О смелых и отважных. Повести - Млодик Аркадий Маркович (читаем книги TXT) 📗

— Не ругайся! Я чичас!

И она снова сбежала с насыпи вниз — к телеге.

Юрий покровительственно похлопал Глебку по плечу и философски заметил:

— Человек не должен превращаться в животное! Разум сильнее мускулов!

Глебке было не до философских обобщений. Он и не взглянул на Юрия. Счастливыми благодарными глазами следил Глебка за тем, как Глаша распрягает коня.

— Веревки готовь! — крикнула девочка. — Потолще!

Минут через двадцать лошадь стояла впереди вагонов, а скрученные в жгут веревки протянулись от хомута к буферам. Глебка суетился и хлопотал больше всех, но без Глаши ни он, ни Юрий не сумели бы запрячь коня.

Настал самый ответственный момент. Командование перешло к Глаше. Мальчишки встали по бокам теплушки, уперлись в стены.

— Готовы? — спросила Глаша.

— Ага! — ответил Глебка.

— Но-о! Милай! — крикнула Глаша и хлестнула лошадь хворостиной.

Веревки натянулись. Тугими узлами проступили мускулы на груди коня. Упруго изогнув шею, он сделал короткий шажок вперед. Глебка и Юрий напряглись до хруста в суставах. Пискнула букса, и мальчишки почувствовали, как шпалы, в которые они упирались, стали уплывать из-под ног.

— Ур-ра! — хрипло крикнул Глебка.

Вагоны тронулись.

— Объявляю вам благодарность! — в полном восторге кричал Глебка. — Зачисляю вас в отряд!

Большей награды он придумать не мог…

ПОГОНЯ

Знал батька Хмель силу ленинской подписи и хотел, кроме хлеба, заполучить и документ. Но теплушки умчались под уклон, а мандата ни у кого из убитых не нашли.

Верзила вспомнил, что в отряде был мальчишка.

— Мандат у щенка! — сказал он Хмелю. — А он не иначе в вагонах уехал, сукин сын!

— Тем лучше! — ответил батька Хмель. — И хлеб возьмем, и мандат мой будет.

Бандиты вернулись к лошадям, оставленным на проселочной дороге. Батька Хмель предполагал, что теплушки с неисправной буксой далеко не уйдут: они или остановятся, или свалятся под откос. Но проверить это было трудно. По полотну железной дороги верхом не поскачешь — ноги кони поломают, а проселочная дорога шла лесом в версте от насыпи. Бандиты решили доскакать до станции Загрудино и узнать, не докатились ли до нее теплушки.

И снова конная лавина обрушилась на станцию. Хмель приказал не задерживаться. Бандиты схватили первого попавшегося под руку человека, и тот рассказал, что теплушки промчались мимо станции.

— Дьявол им помогает, что ли! — выругался Хмель.

Банда вернулась на проселочную дорогу. Батька Хмель знал тут каждую тропу и направил коня к переезду, до которого было верст девять.

Пока бандиты скакали по единственной лесной дороге, станционные связисты нашли сваленные телеграфные столбы и установили временные шесты. На Узловой заработал молчавший всю ночь телеграфный аппарат. В первую очередь из Загрудино передали депешу о налете бандитов и об убийстве паровозной бригады. Телеграфист отстукал тревожную весть о перестрелке, которую слышал на станции, о каких-то вагонах, пронесшихся ночью мимо. Депеша заканчивалась предупреждением, что банда батьки Хмеля на рысях двинулась в сторону Узловой.

На станции Узловая старшим начальником был матрос Дубок. В его распоряжении находился взвод красноармейцев с двумя станковыми пулеметами и сотней гранат. Взвод считался главным резервом штаба продовольственных отрядов.

К Узловой подходило несколько железнодорожных исток и узкоколеек, по которым стекался на станцию реквизированный у кулаков хлеб. Дубок сам занимался формированием составов и отправкой хлебных эшелонов.

В то утро он стоял на путях с флажком и, путая непривычные железнодорожные команды с морскими, кричал то сцепщику, то машинисту маневрового паровоза:

— Задний ход!

Состав пятился к ожидавшим своей очереди вагонам.

— Держи конец!… Крепи!

Сцепщик прицеплял вагоны.

— Полный вперед!…

— Товарищ Дубо-ок! — донеслось от вокзала, и на путях показался телеграфист с ленточкой депеши.

Он подбежал растерянный и запыхавшийся.

— Загрудино сообщило!… Бандиты!… Хмель!

Дубок посмотрел на него и сказал с ледяным спокойствием:

— Отдышись, — тогда доложишь.

— Ведь на конях!… Время!…

— Дубок два раза одно и то ж не повторяет! — резко произнес матрос.

Телеграфист сумел взять себя в руки и членораздельно доложил:

— Депеша из Загрудино, товарищ Дубок! Банда батьки Хмеля на конях подалась в нашу сторону! Ночью была перестрелка…

— С прохоровским продотрядом?

— Неизвестно, товарищ Дубок!… И три вагона проследовали через Загрудино на Узловую! Шли своим ходом — под уклон…

Дубок одним прыжком очутился на подножке маневрового паровоза.

— Гони к вокзалу!

Машинист повел состав к платформе. Матрос спрыгнул у вокзала, и его раскатистый бас набатом прозвучал на станции:

— Взво-од!… К бою!

Через несколько минут на Узловой почти никого не осталось. Взвод красноармейцев и оказавшиеся в тот день на станции бойцы разных продотрядов вышли навстречу бандитам.

Дубок повел отряд в лес к реке, через которую был перекинут мостик. Здесь матрос и решил дать бой, зная, что других подходов к станции нет.

А батька Хмель во главе банды подскакал к переезду. Не надо было спешиваться, чтобы убедиться в том, что теплушки промчались дальше: колеса смели снег с рельсов. Заметили бандиты и следы проехавшей по переезду телеги.

— Вперед! — крикнул Хмель и пришпорил коня.

На этом участке проселочная дорога шла рядом с железнодорожным полотном. Видно было далеко. Справа — лес, слева — равнина, покрытая искристым снегом. И ничто не чернело ни на рельсах, ни на снегу под откосом.

Хмель рукой подозвал верзилу и, когда их кони поравнялись, спросил:

— Уклон до самой Узловой?

— Кто ж его знает! — ответил верзила. — А ты что, батька, по Узловой вдарить задумал?… Там ихний штаб! Не нарваться бы!

Хмель огрел лошадь плеткой и вырвался вперед. Распаленный погоней, он был готов на всё. Узловая его не пугала. Свои люди давно донесли ему, что там один взвод красноармейцев. В банде у Хмеля было вдвое больше. Имелось и еще одно преимущество — неожиданность. Те же люди говорили, что ночью взвод находится в полной боевой готовности, а днем отдыхает.

— Вперед! — снова крикнул Хмель.

Бандитская конница прибавила ходу.

Покинутая телега Глаши заставила банду остановиться. Сам батька Хмель решил поразмять ноги и спрыгнул с коня. Следы на снегу рассказали о многом. Бандиты поняли, что теплушки до этого места докатились сами, а дальше их потащила лошадь. Но больше всего Хмеля удивило, что, судя по следам, и в вагонах, и на телеге не было ни одного взрослого человека. Всю эту хитроумную проделку осуществили ребятишки.

Батька Хмель любил иногда делать театральные жесты.

— Дарую жизнь стервецам! — воскликнул он. — Взять живьем! Я из них боевых атаманов выращу!

— Их еще догнать надо, — робко заметил верзила.

Хмель лишь усмехнулся и крикнул:

— По ко-оням!

Бандиты не сомневались, что лошадь уже дотащила теплушки до станции. Поэтому было решено не задерживаясь скакать на Узловую. Впереди, слева от железной дороги, поле кончалось. Начинался заболоченный лес. Проселочная дорога круто отходила в сторону от полотна и вела к станции через речку по сухим лесным буграм.

Никто из ребят не догадывался, как близко от них прошла беда. В тот момент, когда банда круто повернула влево от насыпи, теплушки были в какой-нибудь версте от поворота. Они стояли, зажатые с двух сторон лесом. Взмыленная лошадь тяжело поводила темными от пота боками. Отдыхали и ребята. Они сидели в вагоне вокруг буржуйки и ели только что сваренную картошку. Обжигаясь и перекатывая во рту горячий кусок, Глебка восторженно говорил Юрию:

— Это мы только… фу-фу… сегодня на твоей еде шикуем! А завтра… фу-фу… поставлю тебя на довольствие по всем правилам! Мы с тобой — питерцы… фуфу… и жить будем на питерском пайке!