял, – сказала Лина.
Тут Крёсе-Майя рассердилась, потому что хотя она и была стара, но всё же не настолько!
– Болтаешь, будто что знаешь, – обиженно сказала Крёсе-Майя и замолчала.
Но Эмиль стал её упрашивать, и в конце концов она согласилась продолжать. Она вспомнила много страшных историй про волков, рассказала, что в её детстве рыли волчьи ямы, чтобы волки в них проваливались.
– Так что Карлу XII незачем было сюда приезжать, – снова вмешалась Лина.
И, хоть она тут же умолкла, всё равно Крёсе-Майя опять обиделась, и это неудивительно. Ведь король Карл XII жил, как ты знаешь, больше двухсот лет назад. Как же Крёсе-Майе было не обидеться на Лину?
Эмиль снова принялся её уговаривать, и тогда она рассказала про матёрых волков – самых страшных. Эти волки выходили только в полнолуние. И, как уверяла Крёсе-Майя, умели говорить, потому что это были не простые волки, а оборотни – не то волки, не то люди.
– Если встретишь такого волка в лунную ночь, всё, тебе крышка, страшнее его нет зверя на свете. В те годы остерегались выходить из дому в лунные ночи, – говорила Крёсе-Майя, поглядывая на Лину.
– Хотя Карл XII… – не унималась Лина.
Тут Крёсе-Майя отшвырнула гребень, которым чесала шерсть, и сказала, что ей пора домой, стара она по гостям рассиживаться.
Вечером, когда Эмиль и Ида уже лежали каждый в своей постели, разговор опять зашёл о волках.
– Как хорошо, что теперь уже нет волков, – сказала Ида.
– «Нет волков»! – передразнил её Эмиль. – Откуда ты это знаешь? Никто ведь не копает ям, чтобы их ловить.
Он долго лежал без сна и думал об этом, и чем дольше думал, тем быстрее росла в нём уверенность, что стоит только вырыть во дворе яму, как в неё сразу же угодит волк. И он тут же решил, что завтра утром начнёт рыть волчью яму между кладовой и сараем. Летом там были заросли крапивы, а сейчас крапива увяла, почернела, пригнулась к мокрой земле.
Но рыть волчью яму – дело долгое, потому что она должна быть глубокой. А то волк тут же из неё выберется. Альфред помогал Эмилю. Когда у него выпадала свободная минутка, он сразу же брался за лопату, и всё-таки яма была готова только под Рождество.
– Не страшно, что мы так затянули с ямой, – сказал Альфред, – волки всё равно не выходят из леса до лютой зимы, их выгоняет мороз и голод.
Сестрёнка Ида дрожала, думая об изголодавшихся волках, которые в холодную, зимнюю ночь выйдут, крадучись, из лесу и начнут выть под окнами. Но Эмиль не дрожал. Он глядел на Альфреда горящими глазами и радовался, что все эти волки попадут в их яму.
– Надо только прикрыть яму ветками и хворостом, чтобы волки её не заметили, – сказал он, ликуя, и Альфред с ним согласился.
