Тачанка с юга - Варшавер Александр (книги бесплатно TXT) 📗
— Василь, сегодня же переодеть во все новое! Достать, сшить — хоть лопни! К вечеру чтоб казак был, а не пугало.
— Постараюсь, Александр Семенович, — пообещал толстяк.
— Тут и стараться нечего. Достать, и все! — последовал генеральский приказ, и, оборотясь к Бороде, который чуть пригубил свой стакан, Аркадьев по-отечески осведомился: — Вы что же не пьете, есаул?
— Покорно благодарю: не привык к самогону. У нас больше вино.
— Да, да, знаю, бывал на Дону, пивал там цимлянское. Ничуть не хуже шампанского!
— Осмелюсь спросить, где вы на Дону бывали?
— Недалеко от Ростова, на хуторе Грачевском.
— У Петра Капитоновича или у Павла Петровича?
— А вы их знаете, есаул? — удивленно воскликнул Аркадьев.
— Как же не знать, когда наш хутор от них через балку! Петр Капитонович помер, а Павел Петрович уже полковник. Полком командует у генерала Слащева. Крепко он меня обогнал, а ведь вместе поступали в Новочеркасский кадетский корпус…
— Ничего, голубчик, у вас все впереди! — обнадежил Аркадьев. — Так, говорите, умер Петр Капитонович? Царство ему небесное. Мы ведь с ним в академии сошлись, душа в душу жили. Гостил я на его хуторе до войны. Павлуша тогда еще кадетом был. Отличная семья! А вы, стало быть, Павлушин дружок?
— Да, большие друзья. — И Борода стал вспоминать веселые кадетские проделки, на которые Павлуша был большой выдумщик. Много позднее я узнал, как однажды отец
Бороды чинил в имении Грачевых молотилку и Петр Капитонович обсчитал их, а «дружок Павлуша» натравил на Кирилла борзых.
Посидев еще немного с гостями, Аркадьев и Борода ушли в соседнюю комнату, а меня Бабаш повел «обмундировывать». По дороге, уверенный в моей глухоте, он тихонько чертыхался и приговаривал: «Чтоб ты сдох вместе со своим отцом!»
Идти было недалеко, в глубь двора, мимо пирующей компании. Седоусые дядьки и румяные хлопцы сидели кружком на разостланном по траве брезенте. Перед ними на вышитых полотенцах лежала разная снедь и стояло ведро, из которого «повстанцы», как называл Аркадьев свою банду, жестяным ковшиком черпали самогонку. Выглядели «повстанцы» скорее мирными селянами, которых я ежедневно встречал возле нашей мастерской и в городе, чем бандитами. На всех была «селянская» одежда — смесь гражданского платья и военного обмундирования: кто в обтрепанной гимнастерке, кто в зеленом френче; на многих были куртки и галифе из солдатского шинельного сукна.
— Хлопци! — подойдя к пирующим, сказал Бабаш. — Александра Семеновича сам Врангель генералом назначил! Прислал приказ. Ура, хлопци!
«Повстанцы» нестройно, но оглушительно прокричали «ура» и загорланили песню.
Бабаш привел меня к низенькому строению вроде погреба, зажег фонарь, и мы спустились на несколько ступенек вниз. Бабаш поднял крышку огромного ящика, доверху набитого различной одеждой, и предложил: «Ищи сам! Чтоб тебе…» Среди множества меховых шуб, костюмов, мужских и женских пальто я нашел черные брюки с красными лампасами (такие брюки носили воспитанники военных учебных заведений — кадеты) и серую гимназическую куртку с серебряными пуговицами. Из кучи обуви, сваленной в углу, Бабаш подобрал мне щегольские сапоги. Они были по ноге, но с высокими каблуками. «Бери, бери! — настаивал Бабаш. — Ничего, что они женские. Были бы впору, а что каблук высок, так тебе лучше: будешь повыше!»
Переодевшись, в «обновках», я предстал перед Аркадьевым и поблагодарил за подарки.
— Василь, — окликнул он Бабаша, — Саше нужно еще шапку подобрать. Отдай ему какую-нибудь из моих!
В соседней комнате Бабаш вынул из мешка и, злобно глядя на меня, швырнул на стол несколько меховых шапок. Я выбрал себе кубанку из золотистого каракуля с малиновым верхом. Была она чуть велика, но Бабаш прошипел:
— Бери, та кажы спасыбо! Ушьешь пидкладку, буде у самый раз!
Кирилл Митрофанович похвалил мои обновы и, обращаясь к Аркадьеву, попросил:
— Разрешите, ваше превосходительство, нам с Сашей на пруду выкупаться.
— Идите, идите, голубчик, — разрешил «превосходительство». — Василь, скажи бабам, чтоб дали хорошего мыла и полотенец.
Мать Бабаша принесла нам большие вышитые полотенца и два куска мыла. Понюхав мыло, она зажмурилась и проворковала:
— Ох, и душистое — еще царской выработки. Мойтесь, мойтесь, хлопцы, на доброе здоровье!
По дороге Борода заговорщицки шепнул мне:
— Кусок мыла сбережем, подарим Яну.
Хотя на берегу пруда никого не было, Борода все-таки обследовал дальние кусты шагов за сто от места, где мы расположились. Но даже здесь мы разговаривали одними губами. Лишь изредка Борода криком спрашивал о моем самочувствии и тотчас же переходил на шепот.
— Знаешь, как я испугался, когда он у тебя спросил адрес? — сказал Борода. — Как я мог так промахнуться? Век себе не прощу! Здорово ты ответил, правильно! Богачей и на Невском находили без номера дома…
— А вы говорили с Аркадьевым о предстоящей дороге? — поинтересовался я.
— А как же. Только ты ушел с Бабашем, так и поговорили. Аркадьев, конечно, согласился, клюнул на приманку! — Борода оживился: — Знаешь, что было в тех конвертах? В одном приказ Врангеля о производстве Аркадьева в генералы, а другой придумал Ян Вольдемарович. Положили мы в него генеральские погоны и деньги. Царские, врангелевские и немного долларов. Вот, палка-махалка, какой ему чекисты подарочек преподнесли от имени Врангеля «на обзаведение генеральской амуницией». Они с Врангелем дружки, вместе юнкерское кончили, а «жемчужная брошка» — это какое-то их личное дело, о котором никто не знает. Вот и дал Врангель есаулу Гурдину такой пароль.
— Здорово! — воскликнул я.
— Тише, ты! — одернул меня Борода. — Дальше слушай. Я, палка-махалка, тоже крепко попотел, когда Аркадьев стал расспрашивать меня про Врангеля: «Какой он сейчас, постарел, пьет ли по-прежнему или бросил?» Еле отвязался: «Я, — говорю, — человек маленький: вызвали, приказали, ответил «есть» и — через левое плечо шагом марш». Сказал я ему еще, что Врангель обещал мне: «Привезешь Аркадьева в Мариуполь, а Сарафа в Крым, быть тебе войсковым старшиной». Это, Саша, большой чин — подполковник. А наш «генерал» и говорит: «Войсковой старшина — это еще когда будет, а пока примите за приятную весть вот это». — Борода протянул руку за френчем и достал из кармана часы на светлой цепочке, нажал кнопочку, часы мелодично прозвонили. — Мозеровские, а цепочка платиновая, дорогая вещь! — сказал Борода и спрятал часы. — Письмо от Врангеля Аркадьев получил недели две назад, ждал нас и на все дороги высылал встречать.
— Какое письмо? — спросил я.
— Я же тебе рассказывал, что у тех офицеров было еще и письмо, в котором Аркадьеву предлагалось прибыть в Мариуполь и сообщалось, что обеспечение его проезда поручается есаулу Гурдину, — Борода приосанился и, улыбаясь, указал на себя, — и капитану Георгиеву, царство ему небесное. Ян Вольдемарович прочел это письмо, подумал и велел отправить его почтой. Адреса, по которым Аркадьеву шли письма с юга, и большинство его тайных квартир в городе нам были хорошо известны.
— Почему же до сих пор… — начал было я, но Борода меня перебил:
— Почему не взяли? — Я кивнул головой. — Потому что он не дурак. На явки не ходит и своего постоянного жительства не имеет. Что ж, «если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Мы с тобой, палка-махалка, и будем тем Магометом. Да ты не перебивай. Вот «его превосходительство» и говорит: «Жду я вас давно, да не знал, как добираетесь». Поездку на тачанке и маршрут одобрил. «Славно, — говорит, — придумано: заготовители трав — и тачанка». А я ему: «Если устанете, то доедем до Екатеринослава, а там дальше поездом. Есть у меня и разрешение на поезд и документ для вас». — «Хорошо, — соглашается, — а вот как быть с Бабашем? Хочу взять его с собой: привык, да и человек нужный, верный». — «Что ж, — отвечаю, — Бабаш, так Бабаш. И для него найдется документ. Только теперь он будет не Бабаш, а Колесников Виктор Данилович». — «А кто буду я?» — «Вы будете старшим инспектором аптечного дела наркомата здравоохранения, а фамилия ваша Орлов Олег Осипович». — «И это неплохо! Три О. Трио — это получше, чем соло». И пошел про музыкантов рассказывать, какого и где слыхал.
